Виктор Зимаков - Долина истины

брюки из кожи, как диких, так и домашних животных. С тех пор бывший переселенец, взяв это на заметку, носил только эту одежду.

Хочу, как автор пояснить, откуда в России оказалось столько иностранцев, что были сформированы не только роты, но целые интернациональные подразделения, как у красных, так и у белых.

Накануне импералистической войны в целях увеличения производительной силы в военной отрасли царское правительство пригласила из Китая более четырехсот тысяч граждан этой страны на заводы и фабрики, где производилось военное оборудование. Также для укрепления своих вооруженных сил были сформированы шестнадцать латышских полков, несколько венгерских, к тому же чехословацкое национальное добровольное воинское соединение из числа бывших австро-венгерских военнопленных составляло более восьмидесяти тысяч иностранцев. И в один момент вся эта масса чужеземцев оказалась в котле гражданской войны между русскими. Вот откуда, как среди белогвардейцев, красногвардейцев разных видов бандитских формирований появились наемники совершенно обособленные, обозленные и бесчувственные к судьбам русских людей.

Преследователи Васькиной группы, поняв, что опоздали, ушедший в тайгу какой-то обоз искать, что иголку в сене да боязнь напороться на засаду белых удержала от дальнейшего движения этого отряда вглубь тайги. По приказу командира согнали всех на площадь перед сельской управой. Отступающие белогвардейские раненные прямо на дороге, сделав перевязку перед поселком, окровавленные старые бинты не уничтожили, не спрятали где-то в стороне, а всё это оставили на виду. Васька же понял, что среди ушедших неизвестно куда были тяжело раненные. Наверняка они спрятались где-то в самой деревне, либо в округе, а потому, чтобы как-то утолить свою злость в неудаче и отчитаться перед вышестоящим командованием, решил командир интернациональной бригады найти, хотя тех раненных, что наверняка скрылись и находятся где-то рядом. Объявил он всем жителям и своим солдатам о достойной награде, если кто-либо представит ему скрывавшегося рядом белое отродья. Два часа, что дал руководитель прибывшего войска указать, где скрываются беляки, вся деревня ответила молчанием, хотя большинство знало о месте их нахождения. Разозлило это всё командира. Вот тогда-то и увидели селяне настоящие изуверства, кровожадность, злость, когда то отпущенного ими на волю ворнака-конокрада. Найти укрывшихся врагов не так уж и сложно. При Ваське всегда с одной стороны терся пес – огромный кабелина черного окраса, который по слухам приучен жрать человечье мясо, а потому одно слово хозяина: фас, искать, как это чудовище ринулось прямиком через чащу к месту обитания беглецов. Через час на площадь притащили разыскиваемых – лейбгвардии штабс-капитана, имевшего также звание есаула, двух поручиков, что в сотниках числились и подпоручика – лейбгвардии-корнета. Все были при золотых погонах, орденах, что за ратный труд еще в импералистическую получили. Окровавленный внешний вид от того

последнего боя вызывал даже сожаление и сострадание со стороны селян к этим истинным русским воинам бывшей Царской Армии. Только есаул да молодой подпоручик могли еще стоять обнявшись. Другие от потери крови и простреленных ног стоять не могли. Раны от сабельных и штыковых ударов на лице, груди и сейчас источали кровь, что от жары, пыли превращалась в яркие рубиновые сгустки и нависали гроздьями на форме и теле обессилевших воинов.

– Ну что, аника – воины, с ноткой издевательства в голосе, сидя на гнедом жеребце, – произнес Васька конокрад, – коли сами снимете золотые полеты, да цацки царские наградные. Поклянетесь служить в войске моем, так и быть выйдет вам прощение от Советской власти, а нет, так уж не обессудьте, истязания, смерть жестокую примете. Распнем несогласных на крестах из жердин осиновых, да на костре сожжем, чтоб и духу не осталось.

Из пленных свое мнение по старшинству выразил лишь штабскапитан:

– Звание, офицерское погоны и награды мной заслужены, но не куплены, право всего этого лишить имеет лишь глава Отчизны, которой я присягал. Георгиевские кресты прикрывают мой главный крест – православный, что силу духу мне придает неизмеримую ни с чем, пред казнью страшной. Сей крест, я нес и несу достойно, потому, как Бог в меня верит, и я ему доверяю себя полностью. Быть распятым – не это ли высшая награда за благочестие мое и жизнь, подаренную свыше. Страшно мне, признаюсь и не стыжусь тех слез и стонов от боли. Ты, командир, победитель сегодня, но знай, нет твоего зла – абсолютной власти, тем более веру, что всевышний не спослал мне убить нельзя. Постараюсь всякую боль перенести, поскольку знаю, что должен уйти из этого мира достойно, только тогда будет мне приют и уют в Бездне Мироздания. Вы большевики отрицаете прошлое, знать отказываетесь историю народа же своего, а кто твердит такое, не имеет сердца. Все это, други мои, по несчатью говорю и решаю за себя, вы же иначе вправе поступить без осуждения, вам решать самим.

