Дмитрий Зорин - Марш в никуда. Фрагменты памяти. Том II

Гордая бабушка, наша с братом мама со своими внуками Юрой и Костей. 1964 г.

Юра, старший сын, оставался пока у бабушки на Украине, и взять мы его смогли только на следующий год, когда он достиг детсадовского возраста. Через год, получив место в яслях, которые располагались в двухэтажном деревянном доме, напротив нашего барака, мы расстастались с няней. Этому способствовал один случай. Как-то забежав, домой среди рабочего дня, когда меня обычно не ждали, я стал свидетелем действия выражавшегося в вылизывании няней лица нашего ребёнка языком. Язык её мне показался невообразимо большим, а личико сына маленьким. Я в бешенстве выхватил ребёнка из её рук и потребовал объяснения её действий. Она стала плакать и жаловаться, что ребёнок очень беспокойный, что мы приучили его к рукам, и у неё нет сил, целый день качать его на руках и что это народное средство, успокаивающе действующее на детей грудного возраста. Меня это несколько смутило, но не сняло настороженности, и я стал пристальней приглядываться за действиями няни. Я привёл этот пример, чтобы показать читателю бытующие в наше время приёмы ухода за новорождёнными детьми. Няня была преклонного возраста малограмотная деревенская женщина, старость которой была социально мало обеспеченной, что было для одиноких людей, проживающих в сельской местности, уже не способных вести своё хозяйство для того времени явлением не редким. В общем-то, особых претензий у нас к ней не могло быть. Она как могла, старалась, но видимо отсутствие собственных детей и преклонный возраст, а уход за детьми это тяжёлый труд, вынуждали её применять некоторые хитрости, которые не могли устроить нас. Например, я стал замечать, что она, чтобы успокоить ребёнка начинала сильно качать коляску и буквально укачивала ребёнка. Глаза у него закатывались, и он не то что засыпал, а создавалось впечатление, впадал в состояние беспамятства. Причём это состояние было кратковременным, и он вскоре опять начинал вести себя беспокойно, а она опять начинала его «убалтывать». Всё это ускорило наше расставание. Считаю необходимым отметить, что и сегодня можно наблюдать подобную описанной мною выше картину, когда молодые мамы трясут, а не укачивают своих новорождённых детей. Хочется им напомнить, что это чревато серьёзными неприятными последствиями для здоровья ребёнка. Поэтому я и счёл необходимым привести пример из своей жизни.

Вскоре вся наша семья восстановилась, бабушка привезла нам Юру и некоторое время пожила у нас, чтобы он привык к родителям, которых он фактически обретал заново. Нам тоже необходимо было привыкнуть к ребёнку, к приобретённым им привычкам и образу жизни, отличном от нашего. Необходимо было притираться, приспосабливаться к нему, заинтересовать и привлечь его к себе, сделаться для него необходимыми. Я чувствовал особую ответственность, и старался из всех сил, понравиться ребёнку, и не дай бог допустить что-нибудь не соответствующее принятым на себя родительским обязанностям. Может быть, надо было быть проще, и не выделять в своём отношении детей, но тогда я об этом не задумывался, осознание этого пришло позже.

Весна следующего года оказалась бурной. Воды Енисея вышли из берегов, и наши бараки затопило. Благодаря проводимой тогда жилищной реформе, инициатором которой был Н. С. Хрущёв, мы получили благоустроенную квартиру. Это была трёхкомнатная квартира, общей площадью 44,5 квадратных метров. Об этом можно было только мечтать, и мы ощущали себя счастливейшими из людей. Детям была выделена отдельная комната. Мы с женой тоже обрели свою спальню, ну и появилось понятие «зала».

Тем временем я старался найти себя в непривычном мне деле. Всё усугублялось тем, что я не ощущал интереса к этой деятельности, и поэтому все мои усилия походили на «тыканье слепого котёнка», лишённого к тому же и чутья. Это объясняло то, что, несмотря на дружелюбные отношения с коллегами, на сложившуюся в коллективе атмосферу взаимовыручки, где неудачи и промахи одного воспринимались, как неудача всех, что заставляло более ответственно, относиться к работе, чтобы не подводить товарищей, я чувствовал себя, ущербно понимая свою ограниченность в практике этой деятельности. И всё всё-таки постоянное общение с руководителями или представителями руководства строящихся, или действующих промышленных объектов края, ощущение своего соучастия в разрешении возникающих проблем, атмосфера необходимости действия, принятия нужного решения, конечно, обогащали мой жизненный опыт, расширяли мой кругозор и диапазон мироощущения. Одна ко мне пришлось столкнуться и с негативной стороной чиновничьей морали.

Фая, жена брата с племянником Костей.

Скоро у них появится свой ребёнок

Готовилась стать матерью жена моего брата Александра, Фаина и вся наша семья так же с нетерпением ждала нового пополнения. Ну а пока всё внимание доставалось нашим детям. Об этом свидетельствуют приводимые снимки.

Я не раз был свидетелем, как часть фондов предназначенных по утвержденному плану распределения для одних организаций не всегда оправдано переадресовывались другим.

Принципы «мохнатой лапы», не подмажешь, не получишь», различного рода «благодарностей и поощрений» были и в то время не чужды отдельным работникам и руководителям подразделений Главка. Наблюдая это, я ощущал определённый дискомфорт. Меня больше всего поражала открытость, граничащая с закономерностью этого явления в деятельности организации и отдельных её работников. Мои попытки найти этому оправдание с позиции «морального кодекса строителя коммунизма», вызывали у коллег в лучшем случае недоумение или снисходи тельную улыбку, обычно адресуемую несмышлёнышу, который не созрел до понимания элементарных понятий в человеческих отношениях. Чем дальше я вникал в эту сферу с позиции выше обозначенных принципов, тем сложнее становились мои взаимоотношения с коллегами. Меня это угнетало и вызывало чувство горечи и сомнений. Я с искренним дружелюбием относился к товарищам по работе и осознание того, что я могу стать инородным телом в их среде, и быть отвергнутым ими мучило меня.

Мне не очень нравилось походить на некоего литературного героя в образе благородного рыцаря, в одиночку, сражавшегося с ветряными мельницами. Мне бы так же не хотелось, чтобы у читателя сложилось обо мне мнение, как о неком моралисте, оказавшемся в единственном числе в аморальной среде и ведущим с ней беспощадную борьбу, в надежде всё исправить. Конечно, рядом со мной и в обществе было множество людей, которые, столкнувшись с наличием противоречий между реалиями жизни и. провозглашаемыми нравственными устоями, воспринимали происходящее и относились к нему примерно, так же как и я.