Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 1

— Мама, а как же наши учителя? — внезапно спросила Тео, когда они уже подъезжали к усадьбе.

— Будем карету посылать, — спокойно сказала Марфа. «И вообще, — надо тогда мой лондонский дом закрыть, а вещи сюда перевезти, верно?» — она повернулась к мужу.

— Распорядись, если хочешь, — тот смотрел в окно.

— А места нам всем хватит? — поинтересовалась у него жена.

— Более чем, — коротко ответил он. «Я скоро все равно уеду, да и ты, как я понимаю, тоже».

— А как же мы? — вмешался Теодор. «Одни останемся? Я-то не против, — мальчик вдруг рассмеялся, — только она, — он погладил по голове спящую у него на коленях Лизу, — маленькая еще».

— У вас, — Петя помедлил, — тетя есть. Жена брата моего старшего. И кузены, двое.

— Мальчики! — восхищенно сказал Теодор. «Наконец-то! А лошади у вас есть?» — он посмотрел на Петю.

— Пони. Ну и большие лошади, для взрослых, — Воронцов заставил себя улыбнуться. Сын Марфы гордо сказал: «Я в Италии верховой езде научился, и Тео — тоже. Нам пони не надо».

— Еще у нас лодка есть, — неожиданно для себя проговорил Петя. «И в Грейт-Ярмуте бот стоит, твой, — он помолчал, — дядя — он же капитан. Если он надолго приедет, свозит вас в Ярмут, научит под парусом ходить».

— А как наших кузенов зовут? Они большие уже? — Тео оторвалась от книги.

— Майкл и Николас. Нет, им шесть лет в ноябре будет, — ответил Петя.

— Фу, совсем дети! — Тео сморщила нос и углубилась в книгу.

— А то ты взрослая, — ехидно пробормотал брат.

— Да уж взрослее тебя, — поджала губы Тео.

— Ну все, хватит, — вмешалась Марфа. «Взрослые не ругаются».

— Да, — отозвался Теодор, — они просто молчат, и не смотрят друг на друга. Как вы, например, — дерзко добавил он.

— Ты язык свой укороти, — посоветовал Петя.

— Ты мне пока не отец, — вдруг жестко ответил мальчик. «Мой отец — покойный султан Селим.

А ты — муж моей матери. И если ты ее будешь обижать…», — он не закончил и угрюмо замолчал.

— Никто никого не будет обижать, — вздохнула Марфа. «Дай мне Лизу, дорогой, мы приехали уже».

Дом был большим, с каменной террасой и черепичной, красной крышей. На пороге, держа за руки похожих, как две капли воды мальчиков, — темноволосых и синеглазых, стояла низенькая, полная женщина.

— Это Маша, — сказал Петя, помогая жене выйти из кареты. «Я про нее тебе тогда, — он вздохнул, — в Чердыни говорил».

— Подержи Лизу, — сказала коротко Марфа мужу, и пошла к невестке.

Та присела и сказала: «Рада с вами увидеться».

— Маша, — ласково сказала Марфа по-русски, — здравствуй, милая. Я — Марфа, не знаю, рассказывал тебе Петя про меня, или нет».

— Вы же, — женщина распахнула большие, черные, блестящие глаза, — ты же, — поправилась она, — умерла!

— Да нет, — Марфа потянулась и обняла невестку, — крепко, — я жива, как видишь. А это дети мои — Тео и Теодор, Феодосия и Федор, — она вдруг улыбнулась.

— Как Вельяминовы, — Маша ахнула.

— Они и есть Вельяминовы, — Марфа обернулась к сыну и дочери. «Ну, знакомьтесь с кузенами вашими, а мы в дом пойдем».

— Меня зовут Тео, Феодосия, — свысока сказала девочка и проследовала за взрослыми, придерживая шелковую юбку.

— Твоя сестра всегда так задается? — хмуро спросил Ник.

— Бывает, — Теодор пожал плечами. «Девчонка, что с нее взять. У вас тут, — он помялся, — ваш дядя сказал, лодка есть?»

