Екатерина Люмьер - Хрупкость

И, не дожидаясь ответа, он взял с тумбочки блокнот и карандаш и принялся быстрыми штрихами зарисовывать все, что видел. Он работал быстро и умело, сосредоточенно сдвинув брови.

– Как же ты красив, – прошептал Венсан, когда работа была сделана.

– В лежачем состоянии и в мои-то годы? – Лицо Виктора взрезала ухмылка.

Венсан нежно поцеловал его и улыбнулся.

– Ты также прекрасен, как и в тот день, когда я впервые тебя встретил.

– Я был на двадцать лет моложе. – Люмьер взял лицо Венсана в ладони.

– И я. Но разве это имеет значение?

Виктор одной рукой расстегнул несколько пуговиц своей рубашки, а второй взял за ладонь Венсана и опустил ее себе на грудь, а потом притянул его к себе для глубокого поцелуя. Оставалось надеяться, что благоразумия хватит, чтобы лишний раз не перенапрягаться. Венсан целовал его осторожно, вкладывая в каждый поцелуй все тепло, которое жило в его душе. Он не переходил границ дозволенного и даже не позволял Виктору сесть, но делал это с такой мягкостью, что ему было просто невозможно сопротивляться. Виктор все равно расстегнул рубашку Венсана, чтобы иметь возможность гладить его тело ладонями, прикасаться к нему пальцами и прижимать к себе ближе. Несмотря на нежность и неторопливость поцелуев, плоть Люмьера стала тверже, и он попросил, оторвавшись от губ де ла Круа:

– Прикоснись ко мне.

– Виктор, тебе нельзя волноваться, – с неожиданной серьезностью проговорил Венсан.

Прозрачные глаза смотрели с неким ожиданием и интересом.

– Что, даже не прикоснешься?

– Если пообещаешь мне не перенапрягаться, – сказал Венсан чуть менее строго.

– Я лежу под тобой. Можешь все контролировать.

Его ладонь скользнула под рубашку и дотронулась до разгоряченной плоти. Его прикосновения были почти невесомыми, но все же Виктор издал слабый стон. Вдруг Венсана захлестнул страх. Он отстранился и попятился назад, чуть не упав с кровати. Люмьер тихо засмеялся и даже схватил де ла Круа, чтобы тот не свалился.

– Венс!

Венсан перевел на него испуганный взгляд.

– Я причинил тебе вред, – прошептал он, чувствуя, что готов расплакаться в любую минуту.

– Ровно до того момента, пока ты не отпрянул, мне было очень даже приятно.

Венсан вновь лег рядом с ним и прислонился к его груди. Слезы все же выступили на глазах, но он старался сдерживаться из-за всех сил. Виктор вздохнул и погладил Венсана по волосам.

– Давай лежать. Так будет лучше.

И в постели они провели по меньшей мере четыре часа, прежде чем пришло время ужина.

Всю прошлую ночь Аньель не мог сомкнуть глаз. Его мучили угрызения совести. Шум в голове усилился и к утру достиг такой громкости, что он не слышал даже собственного голоса. Поднявшись с кровати, он наскоро оделся и вышел из комнаты.

– Куда ты направляешься? – грозно спросил у него Анри, возникнув словно ниоткуда.

Юноша с трудом различил слова.

– Я хотел извиниться перед Виктором, – тихо проговорил он.

– Не сегодня. Ему необходим отдых, – отрезал герцог.

На лице Аньеля появилась несчастная гримаса.

– Я совсем не хотел говорить то, что сказал, – юный граф понуро опустил голову. – Мне очень жаль.

– Тебе стоило хорошо не раз подумать, прежде чем сказать ему такие слова, – в голосе Анри слышалось осуждение.

– Я знаю, что очень виноват. Самое малое, что я могу сделать – это извиниться.

– Самое малое, что ты можешь сделать сейчас – это не трогать его, – отрезал Анри. Он был зол, очень зол на внука.