В ответ подчиненные лишь одно произнесли: «Честь имею!» – перекрестившись при этом по православному. А далее, не сговариваясь, истекающие кровью, эти офицеры, подняв всех тех, кто не мог стоять, вдруг запели молитву русского народа – государственный гимн прошлой России. И столько бесстрашия, отчужденности, призрения было в глазах и голосе этих обреченных на гибель русских мужчин, что согнанные насильно на это лобное место молодые и старые жители этой деревни вдруг подхватили слова гимна певшего смертниками. Вот уж этого никак не ожидали палачи – наймиты и самый главный среди них инквизитор. Он просто растерялся, но не посмел остановить происходящее. В отместку за такой промах, как отринутый обществом, навязываемый всем страх, Васька хриплым голосом приказал иноземцам оттеснить уже сгрудевшуюся толпу, боясь, что сибиряки могут и вообще освободить пленных и свершить непросто неповиновение, а бунт. Видно испугавшись всего этого, Васька разрешил, кто не желает присутствовать на казни, уйти с площади. Бабы, девки, дети на сердце

слабые все разбежались по домам, осталось десятка два мужиков. Не решился главный сорвать воинские награды с офицеров, видно что-то осталось человеческое в этом садисте, но вот его подчиненные как уж возрадовались! Все эти иноземные карлики-пришельцы, оказавшись в большинстве, заимели простор для свершения злодеяний их, как обычной работы. Всласть видно было этим иноплеменникам чужую кровушку проливать. Чудовищно, бесчеловечно, жестоко и неистово кромсать живую плоть. Лютость этих интернационалистов превзошла все ожидания стоявших в оцепенении крестьян. Принесли лиходеи мешок с ржавыми коваными гвоздями, что надергали с крыши старого амбара и, повалив свои жертвы, стали приколачивать золотые погоны прямо в плечи пленённых. Свершали свои деяния эти палачи основательно. Надев верхонки на руки, приноравливаясь, чтобы металл ржавых жал попал не в мягкую часть тела, а в кость ключицы, сустава. Молотком работали по очереди, смеясь и хохоча. Видно боясь, что истязаемые умрут раньше времени. Главарь распорядился принести ведро либо таз, когда подчиненные притащили сорванную емкость с колодца, то Васька концом сабли проткнул шеи вахмистра, потом самого молодого офицера. Нацедил полную принесённую посудину кровью казнимых. После этого оторопь и жуть со страхом всех стоящих взяла. Сбились в кучу стоящие жители. Истязатели не теряли надежды, что услышат крики обреченных о пощаде, но у них из глаз только слезы красные катились, стоны из груди вырывались. Не одной просьбы о пощаде не услышали палачи. Когда-то говорили в народе о проделках сатанинских командира новоявленного, а здесь селяне воочию поняли для чего с конокрадом бывшим, баба красивая на белом коне гарцует. То, была Катька – любовница командира национальности не особо уважаемой. Любительница была она в баньке попариться, а парок не просто водой из камня выгонять, а уж обязательно кровинушкой врага заклятого. Угара, да пара кровавого не каждый мужик стерпеть мог, а Катерина кайф любила, после такой процедуры, с парком из человечей крови, дурела баба. Тело, своё на потеху часами отдавала кому не попадя. Радость дикую через слезы, стоны испытывала. Вот и сейчас, словно волки, двое подручных кинулись искать баньку подходящую. Прознали они про подобное строение в хозяйстве Долгова, но тот успел-таки спустить воду из котлов банных и загнал туда недавно родившегося теленка. В общем, навел такой срам в чистилище своем, что пришедшие ушли искать другое помещение. Нашли-таки на берегу Иши, рядом с мельницей некоего купца из Бийска. Баньку самодельную, который любил побаловаться с молодицами вдали от дома и глаз людских. Местные мужики, чтобы как-то прекратить эти издевательства, принесли крепкого самогона, чтобы закончился этот грех на земле их исконной, где ни разу капли крови невинной не проливалось. Истязатели хоть и инородцы, но к вкусу спиртного в России уже привыкли. Да еще дармовщина делала своё дело. Испили зелье то крепчайшее, а потому и над пленными прекратили издеваться. Вместо того, чтобы гвоздями приколотить