Роман Рассветов - Их жизнь. В краю голубых озёр. Книги первая и вторая

Вспомнилось рябоватое невзрачное лицо жены. Хоть и нажил с нею четырёх сыновей, а, всё ж, сладости от неё не знал. Не умела она приласкать, разжечь так, чтобы туман ударил в голову, вечно лежала, как колода, покорная, но и равнодушная. Алфред резко качнул туловищем и сел, стал пристёгивать высохший протез.

– Вылезайте, хватит, пора за дело браться! – Крикнул он сынам, натягивая штаны.

Ян Закис, сын дяди Августа и тёти Марты, уже целую неделю жил дома. Каждый день он, хмельной, и от самогонки, с которой приходили навещать его соседи, и от радости, что, наконец-то, вернулся домой, и что теперь не надо подчиняться суровым порядкам воинской службы, помогал родителям по хозяйству; подлатал крышу, отремонтировал загородку для поросёнка, понемногу подкашивал и сушил огрубевшую траву. Ничего, хоть и август, поздновато сеном заниматься, а, всё ж, корм, зимой и такой пригодится…

Вчера прибегала Мара, дочка Дубры, жившего на хуторе, километрах в трёх от них. Она поздоровалась с ним, опуская глаза и заливаясь жарким румянцем, и, после короткого бессвязного разговора, пригласила его к ним на вечеринку, говорила, что будет много девушек и парней, гармонист хороший придёт.

– Так приходите, да? Обещаете? – Под конец спросила она.

– Приду! – Пообещал, улыбаясь, Ян.

– Я буду ждать, – тихо проговорила она, жадно всматриваясь в его лицо зеленоватыми глазами, покраснела и умчалась, только развевался подол ситцевого платья и била по спине длинная светлая коса.

После трёх часов дня Ян принялся собираться на вечеринку: тщательно выгладил форму тяжеленным, дымящимся от углей, утюгом, надраил многочисленные награды, побрился уже порядком сточенной опасной бритвой, подрезал коротенькие щегольские усики, надраил до блеска сапоги, сжал их к каблукам гармошкой, напоследок он критически осмотрел себя в висевшем на стене, пожелтевшем от времени, зеркале и остался вполне доволен своим видом.

Он засунул в карман галифе бутылку самогонки (ибо какая же вечеринка без самогонки?), вытащил из вещмешка финку, потрогал пальцем лезвие и спрятал в голенище сапога. «Надо будет раздобыть у соседей хоть пистолет, что ли? – подумал он. – Опасно так далеко ходить без оружия. И когда только «ястребки» с этими проклятыми «братьями» разделаются? – В груди стало как-то тревожно, наслышался за эти дни Ян рассказов о зверствах банды Медведя. «А, была-ни была!, что я, в самом деле, у себя дома ещё должен трястись за свою шкуру?» – Обозлился он.

К хутору Дубры Ян подошёл около шести часов вечера. Ещё издали послышались звуки гармошки, и он всё убыстрял и убыстрял шаги, подгоняемый нетерпением, ожиданием чего-то необычного, волнующего.

Его встретили приветственными криками, жали руку, хлопали по плечу, разглядывали и восхищались его тремя орденами и многими медалями, девушки боязливо притрагивались к его нашивкам за ранения. Парни уже были под хмельком, у них раскраснелись лица, сверкали глаза, разговоры стали громкими и хвастливыми.

В этот вечер много танцевали. Ян был, конечно, героем дня. Девушки наперебой приглашали его танцевать, смотрели на него восхищёнными глазами. Куда было до него остальным парням, в основном малолеткам, которым ещё предстояло отслужить в Армии, которые не нюхали пороху, не имели наград…

Когда стемнело, все перебрались в избу, плясали при свете керосиновой лампы и самодельных свечей, принесенных с собой многими гостями.

Только что кончился танец. Ян, запыхавшийся, потный, совершенно счастливый, непрестанно улыбающийся, шлёпнулся с разгону на скамейку рядом с Марой, завороженно смотревшей на него откровенно влюблёнными глазами, взял её за руку и принялся нашёптывать ей на ухо всякие милые глупости, от чего та то и дело стыдливо опускала глаза и вспыхивала румянцем.

Во дворе залаяла собака. Но в избе стоял шум и гам от громких разговоров и, то и дело, вспыхивающего смеха, поэтому на лай не обратили внимания. Внезапно дверь распахнулась и в избу ввалились пять бандитов. Дула их «шмайссеров» нацелены на людей. Стало тихо… Все замерли на местах, не в силах шевельнуться от неожиданности.

– Добрый вечер! – Громко сказал Медведь и ласково улыбнулся. – О, как вас много, и все молодые, красивые! – Обвёл он глазами насмерть перепуганных девушек, разом побелевших. – А вы чего рты пораскрывали? – Насмешливо спросил он, оглядывая по очереди парней.

Вдруг он вздрогнул, пропала улыбка. – Вот это да! – Протянул Медведь. – Смотрите, братья, какая птичка к нам в руки попала! – Глаза его впились в лицо Яна. – А побрякушек сколько нацепил! И блестят все! Ещё один вояка домой вернулся! – Он медленно пошёл к Яну, пошевеливая широченными плечами. От него шарахались в сторону.

Вокруг Яна образовалась пустота.

– Ну что, вояка, страшно стало? – Улыбнулся зловещей улыбкой Медведь. – Ишь, побелел-то как! И ты думал, что всё, отвоевался, теперь райская жизнь пойдёт? А? Я тебе покажу райскую жизнь, падла! – Он резко ударил Яна в солнечное сплетение. От нестерпимой боли тот согнулся и упал на скамейку. Медведь подождал, пока Ян очухается, взял его здоровенной пятернёй за шиворот и поставил на ноги.

– Ну, что мне с тобой сделать? – Прошипел Медведь, вплотную приблизив своё лицо к лицу Яна, потом отпустил его гимнастёрку и, с размаху, ударил его опять в живот.

Ян снова упал на скамейку, потряс головой, приходя в себя, чувствуя, как от боли темнеет в глазах. «Ну погоди, гад! – Мелькнуло в голове. – Только не спеши! – Остудил он себя. – Пусть покуражится!» Он застонал, сгибаясь в клубок. Медведь засмеялся, обвёл торжествующими глазами людей. Рука Яна в это время скользнула за голенище сапога. Он стремительно разогнулся и прыгнул вперёд. В последнее мгновение Медведь заметил блеснувшее лезвие финки, вскинул автомат, но было поздно: Ян вонзил финку ему в живот и рванул с неистовой силой вверх. Медведь утробно заревел, хватаясь руками за живот. Гулко упал на пол автомат, обнажились окровавленные внутренности. Девушки пронзительно завизжали от ужаса. Их крик перекрыли автоматные очереди.

Ян мгновенно умер, буквально изрешечённый пулями. Медведь косо, зажимая руками выпиравшие окровавленные внутренности, рухнул на пол, заелозил ногами в огромных сапогах. От его дикого звериного рёва волосы вставали дыбом.

– Братья, спасите… сделайте что-нибудь, – прохрипел он, обрывая крик, и опять завыл, не в силах сдержать невыносимую, обжигающую боль. Бандиты растерянно топтались около него, не зная, что делать.

– Хозяева! Бинты! Живо! -рявкнул один из них, тонкий и высокий, с курчавой чёрной бородой.

– Ннет у ннас ббинтов, – заикаясь от страха, ответила, белая, как мел, мать Мары.