Анри Труайя - Свет праведных. Том 1. Декабристы

Он чувствовал себя странно легким… он будто воспарял, ноги больше не касались земли – он плыл на облаке… Несмотря на, прямо скажем, несколько спертый воздух в комнате, было в этом воздухе что-то такое – опьяняющее… Достаточно оказалось вдохнуть его, пусть всего несколько минут тут подышать – и тебя уже пьянила страсть к самопожертвованию! И ты понимал: хотеть – значит мочь, решиться – значит победить! Наверное, все-таки сам Господь тем или иным путем вдохновлял их дело.

Князь Трубецкой наскоро откланялся и удалился. Филька принес несколько бутылок вина, большое блюдо с хлебом, сыром и колбасами, поставил на стол. Взять, что приглянется, могли только стоявшие рядом, остальные просили друзей передать им тоже выпивки и закуски. Бокалы с вином переходили из рук в руки, Николай получил свой «заказ», дотянувшись до него через четыре ряда эполет. Откусив от бутерброда, измазал пальцы в масле. Ну и что? Никому не хотелось уходить. На улице – холод, ночь, царство рассудка, семьи… Нет-нет, не думать ни о чем таком – не позволять себе расслабиться! Все опять заговорили разом. Из прихожей долетали взрывы хохота. Отдельные, совершенно несуразные предложения вдруг становились отчетливо слышны среди общего гула:

– А новой столицей станет Нижний Новгород!

– Прежде всего нужно будет захватить Кронштадт!

– Но почему бы не реорганизовать военные поселения, превратив их, на французский манер, в национальную гвардию?

– Господа, у нас же нет патронов! Сначала надо захватить Арсенал!!!

– Вы просто мальчишки! – перекричал всех капитан Якубович. – Вы не понимаете, вы просто не знаете, каков русский солдат! Уж я-то преподам вам урок, я познакомлю вас с тем, что это за птица!

Якубович был высоким, поджарым, смуглолицым, с жесткими темными волосами. Длинные висячие усы, напоминавшие ласточкин хвост, крест на шее, черная повязка на глазу… Этакий цыган в драгунском мундире…

– Откройте все притоны и игорные дома, – продолжал вещать он. – Позвольте людям допьяна напиться, разрешите им грабить магазины, щупать девок, поджигать кое-какие дома… Ничто не возбуждает толпу так, как парочка хорошеньких пожаров! Ах, какая красота, ах, как это горячит кровь! Затем, добудьте мне в церкви десяток хоругвей – да и вперед теперь: под образами святых, с ружьями и топорами, прямо к дворцу! А там уже вы возьмете за шиворот великого князя Николая Павловича… – и провозгласите республику!

– Боже мой, замолчите же! – остановил поток дерзких призывов хозяин дома. – Всякому овощу – свое время! А пока – единственное, о чем вас просят, это – вывести свой полк на площадь завтра утром.

– Но я не хочу ждать до утра! – продолжал гнуть свою линию Якубович. – Я хочу выступить этой же ночью!

Николая словно молния ослепила: и впрямь – зачем ждать, почему не начать прямо ночью! Офицеры стали переглядываться: одна и та же мысль, видимо, мелькнула у всех, возбуждая молодые умы.

А Рылеев между тем все еще пытался переубедить Якубовича.

– Вы просто безумец! – взревел он наконец, ударив кулаком по столу, но сильно закашлялся. Ему поднесли стакан вина, он пригубил и заговорил снова, уже потише:

– Вы просто безумец… Что, ну, что вы могли бы сделать сегодня ночью? Вы же отлично знаете: солдаты пальцем не пошевелят, пока их не примутся склонять к новой присяге! Да что там – склонять: пока они не получат приказа присягнуть вторично… А они его получат, нам это известно теперь. Вот тогда…

– А мы не нуждаемся в солдатах! – завопил кто-то из дальнего угла комнаты. Все обернулись.

Это был лейтенант в отставке Каховский: изможденная физиономия, жидкие усики над крупным ртом, порывистые жесты, во взгляде карих, поставленных асимметрично, лихорадочно сверкающих глаз – сразу и глубокая печаль, и очевидное безумие…

– Я бы даже сказал, – уточнил Каховский, отвечая на безмолвный вопрос собравшихся, – я бы даже сказал, что солдаты нам помешают. Все, что нам нужно, это – потихоньку забраться во дворец, убить великого князя и – потом уже – завершить революцию!

Якубович поправил сползавшую с пустой орбиты повязку и замогильным голосом произнес:

– Чтобы убить великого князя, достаточно быть мужественным человеком. Отважным.

– Ну и что? Вы хотите проявить таким образом свое мужество и свою отвагу? – ехидно спросил Рылеев, раздраженный фанфаронством собеседника.

Якубович вздрогнул.

– Почему именно я? Из того, что я хотел когда-то убить царя Александра, вовсе не следует, что именно мне теперь следует поручить убийство его брата. Я вообще человек, скорее, спокойный и – с заранее обдуманным намерением – даже и мухи не способен прибить! И вообще – если нам нужен исполнитель – давайте бросим жребий. Нас тут сколько?

Он пробежался единственным глазом по лицам собравшихся. Все молчали.

«А если выпадет мне?!» – с ужасом подумал Николай. У него больно закололо сердце. Как бы ни была сильна его враждебность по отношению к режиму как таковому, в целом, у него никогда не хватило бы мужества убить конкретного человека – великого князя Николая Павловича. Все-таки, несмотря на все свои недостатки, этот человек не совсем похож на других. Он, пожалуй, ближе к тем, кто – благодаря мудрости, рассудку, терпению или, наоборот, хитрости и насилию – веками выстраивал Россию. Да и… какими бы умными ни казались рассуждения, сердце не могло забыть, что Православная церковь считает царя помазанником Божиим. Иными словами – представителем Господа на земле. Все православное детство Николая бунтовало сейчас против святотатства, которое задумывали его товарищи, которого они могли потребовать от него самого. Уклониться в этом случае означало бы потерять их уважение и доверие, согласиться – потерять душу…

– Та-а-ак! – сказал наконец Якубович. – Вы согласны, нет? Давайте напишем наши имена на бумажках, бросим эти бумажки в шляпу и…

Николай неожиданно услышал свой собственный голос:

– Что ж, мне кажется, предложение следует обсудить…

– Но оно не ново для нас, – пожал плечами Александр Бестужев. – Пестель уже проводил жеребьевку, здесь же – несколько месяцев назад!

– С той только разницей, – уточнил Николай уже сознательно, – что у Пестеля имелись доверенные лица, способные выполнить столь грязную работу!

Якубович усмехнулся, и на оливковом его лице блеснули белоснежные зубы:

– Кажется, вы боитесь, что жребий выпадет – вам!

– Да, боюсь, – просто ответил Николай.

В последовавшем за его ответом молчании он ощутил безмолвную поддержку и добавил:

– Русский человек не может думать иначе!

– Здорово сказано, метко – прямо в яблочко! – воскликнул князь Голицын. – Мы напрасно силимся представить себя ярыми революционерами, даже – атеистами… мы все еще во младенчестве крещены, мы все сызмальства связаны с Церковью, у нас у всех в крови почитание царя как помазанника Божия!