Роман Рассветов - Их жизнь. В краю голубых озёр. Книги первая и вторая

– Пап, а пап, – заканючил средний сын. – Давай, отдохнём, у меня уже коса из рук валится! – Отец остановился, оглянулся укоризненно, с размаху воткнул косу в землю.

– Пару минут, не больше, нельзя сейчас долго отдыхать, пока роса стоит, высохнет трава, тогда завтракать пойдём, отдохнём… Слабак ты, Вацлав, – не удержался от укора отец.– Что же мне, тогда, говорить, я, ведь, на одной ноге…

– Да, ты, вон, какой сильный! – Буркнул средний, опуская голову и краснея.

Алфред выдернул косу и стал точить её, его примеру последовали и сыны. И опять дружно взлетали косы, врезались, вжикая, в траву, которая покорно ложилась в ряды, прокосы становились всё длиннее и длиннее.

– Мать, корми работников! – Весело скомандовал Алфред, когда они всей гурьбой ввалились в избу.

– Сейчас, сейчас, – заулыбалась и Юзефа, оглядывая их усталые и, всё же, оживлённые лица.

– Мама, я – голодный, как волк! – Громко шлёпнулся на табуретку старший сын. Мать поставила на стол большую миску блинов, нарезанный дольками копчёный окорок, хлеб, чай, настоянный на зверобое, блюдце с кусковым сахаром. Проголодавшиеся мужчины набросились на еду, ели молча, громко жевали.

Раздался стук в дверь. Вошла Мария.

– Доброе утро! Приятного аппетита! – Сказала она и остановилась в нерешительности у порога, не зная, что делать.

– Доброе утро, соседка! Проходи к столу! В самое время попала! – Благодушно сказал Алфред.

– Да я уже позавтракала, – ответила Мария.

– Проходи, дочка, проходи, не стесняйся, – подошла к ней Юзефа и потянула за локоть к столу. – Знаем мы твои завтраки… А ты нас не обьешь, одним ртом больше, одним меньше, какая разница.

Мария прошла к столу, села на подставленную табуретку. Юзефа положила на тарелку увесистый кусок копчёнки, пододвинула к ней, протянула вилку.

– Ешь, соседка, ешь! – Мило улыбнулась она, а сама подумала: – «Знай нашу доброту, голь перекатная! Ишь, в красной армии служила, а по людям побираешься! Много тебе богатства Советы дали? А, всё же, вести себя с нею надо осторожно, задобрить не мешает. А, вдруг, и в правду, вздумают в Сибирь выселить? – У неё аж мурашки по спине пробежали от одной этой мысли. – Авось словечко доброе и замолвит… Хоть она и работала на нас, а всё ж мы её не раз выручали, то одно, то другое, и покормим всегда, да кусок самый лучший суём.»

– Бери ещё, бери, Мария, не стесняйся, -добавила она, видя, как Мария уплетает за обе щёки копчёнку, и ещё кусок добавила ей.

– Мы пойдём, мать, встал из-за стола Алфред. -Время не ждёт. – Сыны тоже встали и гурьбой вышли на улицу.

Мария ворошила вчерашнее, уже основательно подсохшее, сено, поглядывала, как Алфред с сыновьями взмахивают косами, оставляя позади себя ровные ряды скошенной травы. «Да, столько мужиков в доме – это сила! Они так несколько дней поработают и сена на зиму у них будет с избытком. Ещё и продать часть смогут, -думала она. -Господи, когда же Володя-то домой приедет? Измучилась, ведь, совсем! Хорошо, хоть молока в груди много, можно отцедить, а так пришлось бы сыночка с собой таскать… Как он там? Может, мама вышла куда, а он кричит, надрывается? – Ей невыносимо захотелось бросить грабли и бежать домой. —

Нельзя, нельзя! – Остудила она себя. – Они, ведь, так нас выручили! А чем я ещё их могу отблагодарить, чем?

