Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Часть первая. Том третий

Майкл дернул брата за рукав рубашки.

– Что? – закатил глаза мальчик. «Уже и спросить нельзя».

– Князь. Он далеко живет, на севере, где все снега да снега, – мечтательно сказала Тео. «Маменька говорит, что Федька на золотой кровати родился».

– Из чистого золота? – спросили в один голос близнецы.

– Да, – лениво зевнул Федор, – у султана других нет, – мальчик, не удержавшись, рассмеялся. Тео тоже захохотала. Близнецы насупились.

– Ладно, ладно, – добродушно хмыкнула Тео, – слушайте, когда я родилась, такой мороз стоял, что птицы на лету падали, – добавила девочка.

– Как интересно! – протянул Майкл. «А мы только здесь сидим. В Лондоне бываем, и все».

– Ваш батюшка зато и в Новый Свет ходит, и в Африку, – пожала плечами девочка.

– То батюшка, а то мы, – вздохнул Ник. «Хотел бы я на настоящем корабле побывать!»

– Мы в Венецию по морю Средиземному плыли на большом корабле был. В самой Венеции лодки, гондолы называются, – Тео оживилась: «Там на конях не ездят, только пешком, или на лодке».

– Тебе где больше всего понравилось? – спросил Майкл.

Девочка задумалась:

– Мне везде хорошо, главное, чтобы матушка рядом с нами оставалась. Она родит и мы летом в Европу поедем.

– Но как же мы? – нижняя губа Майкла задрожала. Ник уставился в окно, избегая взгляда Тео.

– Мы ненадолго, – уверила девочка близнецов. «Побудем и вернемся, нам учиться надо. Давайте поспим. Лиза дремлет, да Федька зевает».

Мальчик и вправду дремал, прижавшись к боку сестры. Пристроившись рядом, Тео вздохнула. Первый раз она увидела его так близко, первый раз он у нее что-то попросил. Она, как дура, раскраснелась и только что-то бормотала.

– Стивен, – девочка, улыбаясь, закрыла глаза.

Скоро вся детская спала. Наверху, в комнате Маши, Марфа прижалась щекой к холодному лицу роженицы:

– Маша, держись. Все будет хорошо, Степан за врачом поехал.

Ресницы Маши дрогнули, она с трудом вдохнула: «Марфа, обещай, что дитя мое не бросишь».

– Ты сама его завтра к груди приложишь, – попыталась возразить невестка.

Обещай, – смертным, еле слышным шепотом потребовала женщина.

Взяла ее за руку, Марфа держала холодеющую ладонь, слушая, как в окна бьется зимний ветер.

Степан очнулся от скрипа двери. Привезя хирурга, он заснул прямо в кресле у опочивальни. Руки врача покрывала засохшая кровь, на длинном холщовом фартуке виднелись свежие разводы алого.

Хирург остановился перед ним. «Поворот нам не удался. Схваток у вашей жены часа два, как нет, ребенок не двигается».

– Что теперь? – измученно спросил Ворон.

Из полуоткрытой двери донесся низкий, звериный стон.

– Теперь, – продолжил врач, – надо действовать быстро. Либо мы расчленяем ребенка, инструменты я привез…

– Как расчленяем? – Степан смотрел в светлые, усталые глаза врача.

– На части, – зло ответил тот, – тогда останки легче будет вытащить, и ваша жена сможет выносить и родить еще детей. Хотя я не уверен.

– А если не…? – Ворон не в силах был повторить это слово.

– Тогда можно сделать операцию, – ответил хирург, – но ваша жена ее не перенесет, после такого не выживают. Она и так без сознания, однако, сердце ребенка, как ни странно, еще бьется. Решайте, иначе умрут они оба.

– Я не знаю, – Ворон уронил голову в ладони, – я не знаю.

– Степа, – раздалось из-за двери. Врач вздохнул:

– Раз вы не можете решить, пусть решает ваша жена. Кажется, она очнулась.

Степан остановился на пороге. Пахло кровью, на полу валялись простыни, испещренные подсыхающими, темными пятнами.

Маша приподняла веки. Опустившись на колени рядом с постелью, Ворон нашел ее руку, чтобы не уже не отпускать. Он целовал ее пальцы, не умея ни видеть, ни говорить, не понимая ничего, только молясь, чтобы ладонь ее оставалась теплой.

Боль была такой, что, казалось, тело рвется на части. Комната мутилась перед глазами Маши. Зеленые глаза невестки при свече казались золотыми. Марфа обняла ее: «Что, милая?».

– В Евангелии моем письмо для Пети, передай, – одними губами попросила Маша.

– И не говори…, пока он не прочтет.

Марфа кивнула.

– Что… – Маша запнулась, – ребенок…

Врач наклонился над ее посиневшими, изорванными в кровь, губами.

– Сердце ребенка пока бьется. Мы можем убить его и вы останетесь живы. Или оперировать вас, но тогда вы умрете. Маша кивнула: «Пусть… ребенок». Ее нежное горло задергалось.

Степа… – Маша ласково коснулась его мокрой от слез щеки:

– К мальчикам… – задохнулась она, – не будь строгим, Степа. Они хорошие у нас. И это дитя… тоже.

– Не плачь, – она почувствовала влагу на руке. «Не плачь, любимый мой. Прости меня».

Маша вспомнила темные, счастливые глаза Джованни: «Надо, чтобы жил». Закусив зубами тряпку во рту, она ощутила острую сталь ножа на животе. Боль заполнила все вокруг, но ее сердце успело толкнуться пару раз, прежде чем застыть навсегда.

– Степа! – Марфа потрясла брата. «Возьми дочь!»

Ворон не отрывался от мертвенно холодной ладони: «Я не могу, Марфа. Не могу!».

Его плечи дернулись, Марфа подхватила из рук хирурга девочку – крепкую, черноволосую, отчаянно кричащую. Даже не думая, женщина дала ей грудь.

– Миссис Кроу, – ахнула акушерка. «Не надо, у вас сейчас схватки начнутся».

Марфа, терпевшая последние несколько часов, почувствовала теплую влагу между ногами. Она выдохнула:

– Давно начались, а сейчас воды отошли. Рожаю я быстро, миссис Стэнли.

– Здесь и пристроить вас некуда, – акушерка обернулась на кровать. «Не рядом же с покойницей».

Тело Маши накрыли чистой простыней. Степан так и стоял на коленях, уткнувшись лицом в ее руку.

Марфа схватилась за спинку кресла:

– Только тряпок каких-нибудь принесите…, – она часто задышала, – осталось совсем немного…, – она родила по соседству с корзинкой, где спокойно спала новая девочка.

– Тоже девица, – миссис Стэнли улыбнулась: «Ох, и громкая она!» Услышав крик новорожденной, Машина дочь требовательно заплакала.

– Как сестра ее, – Марфа разглядывала белокурую голову и синие, младенческие глаза. «Здравствуй, Марья Петровна!»

– Садитесь пока в кресло, – велела миссис Стэнли.

– Что делать, если…, – она искоса посмотрела на Степана. Ворон поднялся: «Я пойду к мальчикам».

Полли бойко взяла грудь, Марфа позвала вслед:

– Я ее выкормлю, ты не бойся.

Степан молча вышел из комнаты.

Остановившись рядом с детской, прислушавшись, он заставил себя сглотнуть слезы. Ник сидел на окне, вглядываясь в туманный рассвет, Майкл перелистывал Федин альбом с рисунками Индии.

– Тео и Лиза еще спят, папа, – услышав скрип двери, Ник соскочил на пол. «И Федя тоже».

– Пойдемте ко мне в кабинет, – попросил Ворон.