Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть первая. Том четвертый

– Господи, прости меня… – шептал он, – дай мне искупить свою вину, пожалуйста. Дай мне вести жизнь праведную… – Виллем засыпал, на голых половицах, положив голову на рукав рясы. В церкви было спокойно, он думал о завтрашних занятиях с малышами и закрывал глаза.

Священники с монахами поднимались в пять утра, на раннюю мессу. Потом начинались обязанности на кухне, служба для детей, и уроки. Виллем, аккуратно, два раза в месяц писал родителям. Отец Янсеннс заметил:

– Это твоя обязанность, милый мой. Обеты, принесенные Иисусу, не отменяют заповедей. Сказано: «Почитай отца своего, и мать свою». Они добрые люди, они тебя воспитали. Ты навсегда останешься их сыном… – Виллем знал, что у него родилась племянница. Сестра с мужем возвращалась из Маньчжурии. Он, сначала, хотел улучить время, и добраться до Мон-Сен-Мартена, но, в последнем письме, родители сообщили, что приедут в Италию. В Риме, Виллем услышал, что его бабушку и дедушку канонизируют, в следующем году.

Он сидел, склонив голову над томом церковных законов, вспоминая голос отца Янсеннса:

– Бельгия нейтральная страна. Война нас не затронет. Но все равно, мне кажется, лучше сейчас оставаться с паствой… – Виллем жил в институте, в маленькой келье, с узкой кроватью, полками для книг и распятием. В Риме студенты, готовящиеся к получению сана, тоже поднимались рано, для послушания. Виллем, на этой неделе, помогал на кухне. В Конго он научился хорошо готовить, хотя трапезы в приюте были самые простые. Они кормили детей овощами и кашей из сорго. Монахи устроили делянки и учили воспитанников обрабатывать землю. Они рыбачили, на реке, с мальчиками.

Виллем, со времен Испании, не ел ни мяса, ни рыбы, ни даже яиц. У них в Конго стоял курятник, но птиц резали другие монахи. Виллем не мог занести руку на живое существо, не мог взять оружие, даже просто нож. Он посмотрел на письмо с бельгийскими марками, полученное утром. Виллем, отчего-то, вспомнил форель, в миндальном соусе, которую готовила мама, в замке:

– Ничего… – весело подумал он, – капуста у нас тоже вкусная. Тушеная капуста, с можжевеловыми ягодами… – на окнах растекались потеки дождя. Он провел рукой по коротко стриженым, золотисто-рыжим волосам. В Африке Виллем брил голову наголо, как все монахи, из-за жары. Услышав шаги, он обернулся. Кузен был в твидовом пиджаке, с портфелем. Рыжую голову, он не покрывал. Кепку доктор Судаков держал в руках. Похлопав Виллема по плечу, Авраам заглянул в книгу:

– Quidam habens filium obtulit eum ditissimo cenobio: exactus ab abbate et a fratribus decem libras soluit… – кузен смешливо закатил глаза:

– Аббат и монах в очень богатом монастыре, а спор из-за каких-то десяти монет… – познакомившись с кузеном Авраамом, Виллем, иногда, думал, что доктору Судакову надо стать священником. Они встретились в университетской библиотеке. Италия пока не объявляла войну Британии. Доктор Судаков говорил, что надо не терять времени:

– До лета, думаю, Муссолини протянет, – заметил он, – а к лету я окажусь далеко отсюда. Я не хочу, чтобы меня интернировали, как подданного враждебного государства. У меня есть дела важнее, чем сидеть в римской тюрьме, – Авраам приехал работать над второй монографией о крестовых походах, как он выражался, в перерыве между другими обязанностями.