И так они, какие добрые, угостят каждый раз чем-нибудь вкусненьким, – она вспомнила, как приятно пахла можжевельником копчёнка, какая была мягкая, прямо таяла во рту; проглотила набежавшую слюну и тут же почувствовала стыд, подумав: – А я, вообще-то, совсем бессовестная, только позовут к столу, и прусь сразу… Но, с другой стороны, у них, ведь, всего вдоволь, что им стоит лишний кусочек для меня отжалеть? Да и тётя Юзефа всегда так ласково смотрит, так приглашает, что неловко и отказывать… Да и дурой надо быть, чтобы такой случай упускать, не до стыдливости тут, когда над каждым куском хлеба трясёшься»…

Мария ворошила и ворошила сено, чувствуя, как намокло от пота и липнет к телу платье, как пот струйкой течёт по ложбинке между грудей. Они стали тяжёлые, набухли от молока. «Покормить бы сыночка сейчас, – тоскливо подумала она. – Хватит ли ему молочка до вечера?» Солнце разошлось вовсю, жарило так, что всё время тянуло пить, напившись, обливались потом, боролись с жаждой, но долго не выдерживали и опять шли к ведру с водой, стоявшему в тенёчке.

Изредка по ослепительно-голубому небу проплывали небольшие белые и кудрявые облака, заливался жаворонок, вовсю стрекотали кузнечики.

– Пап, пойдём искупаемся, а? – Предложил Вилис, наступавший отцу на пятки, видя, что у отца голая спина стала красной от солнца и блестит, как лакированная. – Тяжело работать, коса быстро садится.

– Ладно, пойдём, -согласился Алфред, – искупаться и впрямь не лишне, сопрели совсем. – Они воткнули косы кружком и пошли на озеро. «Смотри ты, даже близняшки бредут, опустив головы, – подумал Алфред, чуть заметно усмехаясь, – нажарились на солнце, не до беготни. Да, денёк сегодня – дай Бог повек! Постоит так недельку, сена будет вволюшку. Эх, сейчас бы можно было так развернуться, первым хозяином в волости стать!

Сыны силу набирают… Голодранцев кругом – сколько хочешь, хоть дюжину батраков можно было бы набрать… Да, разве, дадут? Поговаривают уже о колхозах, глядишь, скоро и землю обрежут, да и, не дай Бог, ещё и в Сибирь выселят…» -Алфред почувствовал, как в грудь заползает глухая, тяжкая злоба. К «лесным братьям» податься, что ли? Да ну, что я там на одной ноге делать буду? Да и дураком надо быть, чтобы с ними связываться. Немец ничего не смог сделать, а эти, и подавно… Рано или поздно, но их всех переловят, постреляют, и баста!» -Алфред посидел некоторое время на берегу, задумчиво глядя, как сыны резвятся в воде, посверкивая ягодицами, потом стащил с себя штаны и тоже полез в тёплую, как парное молоко, воду. Она так приятно ласкала перегретое тело, что даже сердце млело.

Играли солнечные блики на воде, садились на тростник стрекозы, еле уловимый ветерок слегка рябил воду… Алфред выбрался на берег, отстегнул деревянный протез, долго растирал руками натруженную культю.

– Вылезайте, черти! – Крикнул он не в меру расшалившимся сыновьям.

– Ну, пап, ещё немножко! – Взмолился Вацлав.

– Ладно, Бог с вами, – махнул рукой Алфред и откинулся на спину, крепко зажмурил глаза. – " Что делать? Что делать-то? – Лезли в голову беспокойные мысли. – А что тут сделаешь? Будем жить, пока можно, а дальше посмотрим, там видно будет.»

Неожиданно его мысли прыгнули в сторону. Вспомнилась невысокая статная фигура Марии, её тёмные, вьющиеся волосы, тугая, крепкая грудь, втянутый живот. «Да, справная баба стала, всё при ней, ничего не скажешь… А глаза какие синие… – Алфред ещё сильнее сжал веки, чувствуя, как тело наливается свинцовой истомой. – Тьфу, чёрт, взбесился на старости лет, старый дурак!» – ругнул он себя.