Аньель развернулся и бросился в свою комнату, еле сдерживая слезы. Анри покачал головой и тяжело вздохнул. Все понимали, что это – не характер, но и мириться с такими проявлениями болезни было тяжело, к тому же Аньель мог своим поведением по-настоящему кому-нибудь навредить. Анри беспокоился о нем равноценно, как когда-то беспокоился о Венсане, но теперь понимал все происходившее даже лучше, чем двадцать лет назад.

Все собрались за ужином в шесть часов, и Виктор сперва есть отказался, решив, что тяжелое горячее блюдо для него не лучшая идея, и он подождет чего-то более легкого и с удовольствием выпьет разбавленный чай. Он сел за рояль в гостиной и ужин не по обыкновению подали туда, а не в столовую.

Люмьер все еще выглядел бледно, но не так уж и плохо, по сравнению с предыдущим вечером. Он наигрывал свой собственный балет, о котором говорил чете де ла Круа и Венсану утром, и не смотрел на тех, кто собрался в гостиной. Он сидел с закрытыми глазами, а его руки порхали над клавиатурой. Аньель сидел в углу и виновато изучал собственные руки.

Когда Виктор стал играть что-то менее эмоциональное и более неспешное, Анри заговорил.

– Мы приняли решение на твой счет. Поезжай в Кембридж.

Люмьер даже не слушал разговор. Он уже все решил. Он слушал только свою же музыку, напрочь отдалившись от всего, что происходило в гостиной. Аньель поднял голову и посмотрел на дедушку.

– Я должен извиниться перед вами всеми за свое вчерашнее поведение. Я не имел никакого права повышать голос. Мне так жаль, что это произошло.

– Надеюсь, ты сделал выводы из сложившейся ситуации, – кивнул Анри. – Это недопустимо.

– Да, – он посмотрел ему прямо в глаза. – Это больше не повторится, клянусь вам.

Герцог кивнул. Жозефина вздохнула и покачала головой.

– Посмотрим, Аньель, – вставила она.

– Вы правда не против того, чтобы я учился в Англии? – нерешительно спросил он.

– У нас есть сомнения на этот счет и немалые, но мы приняли твой выбор, – ответил герцог.

– Спасибо, – ответил тот, а затем встал и подошел к Венсану.

– Я должен извиниться и перед тобой, отец. Я наговорил множество ужасных вещей и, знаю, мне нет прощения. Но я люблю тебя и это правда.

Венсан нервно улыбнулся. Ему было очень жаль мальчика, и он чувствовал свою вину за то, что тот унаследовал от него ужасный недуг. Он кивнул в сторону Виктора и произнес:

– Не передо мной ты должен извиняться.

Виктор же перешел на Шопена со своих произведений. Так было как-то спокойнее. Он прекрасно слышал все то, о чем говорили, да и, что лукавить, слушал, но старался быть спокойным. Безусловно, это его волновало.

Аньель кивнул и неуверенно подошел к роялю.

– Виктор, – начал он отчего-то охрипшим голосом, – я так виноват перед тобой. Все эти годы ты был мне лучшим другом и наставником, а вот чем я тебе отплатил. Я не

имел никакого права говорить такие вещи. Я знаю, что твоей вины нет в том, что произошло с моими родителями. Ты – самый близкий мне человек, и я совсем не хотел говорить ничего из того, что сказал. Я так не думаю. Ты сможешь меня когда-нибудь простить?

Виктор перестал играть и посмотрел на Аньеля. Он смотрел на него долго и очень внимательно, а потом кивнул на банкетку рядом с собой. Юноша сел рядом, непонимающе смотря на Виктора. Люмьер начал играть произведение для четырех рук, приглашая Аньеля в фортепианный дуэт. Юный де ла Круа присоединился к нему не сразу. Он не понимал, значит ли это прощение, но как только его пальцы коснулись клавиш, он тут же забыл о всех тревогах. Они играли около семи минут, пока не прозвучала последняя нота. И только потом Виктор сказал: