Юлия Андреева - Метресса фаворита (сборник)

– Но как же?! – От губернаторской рожи можно было прикуривать, такой красной она сделалась, круглые синие стекла казались мертвыми птичьими глазами.

– Делайте, как вам приказано! – рявкнул Аракчеев. И тут же обратился уже другим, более миролюбивым, тоном к явно произведшему на него благоприятное впечатление Псковитинову. – Я пойду к себе, отдохну, переоденусь и навещу вас. Агафон покажет ваши комнаты. – После чего Аракчеев действительно покинул компанию, оставив Псковитинова наедине с ненавидящим его Жеребцовым, доктором Миллером, фон Фрикеном и дворецким Агафоном.

– Пожалуйте по этой лестнице, ваши комнаты давно готовы. Вы без слуг? Так я выделю вам казачка порасторопнее. – Шаркая ногами, старец едва поспевал за стремительным Псковитиновым. Широкая белая лестница в четыре марша вела на второй этаж, скорее всего, к парадным залам. На стенах Александр Иванович приметил занятный лепной орнамент, снизу и сверху. Посередине на протяжении всего пути гостей сопровождали полотна, изображающие сцены из жизни греческих богов. Потолок был украшен хрустальными плафонами и картиной, изображающей рождение Венеры.

– Давно ли ты служишь здесь дворецким? – разглядывая полотна, поинтересовался Александр Иванович.

– Дворецким лет с тридцати, а до этого был и поваренком, и пажом, и… кем только ни был, пока дослужился. – Старик махнул рукой. – Только уволили меня лет пять тому. Вот видишь, барин, какая на мне старая ливрея? А все потому, что я сохранил ее у себя дома. Когда Настасья Федоровна погнала меня со службы, старый, мол, нерасторопный стал, я доживал свой век у племянницы и ее мужа. Ну и натерпелся. – Он вытер платком слезящиеся глаза. – После меня должность дворецкого перешла к Ивану Андреевичу Стромилову [28] Стромилов Иван Андреев – крепостной крестьянин, дворецкий (родился около 1790 г., умер в 1825 г. в Новгородской губернии. Причина смерти – самоубийство (зарезался). . Изволил руки на себя наложить, греховодник. Да, страшно как, о-о-о, не приведи господи еще раз такое увидеть, горло себе перерезал. Вот я теперь на его могилку и хожу. Сначала, когда погнали, проклинал, было дело, а теперь молюсь за упокой души раба Божьего. Похоронили-то за оградой, потому как самоубийца. А я все одно хожу. Жалко человека потому что, плохо я об нем тогда думал, злился сильно. Думал, он, Стромилов, Настасье Федоровне про меня чего наговорил, а он вишь ты… тридцать пять годков всего на земле-то пожил, солнышку порадовался… Сыновья теперь без него, без отца как же… А после него дворецким стал Иван Малыш [29] Малыш Иван – проходил по делу об убийстве Анастасии Минкиной. , который до этого тоже был дворецким, но только во флигеле у Настасьи Федоровны. А так, чтобы на два дома, это он вот несколько дней как… Но это только так говорят, мол, малыш, на самом же деле он совсем даже не маленький, я бы даже по-другому сказал, да вы и сами скоро увидите, потому как он под арестом ныне. Оттого и меня спешно на старое место и призвали. Призвать призвали, а новой ливреи не дали…

– Отчего же Иван Андреевич с собой покончил? Известна причина?

– Как не знать. Настасья Федоровна в начале августа изволила погреб графский проверить и большую недостачу обнаружила. А Стромилов помимо дворецких обязанностей за погреб этот проклятущий отвечал, у него и ключи имелись. В общем, посадили Ивана Андреевича в эдикюль, так Настасья Федоровна местную темницу приказала величать, недели две он там на хлебе и воде отсидел. За это время два раза принародно кнутом порот был, но ни в чем не сознался, не покаялся. Видя такое его упорство, Настасья Федоровна сказала, что де сил ее больше нет, с этим греховодником возиться и она передает дело его сиятельству.

Вот после этого Иван Андреевич и зарезался. Да-с. – Агафон перекрестился.

– Сидя в эдикюле, что ли, зарезался? – не поверил Псковитинов. – Или наперво выбрался?

– Про то я не ведаю, – смутился Агафон. – Про то мне люди рассказывали. Я же его только на похоронах и видел. А когда Иван Андреевич преставился, Настасья Федоровна за мной послала. Вот тогда-то старый Агафон и понадобился. Вот ведь как бывает. Теперь хорош стал. И то верно, кто еще господам так послужит, как старый Агафон послужит? Теперь же и вовсе в обоих особняках не слуги, а просто содом с гоморрой. После того как всю челядь Настасьи Федоровны под замок посадили, нагнали, понимаешь ли, с позволения сказать, слуг, а они ни дома не знают, ни погреба, ни конюшни, ничегошеньки не знают здесь, не ведают. Один Агафон все знает, всех и поучает. Пять лет назад старым был, а теперь вроде как помолодел! Чудо чудное, диво дивное. Вот они ваши комнаты, барин. Пришли уже.

– Зови меня Александр Иванович. – Псковитинов оглядел светлую обставленную модной мебелью залу с удобным широким столом и комплектом изящных стульев с витыми ножками и широким, в летнее время не отапливаемым камином, на котором возвышались массивные часы.

– А вот там спаленка, и рядом еще одна. А там комнатенка для личного слуги. А вот, – он вышел в ту же дверь, откуда они только что вошли, и Псковитинов был вынужден последовать за старым дворецким, – а вот тут у нас проходная комнатка, не изволили приметить, как ветер, пронеслись? Вот посмотрите, тут, когда в гости приезжают генералы или министры, обычно их адъютанты приказаний ждут. Тут все, что нужно для приятного времяпрепровождения. Стулья, вот столик, на случай если записать что понадобится или кушанье поставить. Печь фаянсовая, только мы ее летом не топим, а зимой – так в самый раз. Комнатенка, конечно, крошечная, проходная, но все же тут и отдохнуть можно. Вид на сад опять-таки.

Псковитинов с удовольствием осмотрел зеленоватые стены и стоящие у стены три стула с голубой обивкой. Комнатенка, действительно, выглядела немногим больше добротной собачьей будки и являлась как бы предбанником к основным апартаментам, но никто ведь не собирался здесь жить. С другой стороны, хорошо, что адъютанты, посыльные, вызванные на допрос люди, будут ждать не на всеобщем обозрении, а вот здесь, за закрытыми дверями.

Псковитинов кивнул и, снова пройдя в свою гостиную, направился к раскрытым окнам, машинально отмечая, что рама одинарная, впрочем, рано еще двойную ставить, вон какая жара стоит. Поглядел на раскинувшийся под окнами сад. Идти смотреть на труп не хотелось.