Екатерина Люмьер - Хрупкость

Чарльз неловко передернул плечами и инстинктивно отошел от Аньеля на шаг, сделав вид, что рассматривает убранство гримерной.

– Да, но кто этот человек? – с напором спросил Аньель.

– Аньель, ты меня удивляешь. – Люмьер с нечитаемым выражением взглянул на младшего де ла Круа. – Это Венсан.

– Отец? Но как это может быть? Разве он способен? – Аньель, казалось, был в замешательстве. Он взглянул на Венсана, который весь сжался и смотрел вниз, не осмеливаясь поднять глаз.

– Твой отец абсолютно разумный человек, Аньель. – Виктор с некоторым сомнением смотрел в лицо названного сына. – Он бывает не в себе, но он ничем не глупее и не хуже никого другого.

Аньель шагнул в сторону Венсана, чувствуя как гнев вновь поднимается внутри него.

– Значит все это время ты лгал мне? Ты притворялся, чтобы избегать общения со мной? Какой же ты лицемер!

Венсан весь побелел, издав тихий стон, и прикрыл уши ладонями.

– Ну же, отвечай.

Глаза Аньеля загорелись недобрым огнем.

– Аньель! – голос Виктора зазвучал резко и холодно. – Не смей так с ним разговаривать. – Люмьер выступил вперед, не давая младшему де ла Круа приблизиться к Венсану.

– Он – лжец! Если он не хотел быть моим отцом, то мог бы сказать об этом сразу и не устраивать своего сумасшедшего спектакля!

Аньеля трясло от злости.

– Не разобравшись ни в чем, ты смеешь выносить вердикт тому, без кого ты бы на свет не родился. Ты смеешь мнить себя обиженным ребенком, в то время как тебе давно пора понять, что в мире ничто не делится на правильное и неправильное. Ты смеешь ставить под сомнение все годы моей жизни, которые я провел с твоим отцом не без основания. – Виктор прищурился, взял Аньеля за подбородок и заставил на себя смотреть. – Думаешь, я за двадцать лет только и делал, что занимался с ним сексом и занимался тобой лишь потому, что мне больше было нечем заняться? – голос Люмьера снизился до шипения.

– Но зачем ему было притворяться? Скажи мне! – Аньель с силой вырвался из рук Люмьера.

– Твой отец никогда не притворялся. Ты смотришь поверхностно, не видя суть. Потому что ты не хочешь ее видеть. Ты хочешь его только обвинить. Обвини лучше меня, как ты уже сделал это однажды, но не причиняй боль тому, что никогда не хотел причинить ее тебе.

В этот момент Венсан поднялся с софы и подошел к Виктору. Он был очень бледен, а его лоб блестел от пота. Посмотрев на сына, он сделал глубокий вдох и произнес:

– Я виноват, Аньель.

Виктор не дал Венсану подойти ближе, так или иначе закрыв его собой. Он внимательно следил за Аньелем.

– Все те дни, которые ты провел, заперевшись в своей комнате в Пиенце. Все те разы, когда ты начинал говорить с «голосами», если они вообще были, или плакать на глазах у всех собравшихся. Все это время ты притворялся, потому что не хотел быть мне отцом? – голос Аньеля был полон яда.

Венсан закрыл глаза и тихо всхлипнул.

– Я ничего не выдумывал, – обиженно ответил тот.

– Хватит, Аньель. – Виктор завел руку назад и взял ладонь Венсана в свою. – Ничто из этого не было ложью. Твой отец болен. Но это не делает его слабоумным или немощным, как ты привык считать.

– Я больше не знаю чему верить, – произнес он и, развернувшись, покинул гримерную.

– Чарльз, иди за ним, чтобы он не сотворил чего похлеще выговоров. И, прости, что втянул тебя в это. – Люмьер, обняв Венсана, обратился к юноше.

– Это сложно. Он… Часто выходит из себя. Но забывает об этом. Я напишу вам в следующую субботу.

Служанка взяла со стола конверт и вручила его Гэлбрейту, а Виктор добавил:

– Я повышаю тебе жалование. Следи за ним, пытайся с ним сладить, если можешь. Если не в тягость.

– Спасибо, мистер Люмьер. Всего доброго.

– Беги за ним, Гэлбрейт, пока он не сотворил дерьма.

Чарльз вышел из гримерной, следуя за Аньелем, который успел уже преодолеть коридор.

Когда он ушел, Венсан опустился на пол и тихо расплакался. Все что произошло было определенно слишком сильным ударом для него. Голоса теперь беспрестанно твердили ему о том, какой он плохой отец, и он был согласен с каждым словом.

– Я хочу домой, – прошептал он сквозь слезы.

Виктор отослал прислугу собирать вещи и сел рядом с Венсаном.

– До дома слишком далеко. Сегодня мы останемся ночевать в отеле. Ты не против? Мы будем вдвоем. – Люмьер гладил де ла Круа по спине.

– Они правы, я никудышный отец. Наверное, мне и правда лучше исчезнуть, – слезы душили его, – я только причиняю всем неудобства. Теперь он ненавидит меня.

– Венс, милый, – Виктор обнял его, прижав голову к своему плечу, – он тоже не в себе. Аньель болен, и его болезнь изменила его характер. Ты моя семья. Разве этого мало?

– Они говорят, что я должен умереть. Аньель прав. Я лицемер. Я не хотел проводить с ним время и боялся его, – всхлипнул Венсан. Его речь была сбивчивой и прерывистой.

Виктор прикрыл глаза, крепко обняв Венсана, и тихо сказал:

– Прими истину, что он теперь ненавидит всех.

Маркиз ничего не ответил. Слезы все еще катились по его щекам, но теперь он чувствовал слабость во всем теле. Он легко поцеловал Виктора и вновь положил голову ему на плечо.

– В этом никто не виноват. И в этом виноваты все.

Люмьер прислонился виском к его виску, понимая, что дальше будет только хуже. Гнев выжигал Аньеля изнутри, то теплящийся, как искры в углях, то разгорающийся до пожара ненависти и вражды.

Стремительно покинув театр, Аньель прошел вдоль по Боу-стрит мимо вереницы экипажей. Он чувствовал, как его бьет дрожь. Достав портсигар, де ла Круа зажег папиросу и сделал глубокую затяжку. Казалось, весь мир буквально перевернулся. Он привык считать, что отец не в себе. Иногда, когда он приезжал на лето в Пиенцу, тот неделями молчал, не покидая своей комнаты. Их разговоры всегда были короткими и несодержательными, а во взгляде Венсана в эти моменты читался такой страх граничащий с ужасом, что Аньель всерьез беспокоился за его сердце. Периодически юноше даже казалось, что он его вовсе не узнает. Ему было приятней думать таким образом, ведь это было не так больно. Но, как оказалось, все это время его водили за нос. Работа над декорациями, подобными тем, что он видел сегодня в театре, требовала кропотливого труда и сосредоточенности. Ведь каждая деталь была тщательно проработана и выполнена с большой искусностью. А значит все это время его отец вел совершенно сознательную жизнь. Все его слезы, истерики и приступы были обычным фарсом. Его лишь удивляло, как Виктор тринадцать лет мог делать вид, что Венсан действительно страдает от какого-то недуга.

– Он лжец и лицемер, – шепнул кто-то по-французски из-за его спины.

Аньель резко развернулся. С ним поравнялась нарядно одетая пара, которая вероятно только покинула театр. Джентельмен легко кивнул ему и они прошли мимо.