Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Часть первая. Том третий

– Не могу видеть ее, – он прислонился к холодному стеклу:

– Забить бы до смерти шлюху, как она только посмела? Надо будет съездить в Лондон, найти, куда пристроить ее ублюдка пристроить. Может, хоша мертвым родится, все меньше хлопот. И чего ей не хватало? Сыта, одета, крыша над головой крепкая. Забыла, что я ее в одном платье рваном с улицы взял.

Марфа постучала в дверь: «Дети ждут». Взяв Писание, он пошел вниз.

– Сэр Стивен, – Тео держала на коленях Лизу, – от Иоанна сказано: Кто говорит: я люблю Бога, а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? То есть, нельзя любить только Бога, а других людей – нет?

– Да, – сказал Степан, – помнишь, как дальше учит апостол: «И мы имеем от Него такую заповедь. Чтобы тот, кто любит Бога, любил и брата своего». Наша любовь к Богу выражается в том, как мы относимся к другим людям, прежде всего, к нашим близким.

Федор, покраснев, пробормотал: «Я дерусь не потому, что тебя не люблю, а потому, что ты задаешься».

– Что нам Евангелия говорят о скромности? – Степан улыбнулся. «Какой апостол нас учит: «Облекитесь смиренномудрием, потому что Бог гордым противится, а смиренным даёт благодать. Итак, смиритесь под крепкую руку Божию»?

– Петр! – одновременно крикнули близнецы.

– Правильно, – отец кивнул:

– Молодцы. Получается, что человек должен во всем уповать на Господа, и не быть чрезмерно гордым и заносчивым. Кто вспомнит, что учат Псалмы? На кого нужно надеяться?

– Не полагайтесь на вельмож, на человека, не властного над спасением! – сказала Тео. Федор продолжил: «Когда душа покинет его, он возвратится в землю, и в тот день пропадут замыслы его».

Один из близнецов встрял:

– Значит, человек должен доверять Богу и не брать правосудие в свои руки.

– Да, – ответил Степан, – ибо сказано: «У меня отмщение и воздаяние».

– Обед подан, – раздался с порога голос Марфы.

В зале он обвел глазами склоненные головы детей: «Глаза всех к Тебе устремлены, и Ты даешь им пищу вовремя. Ты открываешь руку Свою и щедро насыщаешь все живое. Аминь».

– Аминь, – вразнобой отозвались они.

Марфа, смотря прямо на брата, добавила: «Справедлив Господь на всех путях Своих и верен слову Своему во всех делах».

Степан отвел от нее глаза.

За едой взрослые молчали. Дети, почуяв неладное, притихли, быстро собравшись спать.

– Я с Лизой посижу, – шепнула матери Тео. «Можно, она со мной ляжет?».

Женщина кивнула, искоса глянув на брата. Лицо Ворона застыло, словно вырубленное из камня.

– А где мама? – громко спросил Ник. «Почему она с нами не ела?».

– Она себя плохо чувствует, милый, – ласково ответила Марфа. «Пусть она побудет в покое, и все пройдет. Только не мешайте ей сейчас».

Налив себе полный бокал вина, Степан выпил его, одним глотком. Дети, убрав со стола, ушли. Они с Мартой остались одни.

– Что Петька? – хмуро спросил Ворон: «Когда вернется?». Невестка невозмутимо рассматривала трепещущие огоньки свечей.

– Пишет он, что дело затянулось. Как первая католическая лига в прошлом году распалась, герцог де Гиз зачал новую делать. Судя по всему, Пете еще долго мотаться между двором де Гиза и ставкой Хуана Австрийского, – Марфа отпила вина, – который еще не оставляет надежд освободить Марию Стюарт. Я тоже, – она положила руку на живот, – сейчас рожу, и летом вернусь в Нижние Земли, к королеве Шарлотте. Говорят, она без меня скучает, – женщина мимолетно улыбнулась:

– Да и детям будет полезно опять при дворе пожить. Здесь хоша и хорошо, но все же деревня. Однако, Степа, – женщина осторожно взглянула на брата, – я летом уеду, а на кого мальчики останутся?

– Ты все знаешь? – спокойно поинтересовался Степан. «И знала ранее?»

Марфа отодвинула бокал. «Маша мне только вчера сказала, когда я ее в кабинете застала. Травы она у меня искала, чтобы дитя скинуть».

– Поздновато она об этом задумалась, – нехорошо рассмеялся Степан. Марфа невозмутимо молчала.

– Я ее оставлю с мальчиками еще на два года, а как минует им восемь лет, дак я их заберу.

– А Маша? – еще более осторожно спросила Марфа.

– Пущай идет, куда хочет, ее судьба меня менее всего волнует, – Степан помолчал:

– Я найду куда пристроить ее ублюдка ее, но не здесь, а в Лондоне. Но только чтобы она не знала где.

Марфа сжала маленькую руку в кулак:

– Степан, ты что, умом тронулся! Ты как смеешь у матери дитя забирать!

– Я его воспитывать не собираюсь, – отрезал Степан, – но Майклу с Ником пока нужна хоть такая мать, – он горько рассмеялся.

Марфа, несмотря на свой живот, неожиданно быстро поднялась.

– Ты сам Петра уговаривал меня принять со всем приплодом, сказала она, – дак что же ты Машу на вечное несчастье обрекаешь!

– Она сама себя на него обрекла, зачав блудить, – Степан тоже поднялся.

Сестра была много ниже его, но Ворону показалось, что она, словно львица, сейчас бросится на него. Зеленые глаза яростно сверкали.

– Ты Машу шестнадцатилетним ребенком взял, – угрожающе сказала Марфа:

– Ты подумал, что бедная девочка ничего, кроме деревни, не видела? Молчи! – увидев, что Ворон открыл рот, она подняла руку.

– Со мной ты ее не равняй. Хоша я с детства на золоте ела и на серебре спала, но меня родители ровно клинок булатный закалили, посему я и не сломалась. Маша тебе в руки попала испуганной, одинокой, а ты, взрослый мужик, надел ей кольцо на палец и оставил. Ты когда после свадьбы в море ушел? – прищурилась Марфа.

– Через месяц, – неохотно ответил Степан.

– Дак что ты хочешь? Ты за десять лет дома сколько провел – год, ежели все сложить? Али еще меньше? – Марфа вскинула твердый подбородок:

– У мужчин, Степа, шлюхи есть. Ежели ты женат, но и к шлюхе ходишь, никто тебя не обвиняет, правда ведь? – сестра требовательно смотрела на него.

Ворон молчал.

– Нам, бабам, что делать? – Марфа вздохнула:

– Да зачастую и не постели хочется, а посидеть рядом, поговорить, поласкаться. Ты с Машей разговариваешь?

– Об чем с ней разговаривать? – в сердцах отозвался Степан. «О детях только, более она ничего не знает».

– Какой дурак, – простонала Марфа, опускаясь в кресло. «Господи, какой дурак! Ты почему со мной о политике говоришь?»

– Потому что ты про сие знаешь, – устало ответил ей брат.

– И Маша знает! И про книги знает, я говорю с ней. Ты приезжаешь, играешь с детьми, она тебя обихаживает, а ты и слова не скажешь, словно она безъязыкая, – Марфа все еще глядела на него:

– Ты муж, глава семьи, Евангелие им толкуешь, а в Евангелии сказано, что Мария у ног Иисуса сидела, и он с ней разговаривал! Что же ты за христианин, ежели Иисус тебе не пример? Даже в гареме, Степа, султан с бабами говорит, поверь мне! – она усмехнулась. «Там баб поболе, и не все они умные, как я, али жена твоя».