Людмила Дегтярь - Грозный – Василий Блаженный. Истина-весть

– С дочкой-то? – тяжело вздохнула Лукерья. – Известно. Авдотья не смогла перенести горя и отправилась в монастырь. (Весть).

– Нашла успокоение душе…

– Ивась с отрядом сопровождал ее до места и долго отговаривал от такого решения, а она уперлась – ни в какую!

«Чего батюшка впутался?» – поохал Василий, вдруг

принявшись уплетать крохотные вкусняшки-варенички. От потрясения у него прорезался зверский аппетит.

– Как слепота нашла на брата: пошел вразрез с выгодой всей семьи! Все хлебнули… И я теперь лишена и мужа, и дочери, и внуков, и радости жизни…

– И мы с братом… всего лишены: обделенные! – не удержавшись, выпалил Шуйский и умолк.

Василий переполнился горькими событиями родни, повлекшими за собой раздор Шуйских, до такой степени, что ему стало не по себе. Он вспомнил свое нищенское прозябание, когда приходилось экономить на всем. Ему, родовитому, приходилось с трудом выкраивать средства на наряды и даже на пищу, постоянно беря взаймы у ростовщиков и купцов! Экая подковырка над натурой! Он откровенно, почти до слез, стал жалеть себя.

Шуйский попытался представить ситуацию иначе: себя на одной ступени с Великим ханом Василием – в почитании, в сытости, в довольстве, в роскоши! Невольно крякнув, зажмурился. Василию Шуйскому стало невыносимо жарко: пот выступил крупными каплями по лбу.

– Осознал?! – обратилась к нему тетушка, прочтя по лицу племянника душевный переполох.

Василий грустно вздохнул. И вдруг разгневался, не желая отпускать от себя сытую роскошную жизнь! Рубанув кулаком по столу, взревел:

– Какой то бред! Тетушка, коль у хана с кузиной все было полюбовно, отчего он впопыхах женился? Не разобрался, а сразу уверовал в ее порочный нрав?

Лукерья задумалась.

– Трудно сказать. Сие мне тоже не дает покоя, – грустно проронила несчастная женщина.

– Взрослый человек, а поступок юнца!

– Я так не думаю. Пожалуй, причиной разлада стала разница в их возрасте. Похоже, государь подумал, что дева собралась за него не по любви, а ради своекорыстия! А Авдюшка, знаю, полюбила Великого хана.

Однако дело было в другом.Лукерье самой и никому иному не ведомо было, что братец Василий постарался на славу: он разыскал в глухой деревушке деда ворожея-колдуна, заплатив ему достойно. И тот предпринял страшные заклятия на разрыв влюбленных, зачаровав государя Василия, отвернув его от Авдотьи. (Весть).

Выкричавшись и выплакавшись, Лукерья и Василий Шуйский почувствовали доверие один к другому. Неуловимая сила восстановила порушенные родственные связи.

– Уж не помню, сколько прошло времени, Великий хан все же явился к нам. Помню, встревожен был чем-то. Спросил Авдотью. Я без утайки поведала обо всем, хоть дочь не велела.

– И что сказывал хан?

– Ничего. Выслушал молча. Только лицом почернел, – не привычно по-матерински тепло заговорила Лукерья. – На Великого хана было страшно глядеть. По правде сказать, я испугалась за него.

– Нашли, кого жалеть!

– Как не пожалеть? Почти свой… Я к нему как к сыну прикипела. А он так разволновался, так разволновался: губы задрожали, на глаза слезы навернулись. Вдруг мешочек золота достал, хотел вручить… Токмо я отказалась.

– Так взяли-бы золото, не лишнее!

– Не до золота было, – махнула рукой Лукерья. – Я, разгневавшись, выплеснула государю, что ни за какие богатства мира не смогу купить внука и не возвращу порушенную судьбу дочери! Потом хан резко поднялся, неловко простился…

– Ты гляди, каковы дела… – сожалея, проронил Василий Шуйский, принявшись курсировать по горнице. Вдруг остановившись, повернул пылающее лицо к Лукерье. – Поди, не случись литовки, так и помирились бы… они с кузиной!

Лукерья кивнула головой.

– А что? Помирились бы, – согласилась она. – Сказывали дьяки, Великий хан добивался встречи с Авдюшей в монастыре.

– И что?!

– Встретились. Да разве на пожарище поднимешь дом? Поговорили. Да токмо горечи друг другу добавили.

Шуйскому стали понятны намерения тетушки в отношении землевладения, и он сокрушенно вздохнул, понимая, что ее решение по наследству единственно верное.

По растерянному взгляду племянника и по его суетливым движениям Лукерья поняла о терзаниях Василия.

– Вася, ты же помнишь, как справно и ладно мы жили! – не унималась Лукерья. – Ничего не предвещало беды! Я думала, так и доживем с мужем в ладу до старости, наставляя внучков! И вдруг, как ураган в дом ворвался: все расшвырял… Нет семьи! Ничего нет! Как я еще живу, небо копчу?! Сорюсь с челядинами, с дворовыми – хоть какое-то утешение! – выплакавшись, пожаловалась тетка, смахнув набежавшую слезинку.

– И то! Чего еще можно хотеть от жизни?! – согласился Шуйский, сострадая тетке, а больше себе лично. – Понимаю. Ничем не могу помочь.

Шуйский решил, что приспело уходить, и он поднялся раскланяться, старательно вытирая рушником лицо и руки.

– Ты-то?! – вдруг всколыхнулась тетка. – Можешь! Ты можешь помочь!

Василий Шуйский с удивлением взглянул на нее.

– Чем? Гуторьте.

– Мести хочу!! – пылко загорелась она.

– Нужно простить, тетушка! Авось, Господь сам…

Шуйский поспешно направился из трапезной. Лукерья его догнала. Остановила, резко ухватив за руку.

– Вася, Вася, о чем ты?! Невыносимо… ждать, пока Господь… громыхнет! Хочу своей рукой… покарать! – гневно выкрикнула несчастная женщина.

– Се грех. Дорогая тетушка, нельзя озлобляться.

– Все купаемся в грехах! А если там, – она указала на грудь, – уже ничего не осталось, кроме жажды мести? Чем жить? – она спрашивала у него ввалившимися глазами: лютыми в ненависти, жадными и настырными.

Василий мягко отстранился, снимая руку тетки с плеча.

– Тетушка, не отчаивайтесь!

– Молчи, молчи, дружок! Удружи! – горячо зашептала Лукерья. – Коль успокоил бы ты меня мщением, я бы большую часть вотчины отписала вам с Иваном!

Василий Шуйский опешил. Чего-чего, а в роли мстителя он себя не представлял.

– Вы о чем, те-е-е-етушка?! – запнувшись и напустив на себя вид не понимающего человека, строго вопросил он.

– Все ты понимаешь, голубчик, да токмо юлишь! – насмешливо бросила она. – Обещаюсь, отпишу землю. Мое слово крепко! – твердо произнесла тетка. – В монастырь довольно небольшой части.

Лукерья придвинулась к Василию ближе и уставилась ему в глаза, горя дикой злобой и ненавистью, зашипев по-змеиному:

– Одного желаю: сжить Великого хана и ханшу Елену со свету! Помоги в этом! – настойчиво умоляла она.

У Василия Шуйского внутри судорожно затрепетало сердечко, и он ощутил неприятный холодок, страх, сдавивший грудь. Тетушка ждала его согласия, а он молчал. Василий хотел бы заполучить наследство, не ввязываясь в то, о чем просила Лукерья. Это было страшно.