Марк Фруткин - Возвращение Фабрицио

Общее впечатление было жутким. Где милосердие и любовь, присущие Новому Завету? Картины Откровения, которые он рассматривал, казались порождением Ветхого Завета, отсылкой к самым истокам Библии. Аркенти содрогнулся, созерцая кромешный ужас и мрак: сотни ангелов истребляющих, сам Господь, седовласый, с горящими очами, с острым мечом. Сонм животных вокруг с очами, спереди, сзади и внутри, каждое имело по шести крыл.

Аркенти видел, как открывали книгу, запечатанную семью печатями, и четырех коней со всадниками с луками, мечами, и каждый имел меру в руке. Водоворот неистовой, пагубной силы мешал отличить ангелов от проклятых. И луна сделалась как кровь, и произошло великое землетрясение, поглотившее добро наравне со злом. Семь ангелов вострубили в трубы, и сделались град и огонь и пали на каждого. Моря и реки сделались кровью, отверзлась кладязь бездны, извергнув на землю саранчу. По виду своему саранча была подобна коням с хвостами как у скорпионов. И третья часть звезд пала с небес на землю, на голову каждого.

Сам Иоанн поедает книгу пророчеств, и точило вина топчет земной урожай, и хлещет кровь, и вылиты на землю семь чаш гнева Божня, и «кусали они языки свои от страдания». Адвокат дьявола стоял ошеломленный и пораженный, видя, что монах обвинил во всем великую блудницу, мать блудницам и мерзостям земным. Любой мог ее увидеть, вот она, упоена кровью святых, облечена в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом… Аркенти смотрел и не мог поверить, но вдруг ахнул и отшатнулся. Он стоял с открытым ртом. Сомнений не было. Бодини изобразил великую блудницу вавилонскую с лицом Элеттры.

— И что вы думаете о моей картине, ваше высокопреосвященство? — Рядом возник Бодини, но адвокат все еще чувствовал головокружение и, повернувшись, чуть не споткнулся снова. — Вы слышали призывы к ее уничтожению, как я и предсказывал. Они не могут смотреть в глаза правде, глупцы. Смотрите внимательно, ваше высокопреосвященство, время скоро настанет.

— Почему? Почему вы изобразили лицо девушки? Это гадко. Это будет стоить вам головы.

— О, не думаю! Скоро герцога будет больше интересовать ваша голова, я полагаю. Я видел, как вы смотрите на девушку. По-вашему, я слеп?

— Что вы видели? Вы ничего не видели!

— Я все вижу, друг мой. Я все вижу, я знаю, что у вас на уме, но не виню вас. Я виню девчонку, она взяла над вами власть. В чреве своем она носит семя зла.

Монах отвернулся и стал смотреть на вавилонскую блудницу на картине, в лице его читалось странное понимание.

Адвокат в гневе тряхнул головой и направился к выходу.

— Стойте!

Аркенти застыл:

— В чем дело?

— Видели священника, с которым я говорил, когда вы вошли?

— Да?

— Падре Гислина. Иеронимит, как и я. Живет неподалеку от Ливорно. Я спрашивал его о вас. Он сказал, что знает в тех краях семью Аркенти. Стеклодувы, ваше высокопреосвященство. Стеклодувы.

Бодини ухмыльнулся, глядя, как адвокат повернулся и стремительно вышел вон.

Служанка провела адвоката дьявола в библиотеку герцогского замка, где его ждала Элеттра. Дверь широко распахнута, девушка сидела за столом на стуле с высокой спинкой, погруженная в книгу.

— Элеттра? — Он подумал, что она, может быть, не слышала, как он вошел.

— Сейчас. — Она продолжала читать. — Позвольте мне закончить эту песнь.

Аркенти уселся и стал беспрепятственно наблюдать, как взгляд девушки скользит по странице. Несколько прядей волос спадали на лицо. Закончив, она подняла взгляд к потолку и вздохнула.

— Люблю музыку Данте. «Я красоту увидел, вне предела, не только смертных; лишь ее творец, я думаю, постиг ее всецело» и «Как устремился я, спеша склониться, чтоб глаз моих улучшить зеркала, к воде, дающей в лучшем утвердиться». [23] Здесь и далее Данте цитируется в переводе М. Лозинского.

— Да, я узнал. Песнь тридцатая. Лучезарная река глазами Беатриче.

— Нам обязательно сегодня снова переводить скучных римлян? Нельзя ли заняться чем-нибудь еще?

Адвокат выглянул в окно:

— Кажется, идет дождь. О прогулке не может быть и речи.

Она поставила локти на стол, опустила лицо в ладони и спросила:

— Вы были в церкви Святого Сигизмунда? Видели картину, о которой все говорят? Видели на ней меня?

— Да. Он великий художник, но безумный.

— И глупец. Уверена, отец заставит его заплатить за дерзость. В самом лучшем случае ему придется закрасить картину. Отец не разрешает мне на нее взглянуть. Интересно, не монах ли убил моего жеребенка?

— Не думаю.

Она помолчала, опустив голову.

— Это хороший портрет? Вам понравился?

— Портрет превосходный, но понравился ли? Нет.

— О! Я забыла. Это вам. Отец говорит, вы отказываетесь принимать плату за уроки латыни, так что я убедила его, что нужно подарить ее вам.

К изумлению Аркенти, она протягивала ему экземпляр «Божественной комедии» Данте, который читала.

Он взял увесистую книгу, ее кожаный переплет застегивался маленькой деревянной пуговицей.

— Она чудесна. — Аркенти открыл страницу наугад.

— Одна из самых старых, что есть у отца.

Он захлопнул книгу.

— Нет, я не могу ее принять. — Адвокат вернул ей том.

— Вам не нравится?

— Нет, дело не в этом. Книга прекрасна.

— Я хочу, чтобы она была вашей.

— Мне снился сон…

— Да, — перебила его девушка, — все дело в снах Данте.

— Вы не понимаете.

Волнуясь из-за подарка, Элеттра не обратила внимания на его слова.

— Прочтите надпись. Я сама писала. Цитата из «Paradiso»… [24] «Рай» (ит.). Имеется в виду заключительная часть «Божественной комедии».

Он снова открыл книгу.

— «Здесь изнемог высокий духа взлет, но страсть и волю мне уже стремила… Любовь, что движет солнце и светила». Из последнего стиха, последний круг рая. — Он задумался.

— Да. Вам не кажется, что всю историю что-то «движет»?

— Как же это?

— Любовь движет солнце и прочие светила. И кометы, разумеется. Особенно комету, что всегда возвращается, правда? — Она радовалась их взаимопониманию.

— Да. — Он кивнул.

— Та же любовь влечет Данте к Беатриче. Их любовь — малое выражение той любви, что движет вселенной. Разве вы не видите? И планеты, и звезды, и кометы. — Она танцевала и кружилась по комнате. — Разве вы не видите?

— Да. Да, я вижу. Вижу.

Девушка остановилась:

— Так вы возьмете книгу?

— Да, я возьму книгу. — Адвокат улыбнулся ей, на сердце было легко, как никогда, впервые за многие годы.

Арлекин и Панталоне, стоя на сцене, пожимали друг другу руки над большим куском лежащего на столе пергамента с закрученными уголками. То было соглашение о приданом. На краю стола стояла чернильница с пером. В этой сцене Арлекин играл отца Авроры, а Панталоне изображал отца Оттавио. Оба актера сменили свои обычные маски на кожаные полумаски с поросячьими пятачками.