Александр Идоленков - Из ада в вечность

Таким образом, цель нашей разведки успешно завершена. Я внимательно осмотрелся и ничего подозрительного не заметил, срочно отправил очередного связного с этим важным донесением, а сам приказал взводу окопаться, выставив наблюдателей.

Прямо перед нами, на небольшом спуске, вдоль улицы, на противоположной её стороне, возвышались два выгоревших полуразрушенных кирпичных здания; окна зияли пятнами прямоугольников, высвечиваясь лунным светом на фоне чёрных закопчённых стен. За ними, по моим предположениям, скрывался враг. То и дело из глазниц оконных проёмов зданий поблескивали в ночи вспышки от выстрелов стрелкового оружия, а из-за домов с характерным звуком вырывались мины.

Немцы проглядели наш приход и думали, во всяком случае, надеялись, что здесь, где мы сейчас окапывались, по-прежнему находятся те воинские части, с которыми они соприкасались в дневное время и от которых понесли колоссальные потери.

Я и сам не знал и терзался догадками, что здесь произошло, в результате чего был оголён весь берег оврага Долгий. Обнаружилось, что всему виной был внезапный прорыв противника к берегу Волги в этом месте. Непосредственно возле оврага наши оборонительные силы были уничтожены полностью, а оставшиеся в живых бойцы после прорыва немцев к Волге подвинулись, воссоединившись с боеспособными силами пехотного полка. Хотя ночью трудно было что-либо разглядеть, а, следовательно, и понять, но мы оказались здесь вовремя и подоспели кстати! Немцы опоздали, так как значительные участки левой стороны дороги оголены и проход противнику был свободен.

Дальше, метрах в двухстах от оврага, оборонительная система была в полном порядке, с достаточным количеством вооружения и численностью войск, если судить по нашим возможностям к этому времени. А если учесть наше прибытие, то оборона была устойчивой и не внушала новичкам опасений.

Приблизительно через час, а может, и того меньше, к моему удивлению, весь пулемётный батальон в полном составе и в полном комплекте вооружения уже прибыл на место назначения и стал делать полномасштабные укрепления. Оказывается, как только комбат получил моё первое донесение, чтобы выиграть драгоценное время, отдал приказ батальону выдвинуться следом за нами.

После уточнения расположения пулемётных гнёзд началась утомительная работа по извлечению грунта сапёрными лопатами. До тридцати сантиметров земля была сравнительно податлива; глубже начинался слой мергеля, который пришлось рубить кирками, ломами и топорами, лопата была бесполезным инструментом, разве что для отбрасывания вырубленного грунта. Понятное дело, что тихо такую работу выполнить невозможно.

Враг, который должен был находиться, по нашим предположениям, в ста – ста пятидесяти метрах за дорогой, ни на что не реагировал. Мне стало ясно, что немчуры там нет или их так мало, что о наступлении они не помышляют, а ведут наблюдение в ожидании в своих рядах подкрепления. Видимо, только ночь и малочисленность противника спасла нас от преждевременного наступления гитлеровцев на наши неподготовленные оборонительные рубежи.

Постепенно наши бойцы и командиры пришли к такому заключению – окопы стали копать без всякой предосторожности: сильно стучали инструментами, ходили в полный рост, открыто курили и разговаривали вопреки всяким инструкциям и уставам.

Работа, однако, шла очень медленно: ночь была душной, воздух крепко устоявшийся, ни ветерка на небе ни тучки, вода из фляжек давно выпита – пришлось посылать команду к берегу за этой живительной влагой. Выкопали окоп на глубину положения «с колена», пулемётчики решили, что этого достаточно, другие, побывавшие раньше в боях, категорически запротестовали. Они стояли на том, чтобы копать окоп в полный рост. Я, как командир взвода и имея данной мне властью полномочия, эти споры прекратил:

– Копать окопы на глубину в полный рост! – приказал я, и работа продолжилась.

Первое отделение расположилось на косогоре оврага Долгий, земля там оказалась наиболее твёрдой, и выкопать бойцы к утру не успели, хотя я и придал им из второго расчёта одного бойца в помощь. Ребята, выбиваясь из последних сил, заканчивали работу утренней зарёй.

Второму отделению повезло больше остальных: они приспособили вырытую жителями города траншею, спасавшую их от бомбёжек, пулемётчики благоустроили её под блиндаж и соединили с пулемётным гнездом. В целом, благодаря моим настояниям, укрепления взвода представлялись, по сравнению с другими взводами батальона, более надёжными. Но оценку даст ближайшее столкновение с вражескими силами.

Позиции противника, видимо, находились дальше, чем рассчитывало наше командование, из этого можно предполагать, что ни мы, ни гитлеровцы не знали прошедшим вечером линии обороны друг друга. Вот почему мне не приказали вести разведку дальше до непосредственного визуального соприкосновения с неприятелем, а я допустил преступную безынициативность и не разведал участок за дорогой. В результате этой нелепой ошибки мы сдали метров двести нейтральной полосы врагу без боя, а это могло кончиться трибуналом, так как за каждую пядь земли Сталинграда гибли советские люди.

Наши ночные, уж очень активные безалаберные действия, видно, сильно встревожили фашистов. Пользуясь нашим ротозейством и недальновидностью, а может, скорее всего, и неопытностью, он, неприятель, сумел беспрепятственно подтянуть достаточные силы и сосредоточить их вблизи нашей обороны. Сразу же после завтрака немцы открыли ураганный огонь из шестиствольного миномёта «ванюша», или, как мы его окрестили, «скрипач», по нашим укреплениям. Огонь они вели в шахматном порядке. Пулемётная и ружейная стрельба в совокупности с миномётным обстрелом не давала высунуть голову из окопа. Мы так и сидели на дне, вжав головы в плечи, наклонившись вперёд, чтобы прикрыть каской низ тела.

Заполыхали уцелевшие деревянные дома, ядовитым дымом заволокло небо, смешанным с поднятой от взрывов пылью. Повисшая густая пелена этого коктейливого смога, вращающегося чудовищными клубами, заслонила солнце, превратив день в сумрачную ночь. Дышать стало нечем, мы задыхались, вдыхая эту губительную отраву.

Сквозь эту огненную завесу смертоносного огня и пыли каким-то чудом прорвался ко мне во второй расчёт, где я находился. Подносчик патронов первого отделения рядовой Пронько и доложил, что прямым попаданием мины весь первый расчёт, кроме него, погиб.

– Товарищ командир, там, в траншее первого отделения, находился и ваш помкомвзвода, старший сержант Комочкин…

– Что с ним? – живо заинтересовался я, надеясь услышать хоть что-то оптимистическое.

– Ему осколком полголовы снесло, – дрожащим голосом проговорил Пронько.