Виллем понял, что кузен вывозит евреев из Италии. Когда они бродили по городу, в забегаловке, за жареными артишоками, Авраам признался:

– Не только отсюда. Я отплываю из Ливорно в Салоники, где меня ждут ребята. Мы намереваемся до лета пробраться в Литву и Латвию. В Каунасе кузен Аарон Горовиц. Мы с ним работаем, он собрал группу подростков. Надо их переправить в Палестину… – Виллем вспомнил карту:

– Хорошо, Болгария, Румыния, Венгрия, и даже Словакия, пока нейтральные страны. Но как ты собираешься миновать Польшу, где Гитлер, или новые советские территории…

– На то есть свои пути, – загадочно отозвался кузен. Он помогал Виллему с латынью. Доктор Судаков отменно знал язык, и переводил с листа церковные законы. Виллем понял, что кузен может даже отслужить мессу:

– Я историк, – смеялся доктор Судаков, – медиевист. Без латыни я, как без рук. Все документы времен крестоносцев на ней написаны… – захлопнув «Кодекс Грациана», Авраам велел:

– Пойдем. Сварю тебе кофе, на прощание, как у нас делают, в Израиле. Приедешь в Иерусалим после войны, я тебя по всем церквям проведу, покажу могилы моих христианских предков… – доктор Судаков подмигнул кузену.

В маленькой, студенческой кухоньке, они отворили окно. Размеренно бил колокол, песок на дорожках был влажным от мороси, пахло соснами и кофе. Авраам стоял над газовой плитой, следя за медным кофейником:

– Кузен Мишель погиб… – он, невольно, вздохнул, – жаль его, мы ровесники. Мы тогда хорошо в Праге поработали. Теодор на фронте. Рано или поздно Британия и Франция атакуют Гитлера. Невозможно, чтобы подобное продолжалось… – в Иерусалиме, Авраам получал весточки от рава Горовица. Аарон писал, что в Литве скопилось много беженцев из Польши:

– Они все без документов. Я уехал из Варшавы первого сентября, в день начала войны. Мы стараемся отправить людей в Британию и Америку, но путешествие опасно, даже на кораблях нейтральных стран. Немецкие подводные лодки топят и мирные суда. Германия захватила Мемель, в Литве не осталось ни одного порта. Мы посылаем беженцев в Ригу. Кое-кому удается, нелегально, добраться до Швеции, но это капля в море. Ходят слухи, что летом Сталин введет сюда армию, наши евреи очень боятся войны. В Белостоке всех беженцев с польской территории, отвезли в СССР. Об их судьбе ничего не известно. Евреев, офицеров в армии, и обеспеченных людей, НКВД арестовало… – в портфеле Авраама лежало письмо из Риги. Он посчитал, в уме:

– Семьдесят человек, с литовской группой. Ничего, справимся. Золото у нас есть… – они платили местным проводникам. Из Венгрии Авраам, с ребятами, тайно переходил на новые, советские территории и отправлялся на север. Обратно ему предстояло вести всю группу. Они поездом добирались до границы СССР и скрывались в лесах.

В письме говорилось, что подростки ждут его в Каунасе. Привозила группу в Литву некая Регина Гиршманс, кем бы они ни была. Почерк у Регины был четкий, резкий, писала она на хорошем иврите. Она объяснила, что учится в Латвийском университете, и преподает в еврейской гимназии, в Риге. Регина не упомянула, сколько ей лет, но Авраам хмыкнул: «Студентка. Двадцать, двадцать один…».

Выпив с кузеном кофе, он обнялись, на прощание. Авраам, как всегда, подумал:

– Странно. Мы очень дальние родственники, а похожи будто братья. Оба рыжие, сероглазые. Хотя он говорил, что у него мать с рыжими волосами… – он вспомнил Циону:

– Учителя говорят, что у нее большой талант. Она станет знаменитой пианисткой, а ей бы только трактор водить, и стрелять из винтовки… – девочка подружилась с ровесницей, приехавшей с Авраамом из Будапешта, графиней Цецилией Сечени. В кибуце она быстро стала Цилой. Циона каждую пятницу добиралась из Иерусалима до Кирьят Анавим. Девочка проводила шабат, раздавая еду в столовой, или за дойкой коров, вместе с Цилой. Госпожа Эпштейн присматривала за сиротами, жившими в кибуце.