Шерман Гадэс - Dрево

Марсель предложил гостю чай, тот с радостью согласился, и после мы отправились с ним на ужин к его кузине. Среди приглашенных оказался и доктор Ратт, бурно обсуждавший трагическую кончину госпожи Мадай. Он полагал, что на самом деле она задохнулась, но не вследствие преступных действий неизвестного, а из-за ужаса, парализовавшего жертву. И никакого нападения не было вообще, все это фантазии неграмотной черни. У Мадай случился удар, повторял знаменитый врач, поскольку она панически боялась банкротства, и благодаря подобной версии он вызывал у Хаймнера и его родственников еще большее восхищение, чем прежде. Я не дослушал их беседу до конца, слишком глубоко потрясенный обстоятельствами гибели несчастной дамы. Сильное беспокойство владело мной, я не мог с ним справиться.

Марсель убеждал прислугу в том, что выходить вечером на городские улицы не опасней, чем днем. Мадай совершенно напрасно не поехала в экипаже, хотя имела возможность; очевидно, что с ней расквитались по причине долгов. Я устал от их бесконечных разговоров на данную тему и запретил упоминать об убийстве в доме. Впрочем, как и врач, я был уверен, что мы имеем дело с обычным несчастным случаем, не более.

Через неделю доктор Ратт принял меня в своем кабинете. Отчего-то волнуясь, я поделился с ним переживаниями по поводу здоровья, упомянул о долгой поездке в горы на родину отца, где едва не погиб, скатившись кубарем по склону, и теперь ненадолго оказался в Пеште просто потому, что не тороплюсь обратно в замок. Врач выслушал меня, не перебивая, после чего, улыбнувшись, попросил подробнее рассказать о приступах, их частоте и силе. Я говорил с неохотой, боясь, что он сочтет меня сумасшедшим. Хмурясь, мужчина потирал седые виски, хотя лет ему было немного, и периодически оглядывал стоявшие на полках книги, словно надеялся отыскать в них ответ на ведомые лишь ему вопросы.

– Чувствительность к свету, боязнь солнца, тонкая мраморная кожа… – медленно произносил он, задумчиво рассматривая мои запястья. – Бессонница, растерянность, страхи… У вас бывали случаи агрессии или потери памяти?

Я пожал плечами.

– Не знаю.

– А поражения покровов, напоминающие ожоги?

– Днем?

– Да, когда светло.

– Такое, увы, не редкость, – вздохнул я, отводя глаза. – Особенно в последние годы.

Он погрузился в мысли и некоторое время молчал.

– Это похоже на пеллагру, граф, – выдал, наконец, доктор Ратт. – Или на волчанку. Я поставил бы вам такой диагноз, но-о-о…

Пауза затянулась.

– Но что?

У меня похолодела спина.

– Здесь возможна роль и наследственного фактора. Господин Хаймер много раз упоминал о вашем отце. Я не знал покойного графа лично, он останавливался в Пеште не так часто, однако из разговоров, насколько мне известно, напрашивается вывод о том, что он отличался весьма экстравагантным поведением. Вы не предполагаете, что отец мог переносить такой же недуг?

– Вполне вероятно. Не уверен. Мы мало общались с ним, я боялся и не понимал его. Наши отношения так и не смогли наладиться.

Собеседник кивнул.

– Ненавижу его замок, – продолжал я, – который отталкивает безжизненностью, мрачными лабиринтами, тайнами, а самое главное – гигантской величиной, будто в любой момент окажешься проглоченным. Это жуткое место. С радостью избавлюсь от него.

– А ваши слуги?

– Я отказался от них еще до отъезда. Марсель наберет мне новых. Лишь бы они были добрыми жизнерадостными людьми, которые уважают работу по дому, а не ищут легких денег, выполняя поручения спустя рукава…

– Согласен с вами, граф. Кстати, я наслышан о Марселе. Хотелось бы и мне иметь похожего камердинера, – улыбнулся мужчина.

– Но скажите, доктор, значит, все-таки это не пел… лагра? – вернулся я к мучившему меня вопросу.

– Вполне вероятно. О характере подобных заболеваний известно мало. Они встречаются редко и обычно поражают лишь бедняков. Не в обиду вам, уважаемый Радиш. Я только делюсь наблюдениями медицины.

– Но это ведь незаразно? Никто из моего окружения не страдает, как я.

– Нет, не думаю. Болезнь живет внутри вас. Для других она, скорее всего, безопасна. Вам следует беречь себя, больше отдыхать, меньше волноваться. Старайтесь избегать солнечных лучей, особенно в летние месяцы. Я бы на вашем месте не рисковал и покидал дом только вечером.

Тяжелый вздох сорвался с моих губ.

– Я проклят и обречен.

– Вы так уверены, граф? В мире существуют болезни гораздо хуже. Сейчас я пропишу вам кое-что, вы успокоитесь, поспите, а потом отправитесь в замечательный город. Вы молоды, очень богаты, нужно развеять бессмысленную тоску. Хватит с вас переживаний.

Размеренный голос Ратта заставлял меня подчиняться его воле. Возражать уже не хотелось. Он протянул мне листок с какими-то латинскими названиями, тепло улыбнулся и кивнул.

– Если вы горите желанием услышать противоположное мнение, я посоветую вам обратиться за консультацией к моему коллеге Градовскому из Варшавы. Слышали о нем?

– Нет, – тихо ответил я.

– Нет? Хороший вариант для вас. Некоторые называют его шарлатаном, вымогателем крупных сумм денег. Однако Градовский пристально изучает необычные недуги – конечно, в контексте фольклора. У него собрана коллекция самых древних травников в Европе. Скорее всего, он свяжет вашу болезнь с какой-нибудь фантастической историей. Родовой тайной князей Радиш.

– Вы не верите в подобное?

– Нет-нет, граф. Я врач. И считаю, что все в нашем мире поддается объяснению. На вас не наложено никакое проклятье, это чушь! Выдумки. Если только вы сами не начнете убеждать себя в обратном.

– А видения, сны? – удивился я позиции Ратта. – Мне говорили, что они опасны, что демоны управляют нами в темное время суток.

– Радиш, в каждом из нас живет и демон, и ангел. Идеальных людей не бывает. Вы же не подозреваете, что болезнь появилась из-за обычного сна, пусть и в дневные часы? Нет никого, кто не отдыхал бы или ночью, или утром, как в вашем случае.

– Спасибо, доктор. Вы сильно повлияли на меня. И все же я хотел бы понять, почему должен вести образ жизни подобно филину или… Или летучей мыши. Ведь я человек!

– Разумеется, вы человек. Да, у вас редкий случай в медицине, не описанный должным образом, но когда-нибудь мы обязательно научимся его исцелять. И даже сомнительные личности вроде Градовского окажут нам в этом содействие. Наука движется вперед.

– По-вашему, я не страдаю somnus ambulo?

– Многие разговаривают и двигаются во сне. Для вашего организма такое поведение является нормой. Вы пережили смерть отца, нежелательное путешествие, наслушались ерунды у цыган. Вас едва не раздавило камнями. К тому же, по вашим словам, преподобный Гектор остался вами недоволен. Это звенья одной цепи. Вы впечатлительны и расстроились. Некий химик по фамилии Райхенбах, пару лет изучающий душевные патологии, то есть нарушения, смог бы поведать о ваших горестях более подробно. Вернее, об их связи.