— Есть, — ответил Майкл, — только нам одним на ней кататься мама не разрешает. А отец наш, — мальчик вздохнул, — редко приезжает, он же моряк. Мы его и не видим совсем».

— А мой отец умер, — вдруг сказал Теодор. «Я его и не помню вовсе, я маленький еще был. Он был султан».

— Настоящий? — удивился Ник.

— Ну да, — Теодор улыбнулся, — я в Стамбуле родился. Потом мы на Кипре жили, потом — в Италии, оттуда уехали в Женеву, а потом- в Нижние Земли. А вы где были?

— Нигде, — неохотно ответили близнецы. «В Лондоне — и все. Ну и в Ярмуте, нас отец учил в море выходить», — добавил Майкл.

— Я умею грести, — сказал Теодор. «В Венеции научился».

— Зато у нас собака есть! И щенки у нее родились недавно, хочешь посмотреть? — предложил Ник. «И пони еще».

— Очень! — Теодор вдруг покраснел. «Я вам не совсем кузен только, я ведь не сын вашему дяде, не как Лиза».

— Наплевать, — сказал Ник, протягивая ему руку. «С тобой все равно интересно».

— Только я вас все равно не различаю, — пожаловался Теодор. «Даже голова кружится — такие вы одинаковые».

— Привыкнешь, — махнул рукой Майкл и вдруг рассмеялся. «Нас только мама различает, и дядя Питер. Отец — и тот путает».

— У вас хороший отец? — спросил Теодор, когда мальчики шли через двор на конюшню.

— Строгий, — ответил Ник, и вздохнул — глубоко. «Дядя Питер — он веселый, с ним интересно. А отец…», — мальчик не закончил.

— Он кораблем командует, военным, там семьдесят пушек, — Майкл помедлил. «Конечно, он строгий».

— А что это у вас там блестит? — приостановился Теодор.

— Ручей, он в Темзу впадает, — Ник открыл дверь конюшни и гордо сказал: «Вот наши пони».

— Очень красивые, — восхитился Теодор и предложил: «Если хотите, можно потом на ручье водяную мельницу построить. Она будет как настоящая, только маленькая. Я могу чертеж сделать, я умею».

— А ты расскажешь нам про Европу? — спросил Майкл, и приложил палец к губам: «Тихо, а то щенки спят!»

— Обязательно, — шепнул Теодор. «Я там, в большом замке жил, как в сказке. А мою сестру похитили, — злой человек, — а рыцарь ее спас».

— Здорово, что вы приехали, — сказал восторженно Ник. «Теперь не скучно будет».

За обедом Марфа предложила: «Кто первый переоденется для катания на лодке, тот садится у руля!». Дети вылетели из столовой, будто вихрь.

Маша, улыбнувшись, поднялась: «Я пойду тогда с Лизой посижу, поиграю с ней».

— Спасибо, — Марфа поцеловала невестку. Когда та вышла, женщина ехидно заметила: «Твой брат, если помнишь, тоже женился на девушке из гарема».

— Да, однако, она была девицей, — злобно ответил Воронцов.

— Ну, Петенька, — Марфа лениво, ровно кошка, потянулась, «что я не девица — дак то твоя заслуга, как сам знаешь».

Пламя костра, казалось, было холоднее, чем ее тело. Ничего, ничего из того, что он слышал краем уха, или читал, не было похоже на то, что происходило сейчас — ее глаза смотрели снизу, широко раскрытые, ни на мгновение не отрывающиеся от его взгляда.

— Больно? — вдруг спохватился он и, поняв, что уже поздно спрашивать, рассмеялся. Она обняла его — всего и шепнула: «Хорошо, любимый мой, так хорошо, что и не сказать, — как».

От нее пахло дымом, и губы ее были мягкими и покорными — до поры до времени, пока она не зарычала, — низко, призывно, и не вцепилась зубами ему в руку.

— Вот так, да — сказал он медленно. «Потому что ты моя львица, помни».