Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том третий

– Барбье арестует мерзавцев, – думал он, – и месье Корнеля, и мальчишку. Мы узнаем, где сокровища Лувра, я получу синий алмаз… – уверив отца и Эмму, что с Генрихом все в порядке, Максимилиан не сказал ничего о беременности невестки:

– Генрих захочет сам сообщить радостные новости… – решил Макс, – он гордится, что будет отцом… – Макс, намекнул рейхсфюреру, что готов отправиться в свой любимый Рим. Святой отец Виллем гнил в концлагере. Ничто не мешало Максу насладиться картинами Уффици, отличным кофе, мастерством портных, в Милане, и выбрать себе невесту. Гиммлер вздохнул:

– Надо подождать, штандартенфюрер. Мы не хотим нажимать на дуче или адмирала Хорти, с наступлением на Волгу и Кавказ… – итальянские и венгерские соединения воевали на Восточном фронте. Макс, недовольно, покрутил светловолосой головой, но спорить с начальством не стал. Он сводил Эмму и отца в отличный ресторан на Кудам, с удовольствием играл в теннис, плавал в бассейне, и гулял с Аттилой.

В Польше Макс удостоверился, что все местные отделения гестапо снабдили приметами доктора Горовиц. Женщину он велел брать живой. Макс даже наметил себе во внутренней тюрьме, на Принц-Альбрехтштрассе, подходящую камеру:

– Потом отправлю ее к Отто, в подопытные крысы… – зло думал он, – пусть сдохнет в борделе, с язвами от радиации… – Отто исследовал влияние рентгеновских лучей на репродуктивную функцию.

Гиммлер послал Макса на Восточный фронт с заданием найти подходящего советского генерала. Они были уверены, что с двумя котлами, на севере и юге, в плену, непременно окажется, кто-то нужный.

Хиви обслуживали и офицерский дом отдыха. До кухни их не допускали, но Макс видел русских, с нашивками добровольных помощников вермахта, за уборкой территории. За кофе и земляникой он сладко потянулся:

– В такую погоду, Хельмут, хочется взять лодку, и прокатиться по реке, с красивой девушкой, а не говорить о делах… – дел, в общем, никаких не осталось. СС прочесывало близлежащие леса, в поисках партизан. По словам бригадефюрера Вюнненберга, вокруг Чудово стояла относительная тишина:

– Есть какая-то банда, – Макс щелкнул золотой зажигалкой, – однако их скоро разгромят… – он считал, что деморализованные русские, истощенные несколькими месяцами окружения, просто не в состоянии сопротивляться. Макс ждал новостей о пленении кого-то из руководителей Второй Ударной армии. У него в блокноте имелся список высших офицеров соединения. Дернер усмехнулся:

– Я предлагал привезти сюда девушек из Прибалтики. Они расово близки, фюрер подобное разрешает. Однако здесь прифронтовая зона. Придется ждать отпуска… – вздохнул приятель. Дернера позвали к телефону. Вытянув длинные ноги, полулежа в плетеном кресле, Макс любовался рекой:

– Скоро мы на Волге начнем отдыхать… – лениво подумал штандартенфюрер, – каспийская нефть потечет в рейх. Мы непобедимы… – он обернулся, заслышав голос Дернера: «Макс, тебя!». Звонили из Чудова, из штаба дивизии. На северной границе котла, в одной из деревень, местные жители видели человека, по описанию похожего на командующего Второй Ударной армией, генерала Власова.

Макс положил трубку:

– Землянику тебе придется доедать одному, Хельмут. Пусть готовят мою машину, и грузовики конвоя, в Чудово… – штандартенфюрер широко улыбнулся:

– Очень надеюсь, что нас ждут хорошие новости… – оправив безукоризненный, сшитый итальянским портным, китель, Макс посмотрел на часы. Он помнил карту. Отсюда до деревни с непроизносимым названием было не больше полутора сотен километров. Даже учитывая плачевное состояние русских дорог, штандартенфюрер рассчитывал оказаться на месте к вечеру. Шоссе шло через Новгород, но Максимилиан ехал с охраной. Он не собирался умирать от партизанской пули, здесь, или в Европе.

Закрытый, укрепленный броней мерседес подогнали к террасе. Попрощавшись с Хельмутом, устроившись на заднем сиденье, Макс велел унтершарфюру СС, личному шоферу:

– Гнать незачем, у нас много времени… – закурив, Максимилиан помахал Дернеру: «Скоро увидимся!»

Штаб полицейской дивизии СС, расквартированной в Чудове, помещался в здании бывшего городского комитета ВКП (б). В поездках в лагеря НКВД Тони часто навещала партийные учреждения. Оглядывая чистый, прибранный коридор, она тихо усмехнулась:

– Заменили портреты Ленина и Сталина, на фото Гитлера, а больше ничего не изменилось.

Тони сидела на расшатанном, венском стуле, в компании двух молчаливых солдат, в эсэсовской форме. Ускользнуть из лагеря оказалось легко. Волк, после разведок, вставал поздно, к полудню. Собрав у ребят грязные вещи, заглянув к начальнику штаба, Тони, небрежно, сказала:

– Я к роднику, товарищ лейтенант. Устрою стирку… – Тони захватила трофейный вальтер, полученный в ноябре, в Калинине. Ей больше месяца пришлось болтаться по тылам, ожидая оказии на линию фронта, в дивизию, где служил разведчик, старший сержант, Максим Михайлович Волков. Тони знала номер его соединения, однако просить направить ее прямо туда, было бы подозрительно.

Послав в «Красную Звезду» несколько репортажей о восстановлении освобожденного Калинина, и о борьбе партизанских отрядов против оккупантов, Тони, наконец, дождалась поездки на фронт. Армия готовилась к печально закончившейся Любанской операции, в боевых частях стояло затишье. К началу февраля Тони оказалась в дивизии Волка:

– Остальное было просто… – она, действительно, постирала белье ребят, и вымылась сама. Тони знала, что немцы ценят опрятность. Девушке требовалось расположить к себе тех, кто будет ее допрашивать. Документы сеньоры Эрнандес она надежно зашила в тайнике, в солдатской гимнастерке. Едва увидев старшего сержанта Волкова, Тони поняла: «Он сделает все, что я попрошу». Тони ухитрилась остаться с ним наедине, в маленькой землянке, где ее поселили. В углу тлели угли, в переносной печурке, снаружи завывал зимний, колючий ветер. Тони вспомнила блиндаж в Теруэле, перезвон гитарных струн, тихий голос Виллема:

– Я боялся, что ты уедешь, а у меня не хватит смелости, с тобой познакомиться. Это словно солнечный удар, Тони… – девушка дрожала, спрятавшись в его руках, – словно я всю жизнь ждал, когда тебя увижу, и, наконец, дождался… – Максим целовал ее. Слыша его ласковый шепот, Тони думала о Виллеме. Девушка была уверена, что он снимет обеты:

– Можно уехать в Испанию, в Латинскую Америку… – она обнимала Волка, походная, брезентовая койка поскрипывала, – забрать Уильяма, навсегда забыть о войне, о Германии и СССР. Я хочу быть с любимым человеком, хочу, чтобы мы воспитывали нашего ребенка, хочу еще детей… – Тони, внезапно, остро, поняла:

– Все из-за войны. Испанской войны, и этой. Мы с Виллемом расстались из-за ошибки, непонимания. Если бы ни все они… – девушка, незаметно, поморщилась, – нацисты и коммунисты, мы с Виллемом спокойно бы жили в Мон-Сен-Мартене, я бы рожала детей… – Тони ничего не сказала Максиму о ребенке.