Константин Петришин - Битва за ясли господни

– Не означают ли ваши слова, граф, что я могу найти понимание со стороны англичан?

Граф Титов молча достал из папки, которую держал под рукой на столе, несколько листов бумаги, скрепленных печатью министерства иностранных дел и подал их князю Меньшикову.

– Это послание отправлено мною десять дней тому назад на имя министра иностранных дел лорда Эбедина, где сделана оценка политики Людовика Наполеона в Азии и описание целей вашего пребывания в Константинополе. По тем сведениям, которые я получил из Лондона, лорд Эбедин уже предпринял некоторые шаги по предупреждению недоброжелательных действий со стороны французского посланника в Константинополе. Это, князь, добрый знак. Не так ли?

И в глазах графа Титова появилась довольная усмешка.

– Я рад это слышать, – ответил князь Меньшиков.

– Однако обольщаться особенно не стоит, – тут же заметил Титов. – В Лондоне новый кабинет. Сами понимаете… Относительно прочих европейских держав – вы уже все знаете. Повторяться не буду. Единственное на что вам надо будет обратить внимание – это на позицию Австрии. Несмотря на то, что Австрия является католической страной, ее правительство не разделяет взглядов Людовика Наполеона и видит в них не религиозный спор, а политический замысел. К тому же австрийские власти никогда не разделяли стремления Франции покровительствовать католикам всей Европы.

Эти слова графа Титова еще больше укрепили надежду князя Меньшикова в том, что не все так безнадежно. И все же он поинтересовался, чтобы рассеять оставшиеся сомнения:

– Вы уверены в позиции Австрии в том, что она поддерживает нас?

– Уверен, князь, – ответил Титов. – На днях Нессельроде получил депешу от венского кабинета с заверением в том, что Австрия не поддерживает стремлений Людовика Наполеона взять на себя роль католического пастыря Европы. Поэтому, если у вас возникнет необходимость, вы можете смело обращаться к уполномоченному венского Двора в Константинополе. И позвольте, князь, дать вам последний совет. Не упускайте из виду одно, но очень важное обстоятельство: существующее пока разногласие между Лондоном и Парижем по отношению к Святым местам, – граф Титов сделал паузу, словно желал подчеркнуть важность того, что он сейчас скажет, затем продолжил: – И Париж, и Лондон всегда стремились покровительствовать в вопросах веры. Париж – католикам, Лондон – протестантам. Но так как подавляющее большинство населения находящегося под покровительством Турции – исповедуют православие, французы и англичане были вынуждены считаться до недавнишнего времени с тем, что ключи от Святых мест находились в руках православных священнослужителей. Я не думаю, что наш государь жажде войны, однако и не стать на защиту прав греко-русской общины, было бы равносильно придать забвению заветы своих предков и чаяния греко-русской православной церкви. И в Париже, и в Лондоне это понимают. Но по-разному. Вот на этом и можно попытаться построить вашу дипломатию, Александр Сергеевич.

Граф Титов закончил говорить и выжидающе посмотрел на князя Меньшикова.

– Благодарю вас, граф, – сказал князь Меньшиков. – Скажу без преувеличения: вы на многие вещи сегодня открыли мне глаза. И я буду надеяться, что все, о чем вы поведали, пойдет на пользу в наших переговорах. Боюсь только одного и буду молиться богу, чтобы у государя нашего хватило терпения и здоровья до конца пройти этот тернистый путь.

Уже прощаясь и подавая руку князю Меньшикову, граф Титов чуть заметно усмехнулся и произнес:

– Я тоже буду просить господа-бога избавить государя от излишних советчиков в этом деле…

– Вроде нашего канцлера? – уточнил князь Меньшиков.

– Вы угадали, Александр Сергеевич. Такие люди вездесущи. И у них постоянная потребность вмешиваться во все. Двор до сих пор не может забыть позора, которому государь был подвергнут в ходе неудачных переговоров выдать замуж великую княгиню Ольгу Николаевну за австрийского принца эрцгерцога Стефана…

– Я это помню, – сказал князь Меньшиков. – Однако причем тут граф Нессельроде? – не без удивления спросил он.

– При том, Александр Сергеевич, что за это дело взялся Нессельроде и успешно довел до неслыханного позора. Однако прощайте. Может случиться, что мы с вами уже не свидимся. День вашего убытия в Константинополь будет назначен государем в ближайшее время. И еще. Государь велел передать вам: в случае успешных переговоров и удовлетворения требований конвенции, вы на словах можете передать султану лично, что Россия возьмет на себя обязательство помогать султанату морскими и сухопутными силами в случае враждебных действий против Оттоманской порты со стороны любого европейского государства. И да хранит вас бог.

Из Одессы в Константинополь князь Меньшиков отплыл 14 февраля на военном пароходе «Громоносец». Его сопровождала свита, подобранная канцлером графом Нессельроде, состоящая из военных и светских сановников. Среди всех представившихся ему уже на пароходе, было только двое, которых князь Меньшиков знал: это вице-адмирал Корнилов и генерал-майор Непокойчицкий. И потому Меньшиков попросил командира парохода выделить каюты Корнилову и Непокойчицкому рядом со своей.

Вечером он пригласил их к себе на ужин. Пока князь Меньшиков и вице-адмирал Корнилов вспоминали о времени, когда Меньшиков был начальником главного штаба военно-морского флота России, генерал-майор Непокойчицкий молча слушал. Он оживился лишь когда речь зашла о пребывании Меньшикова в Финляндии, где они и познакомились на одном из светских балов.

О предстоящей миссии в Константинополе заговорили уже в конце ужина.

– …Завтра в полдень, если погода и дальше будет нам благоприятствовать, – сказал вице-адмирал Корнилов, – мы будем в Константинополе… Хотелось бы знать, как нас там встретят.

– Надо полагать не хлебом с солью, – усмехнулся в ответ генерал Непокойчицкий.

– И, тем не менее, мне это тоже не без интересно, – поддержал вице-адмирала Корнилова князь Меньшиков. – Не ведаю как вы, а я в некоторой степени волнуюсь, – признался он и продолжил: – Порой мне кажется, если бы в свое время государь не удалил со Двора Магницкого и Фотия, и не приблизил к себе масона графа Сперанского, и ещё кое-кого из ныне здравствующих, может быть вся эта история развивалась бы по-другому…

И Корнилов, и Непокойчицкий догадались, кого из ныне здравствующих имел ввиду князь Меньшиков.

– Что теперь об этом говорить, Александр Сергеевич, – со вздохом заметил вице-адмирал Корнилов. – Времена нашего великодержавного романтизма прошли, наступило другое время – жестокого абсолютизма. И как результат: на место терпимости и взаимного уважения в Европе с идеями Меттерниха воцарились подозрения, зависть, стремление покровительствовать не только в своих странах, но и в чужих.