Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть первая. Том третий

– Летом он спрашивал: «Фрау Магда? Герр Франц?». Оглядывался, недоумевал. Сейчас забыл. Божье дитя, – она перекрестилась, – безгрешное. Его увезти надо, не рисковать… – Генрих уверил женщину, что все будет в порядке.

В Дрездене они купили большой чемодан. Думая, что с ним играют, Пауль, с удовольствием забирался внутрь. Питер учил мальчика лежать тихонько, свернувшись в клубочек. Багаж требовался только для пересечения границы. Питер, искренне надеялся, что Аарон им поможет.

Отправив хозяина в гараж, за тряпками и ведром, Генрих велел помыть мерседес.

Питер, аккуратно, провел мальчика через черный ход наверх. Пауль был тихим, послушным ребенком. Он любил возиться с игрушками, или рассматривать букварь. Мальчик устроился на диване, склонив светловолосую голову над книгой. Питер готовил бутерброды, взяв пакет с провизией. В расстегнутом вороте его рубашки сверкал золотой крестик.

– У меня тоже есть, – гордо сказал Пауль.

Питер предполагал, что Рейнеры окрестили мальчика:

– Жалко их. Ничего сделать нельзя. Они старые люди. Сколько они в концлагере протянут… – будущих пасторов тоже арестовали. Пауль, бойко ел. Прижавшись к боку Питера, мальчик показывал буквы в учебнике.

В Берлине Питер справился в энциклопедии. Болезнь описали в прошлом веке. Питер читал, что подобные дети не обучаемы. В статье утверждалось, что они, по умственному развитию, недалеко ушли от животных. Питер слушал лепет мальчика. Найдя нужную картинку, Пауль грустно посмотрел за окно: «Котик…»

– Посмотрим, что можно сделать… – Питер поймал себя на том, что улыбается. Тащить кота, через границу, с ребенком без документов, было, конечно, безрассудно. Он умыл мальчика, уложив его в постель:

– Ерунда, насчет умственного развития. Он любит рисовать, знает буквы. Ему нужна семья. Он никогда не станет похож на других детей, но мы все разные… – Питер тихо напевал колыбельную, о снах, падающих с дерева. Уходя из номера, он запер дверь, повесив табличку: «Не беспокоить». Хозяин гостиницы и без того, не посмел бы потревожить столичных гостей.

– Надо корзинку купить, завтра утром… – Питер огляделся, выйдя на ступени. Кот отирался на гостиничной стоянке:

– Худой ты, – усмехнулся мужчина, – но в Праге отъешься. Пауль обрадуется… – Генрих ждал за столиком «Милой Баварии». Вечер выдался почти теплым. В Судетах, надо было быть еще более осторожными. За хорошо запеченной олениной они болтали о пустяках. Расплатившись, Генрих подхватил картонные стаканчики с кофе: «Пойдем».

Они устроились на скамейке, на чисто выметенной, выложенной булыжником набережной Эльбы. На западе, за холмами, садилось солнце. Генрих щелкнул зажигалкой:

– Евреев в городе не осталось… – он махнул рукой:

– В местном отделении Судетского Легиона мне не преминули похвастаться… – они смотрели на резкий очерк средневекового замка. Питер, осторожно, спросил: «Ты зачем туда ходил, Генрих?»

Фон Рабе отпил горького, крепкого кофе. Он не знал, замешан ли отец в предполагаемом заговоре. Генрих пока не хотел говорить Питеру о своих подозрениях. Отец дружил с генералом Канарисом, главой военной разведки, с высшим офицерством:

– Я уверен, – Генрих затянулся сигаретой, – уверен, что они хотели сместить Гитлера. Они выступали против будущего вторжения в Чехословакию. Но и вторжения не потребовалось… – за два дня до отъезда в Судеты Генриху позвонил друг отца, подполковник Ханс Остер, из абвера. Встретившись в кафе на Унтер-ден-Линден, они прогулялись по бульвару, под золотыми листьями лип.

Генрих, наконец, повернулся к другу: «Слушай и запоминай». Питер присвистнул: «Высшее офицерство готовило заговор?»

– Всего лишь мои предположения, – сварливо отозвался фон Рабе, – но я собираюсь их проверить. Если я прав, то наши группы объединятся. А если неправ… – он вскинул бровь:

– В общем, я буду осторожен. Подполковник попросил меня найти агента, в Судетах, местного немца. Его арестовали летом, в Праге, но выпустили из тюрьмы после Мюнхенского соглашения. Абвер его потерял… – Генрих выбросил окурок:

– Он человек свободного образа жизни. Пьет, в карты играет. В Ауссиге он с лета не появлялся. Придется искать в Праге. Устроим Пауля, и пройдемся по ресторанам, наконец-то… – Генрих подтолкнул Питера в плечо.

– Пауля и кота, – смешливо отозвался мужчина. Генрих закатил глаза:

– Я догадался. У тебя лицо такое было, на стоянке. Ладно, перевезем судетского кота в Чехию… – Питер поднялся: «А как зовут агента?»

– Оскар Шиндлер, – Генрих зевнул:

– Надо сегодня раньше лечь спать. Я хочу предстать перед пограничниками в лучшем виде… – он отряхнул пиджак, – чтобы ни одна нацистская сволочь не посмела полезть в багажник машины его светлости графа… – Питер расхохотался, услышав ледяной, надменный, прусский акцент Генриха. Они пошли к гостинице.

Часы над высокими дверьми пивной «U Fleku» показывали восемь вечера. Кременцова улица была забита людьми. Пятница оказалась ясной, дождь прекратился. Авраам пробирался через толпу на узком, булыжном тротуаре, под мерцающими вывесками кафе и ресторанов. Пахло бензином, и женскими духами, автомобили стояли в пробке.

Он был доволен. Авраам, каждый день, как на работу, ходил в британское консульство. У него имелась бумага, подписанная верховным комиссаром Палестины, сэром Гарольдом МакМайклом. Комиссар славился нелюбовью к еврейской иммиграции. Его предшественник, сэр Артур Уокоп, наоборот, выдавал сертификаты на въезд налево и направо. Он посещал кибуцы, и придерживался мнения, что евреи должны жить на своей земле.

Однако даже новый верховный комиссар не мог противиться очевидным фактам. В конторе имелась еще сотня сертификатов на въезд в Палестину за подписью прошлого комиссара. Авраам получил сведения от подружки, работавшей секретаршей у британцев. На заседании Моссад Ле-Алия Бет, подпольной организации, занимавшейся нелегальным ввозом евреев в Палестину, Авраам, твердо, сказал:

– Сертификаты я заберу, обещаю. Иначе МакМайкл, мамзер, выбросит их в корзину… – в комитете сидели ребята из Хаганы, военизированной охраны еврейских поселений. Иргун, где состоял Авраам, занимался ограблением банков, и убийством арабских активистов.

Британцев они пока не трогали. Однако приятель Авраама, поэт Штерн, заметил, что все еще впереди. Весной трое юношей из Иргуна, без разрешения руководства, напали на арабский автобус в Цфате, устроив акцию мести за недавнее убийство евреев. Никто из арабов не погиб, но молодых людей, все равно, арестовали. В конце июня, старшего, Шломо Бен-Йосефа, повесили. По законам мандатной Палестины, человек, арестованный с оружием в руках, подлежал смертной казни.