Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том третий

Дверь скрипнула. Охранники Тони поднялись, она тоже встала. Когда солдат принес тюк с платьями, и туфлями, Тони, невольно, вздохнула:

– Кашемира и шелка ждать не приходится… – она выбрала наименее уродливое платье, светлого сатина, с коротким жакетом. Туфель на высоком каблуке в Чудове не водилось, но даже простая модель показалась Тони изысканной, после пяти месяцев в кирзовых сапогах и портянках. Эсэсовец захватил дамскую сумочку, с маленьким зеркалом внутри:

– Провинциальные модели… – подумала Тони, – но скоро я окажусь в Берлине… – она ожидала, что испанцы, с фронта, отправят ее под крыло посольства. Тони хотела найти Максимилиана фон Рабе, и, с его помощью, добиться освобождения Виллема:

– Можно даже замуж за него выйти, – решила Тони, – если он не женат. Но вряд ли, с войной… – она вспомнила холодные, голубые глаза:

– Фон Рабе, конечно, не Воронов, и не был в меня влюблен, но война меняет людей… – отдав ей паспорт, эсэсовец щелкнул каблуками сапог:

– В Новгороде вас ждут, фрау Эрнандес. Не бойтесь, дороги охраняются… – бригадефюрер знал, что женщина пять месяцев была в окружении:

Фрау Антония села в закрытую машину, в сопровождении конвоя:

– Все равно, она дама, надо о ней позаботиться. Женщина на войне беззащитна. Мы немецкие офицеры, носители арийского духа, а не большевистские варвары… – бригадефюрер взглянул на часы. Пора было поднимать два батальона СС, для акции. Он хотел раз и навсегда покончить с бандой, окопавшейся в окрестностях Чудова.

Мерседес вильнул, выезжая на западное шоссе, ведущее в Новгород. Скосив глаза налево, Тони узнала тропинку, по которой выходила из леса:

– Отлично… – она закинула ногу за ногу, – все, как я и хотела. В Германии найду фон Рабе. Виллема освободят, мы заберем малыша, и уедем, в спокойное место. Панама, Коста-Рика… – Тони взглянула на верхушки сосен, уходящие в жаркое, полуденное небо:

– Пусть они все сдыхают. Волков, Воронов… Они мне неинтересны… – молодой офицер СС, приданный Тони в сопровождающие, смотрел на нее с нескрываемым восхищением. В машине пахло хорошим табаком, юноша попросил разрешения закурить.

Тони, лукаво, сказала:

– Поделитесь со мной, лейтенант. Привычка вредная, но такая приятная… – молодой человек, немного, покраснел. С наслаждением вдохнув ароматный дым, девушка откинулась на обитое кожей сиденье. Сзади шел грузовик с вооруженным конвоем. Тони опустила длинные ресницы:

– У меня все получится. Я делаю все ради Виллема, ради нашего сына, и будущих детей. Бабушка Марта меня похвалила бы. Она тоже на все была готова, ради семьи… – она услышала робкий голос немца: «Испания, должно быть, очень красивая страна, фрау Эрнандес…»

Тони согласилась: «Совсем, как я, лейтенант…». Тони тряхнула белокурой головой:

– Давайте, я расскажу вам, о Мадриде… – шоссе было неплохим. Мерседес шел со скоростью в почти сто километров. Тони вспомнила карту:

– Через час будем в Новгороде, даже раньше. Большой город, испанцы обо мне позаботятся… – она похвалила себя, за то, что утром помылась, и привела в порядок голову. В зеркале отражалась красивая девушка, в скромном платье, с изящным узлом волос:

– Идальго… – весело подумала Тони, – испанцы все рыцари. Я в надежных руках… – выбросив окурок в окно, она взяла предложенный лейтенантом шоколад. Розовые губы улыбались. Томно потянувшись, девушка уютней устроилась на сиденье.

Волк пристально разглядывал следы от солдатских сапог, в подсохшей, болотной грязи, на досках гати. Июль выдался жарким, послеполуденное солнце припекало. Они с лейтенантом стояли в расстегнутых гимнастерках. Пахло тиной, над поросшей ряской, темной жижей, жужжали мухи, тонко звенела мошкара. Волк аккуратно вел календарь:

– Девятое июля, – подумал он, – макушка лета, как говорится… – начальник штаба разбудил его перед обедом. Волк увидел, что юноша прячет глаза. Он сразу спросил: «Что случилось?»

Мальчик развел руками:

– Товарищ Эрнандес обещала стирку организовать… – Волк, одеваясь, нарочито спокойно поинтересовался: «И?»

Волк видел удостоверение «Красной Звезды». В нем значилась та же фамилия, что и в советском паспорте Тони. Девушка объяснила, что ее готовили к внедрению в СССР со времен испанской войны:

– Я и в Мадриде была корреспондентом… – она потерлась щекой о плечо Волка, – наши страны, тогда, еще не стали союзниками… – из соображений безопасности, Тони не могла просить британское посольство вывезти ее из страны:

– Я больше не занимаюсь сбором сведений… – она целовала Волка, – но я должна справляться сама. Дипломаты обо мне не позаботятся… – начальник штаба переминался с ноги на ногу. Максим взял бритву: «Что такое?»

Волк брился каждый день, и от ребят требовал того же. Лезвие было трофейным, как и форма, фляги, легкие, алюминиевые миски, сигареты, консервы и почти все отрядное оружие. Скребя светлую щетину, перед маленьким зеркальцем, он услышал, что товарищ Эрнандес, уйдя под холм рано утром, в отряд не возвращалась:

– Белье мы сняли, Максим Михайлович, – зачем-то добавил лейтенант, – она все постирала… – следы ее подошв вели на восток. Гать заканчивалась проселочной дорогой, а та упиралась в шоссе из Новгорода в Чудово. Волк, возвращаясь из разведки, шел этим путем, прячась в кустах. Засунув руки в карманы бриджей, Максим погрыз травинку:

– Пистолет у нее есть, с патронами. Трофейное оружие, она вальтер в тылу получила… – немецкие пистолеты дарили командировочным, из Москвы, корреспондентам, а особенно много вальтеров числилось в Особом Отделе:

– Хотя зачем чекистам оружие, – кисло думал Волк, – они и на фронт не заглядывают… – их собственный, дивизионный уполномоченный, к Волку не цеплялся. В начале прошлой осени Волк получил «За отвагу». Вызвав его в блиндаж, шурша бумагами, особист заметил: «У вас две судимости, старший сержант».

– Могло быть больше, – любезно отозвался Волк, – но, когда я рос, товарищ уполномоченный, милиция работала по старому кодексу. Тогда двенадцатилетних детей не судили, просто ставили на учет… – подняв бровь, он полюбовался раскрытым ртом лейтенанта:

– Я советский гражданин, – холодно заметил Максим, – не поражен в правах, социально близок, судим за кражи, и смыл вину кровью, при ранении… – он, небрежно, поинтересовался: «Еще вопросы имеются?». Уполномоченный, сглотнув, махнул рукой.

– Она ушла с оружием, – Волк выплюнул травинку, – но зачем? Я только из Чудова вернулся, все выяснил. Для чего она отряд покинула, где она сейчас… – Максим велел себе не думать, о плохом исходе:

– Она знает, что мы на Любань отсюда идем, на север. Решила сама разведать обстановку? Но зачем она тогда на восток направилась… – по трофейным, швейцарским часам Волка время подходило к пяти вечера. Тони спустилась с холма, когда еще не пробило восьми утра: