Валерий Кормилицын - Держава том 4

– Кулябко полностью мне доверяет и уцепился за мою персону, как утопающий за соломинку, – придя на встречу в харчевню «Гопак», сообщил Ицхаку и его товарищам. – Подумал, что раскусит, когда с дури ляпнул о намерении собирать точные приметы намеченных жертв, но он даже в голову не взял, что портреты Кассо и Столыпина часто печатают в журналах.

– Случайно хохлацкого хвоста за собой не привёл? – струхнул Бобинчик, уразумев, что игра пошла по крупному и ставки весьма высоки… Вплоть до его жизни.

– «Хвост» сейчас соображает тем местом, из которого растёт, как заработать орденок за сохранность жизни Его величества.

– Ну что ж. Мы верим тебе, – поощрительно похлопал по плечу Богрова Ицхак, не заметив пренебрежительную гримасу на его лице.

Утром 1-го сентября Спиридович лично проинформировал Столыпина о готовящемся покушении, попросив его передвигаться по Киеву в закрытом авто.

– Да увольте меня, полковник, от своих страшилок, – не поверил ему министр внутренних дел. – Государя лучше берегите, – и пешком, оставив дома даже адьютанта, прогулялся по Институтской до дома Госбанка, где проживал его товарищ, министр финансов Коковцев.

Вечером сидел без охраны в обычной ложе на ипподроме, где проходил смотр «потешных», или бойскаутов, по-заграничному, состоящий из учеников гимназий.

На 21.00 в Городском театре, что на Большой Владимирской, согласно программе торжеств, была запланирована опера «Сказка о царе Салтане», в присутствии императора с дочерьми и его свиты.

– Театр проверить с чердака до подвала, – нервничал Кулябко, отдавая распоряжение своим подчинённым. – Досконально проверить пол в зале, бархатную обшивку барьеров и хрустальную люстру: «Не подпилил ли её Николай Яковлевич». – А главное – тщательный отбор публики. Все билеты именные, кроме десяти в задних рядах партера для агентов охранки.

Секретный агент Алентов, он же Бехарер, он же Богров, лично из рук Кулябко получил билет на место №406 в 18 ряду.

Театральную площадь в тот вечер охранял усиленный наряд полиции. По прилегающим улицам без устали прогуливались столичные и киевские филёры. Перед главным входом в Киевский театр оперы, конные городовые без промедления отгоняли освободившихся извозчиков.

В 20.45 автомобиль подвёз Столыпина к боковому подъезду театра. Через 5 минут он прошёл в зал и занял место в 1-м ряду.

В обширном зрительном зале, как говорится, яблоку негде было упасть, хотя не все высокие киевские чиновники удостоились чести получить именные билеты в Оперу.

Фраки, мундиры и умопомрачительные женские наряды, как цветы в оранжерее, украшали ложи и партер театра.

Музыканты настраивали инструменты.

Чем-то недовольный капельмейстер, сжимая в правой руке палочку и временами угрожающе взмахивая ею, переругивался с вихрастым евреем-скрипачом, канифолившим смычок, которым, в свою очередь, стращал капельмейстера.

Но вот всё стихло и замерло.

Угомонились даже капельмейстер со скрипачом.

Взгляды избранной публики благоговейно вперились в глубину слабо освещённой генерал-губернаторской ложи, где появился император с дочерьми.

Через несколько минут зазвучали начальные аккорды оперы, прерванные множеством громких голосов, кричащих одно слово: «Гимн!»

Офицеры в партере поднялись во весь рост и повернулись кругом, лицом к находившейся в конце партера генерал-губернаторской ложе.

Кричал почти весь зал. Музыка смолкла. Капельмейстер взмахнул палочкой, и музыканты поднялись со своих мест. Последним нехотя встал вихрастый скрипач.

Взвился занавес.

На авансцене живописно выстроилась участвовавшая в представлении труппа. По знаку капельмейстера хор, под звуки оркестра, торжественно грянул: «Боже, царя храни».

Весь зал начал подпевать.

Император медленно поднялся из кресла и замер, держа по швам руки и откинув вверх голову.

Взгляд его с люстры переместился к сцене и первому ряду, задержавшись на крупной фигуре своего премьера.

Председатель Совета министров глядел не на своего государя, а в сторону выхода из зала.

«Что, интересно, он там увидел?» – расслабился Николай, услышав заключительные аккорды гимна, и просунул левый локоть под эфес шашки.

– Ур-ра! – кричали сотни голосов.

У барьера вдоль оркестровой ямы столпились офицеры, и даже генералы.

Занавес опустили. Музыканты сели, держа наготове инструменты, чтоб начать оперную мелодию сказки.

Но крики не смолкали.

И по взмаху палочки капельмейстера, оркестранты вновь поднялись, и второй раз исполнили гимн.

Кулябко, чувствуя непонятную внутреннюю тревогу, приказал жандармскому чину в штатском вызвать Богрова, пока в театре творится тарарам.

– Дмитрий Григорьевич, что-то тревожно мне. Слетай-ка по-быстрому на свою квартиру и проверь, там ли твой гость или ушёл.

Исполнив поручение, Богров не смог сразу попасть в театр. Жандармский офицер в форме с погонами штабс-капитана, не пускал его – так как билет был надорван.

– Вызовите подполковника Кулябко, господин офицер. Я отлучался по его заданию.

– Ваша фамилия? – строго нахмурился вызванный из зала Кулябко.

– Штабс-капитан Банников, – щёлкнул каблуками офицер. – Вчера прибыл в Киев по личному приказу фон Коттена, для проверки агента Алентова.

– Да не кричите, капитан, – повысил столичного жандарма в чине подполковник. – Это и есть тот самый агент.

– Знаю! Ознакомлен с фотографией. Разрешите побеседовать с ним.

– Не разрешаю. И приказываю немедленно пропустить его. Что вы себе позволяете?

– Это вы что себе позволяете, господин подполковник? Допустив своего агента в театр, вы нарушили циркуляр Департамента полиции от 3-го октября 1907 года, запрещающий использовать секретных сотрудников для наружного наблюдения. Во-вторых, нарушаете Инструкцию об охране высочайших особ, согласно которой осведомители не допускаются в места присутствия императора.

– Вправе написать рапорт и подать его хоть фон Коттену, хоть генерал-лейтенанту Курлову. А сейчас приказываю пропустить в театр господина Богрова. Хотя вы и из столицы, но не лезьте не в своё дело, господин штабс-капитан, – не очень уверенно произнёс Кулябко, взяв под руку агента и провожая его в зал.

После второго акта Столыпин обернулся к своему адьютанту Есаулову, сидевшему через ряд за его спиной, и велел готовить автомобиль к отъезду:

– Третий акт самый короткий, – поднялся и распрямил затёкшую спину.

Увидев у барьера оркестровой ямы министра Двора Фредерикса и шталмейстера Потоцкого, подошёл к ним.

Растревоженный имеющими быть карами от столичного жандарма, Кулябко подозвал Богрова.

– Спектакль заканчивается, потому лучше езжайте домой контролировать заговорщиков. И, если столкнётесь, не задирайте приезжего офицера, – посоветовал ему подполковник, направившись к появившемуся в конце партера у царской ложи Спиридовичу.