Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 1

— Еще, — велел он Марфе, которая только и могла, что положить ему голову на плечо и глубоко, часто дышать.

— Да сколько ж можно, — простонала она. «Я завтра в седло не сяду!».

— На руках тебя понесу, — усмехнулся муж. «Я тебя год не видел, Марфа, мне сейчас не ночь единая нужна, а неделю с тобой с ложа не вставать».

— Хорошо ложе, — пробормотала Марфа, оглядывая расстеленный на земле армяк.

— Как по мне, коли ты рядом, и это сойдет, — ответил Петя, ласково переворачивая ее на бок.

«Вот так», — прошептал он. «Вот так, Марфа, и так всегда будет, покуда живы мы».

— А завтра ночью тоже? — она застонала, вцепившись пальцами в его руку.

— Каждую, — шепнул Петя. «Каждую ночь, что мы вместе, слышишь?».

— Потом, — ласково сказала Марфа, целуя мужа. «Правда, Петька, нельзя тебе сейчас ни волноваться, и ничего другого нельзя. Вставать — вставай, пиши, считай, читай — это, пожалуйста».

Петя тут же вскочил с постели и стал одеваться. «Тише, тише, — велела Марфа, — не наклоняйся, я тебе помогу».

Он усмехнулся, погладив жену по бронзовым, неприкрытым по-домашнему, косам: «А ты на сносях, дорогая, тебе бы тоже поосторожней надо быть».

— Это у меня четвертый, — распрямляясь, сказала Марфа. «Так что я привычная. Ну пойдем к трапезе, дети соскучились-то по тебе».

— Батюшка, а тебе лучше уже? — спросили в один голос двойняшки, карабкаясь на колени к отцу. Лиза села на ручку кресла и пристроила голову ему на плечо.

— Лучше, лучше, — улыбнулся Петя, целуя девочек, что обняли его с обеих сторон. Он вдыхал сладкий, детский запах и вдруг сказал себе: «Господи, и правда, ну хватит мне семью-то бросать. Все, как вернемся в Лондон, не поеду более никуда».

— Ну давайте, — он ласково шлепнул девчонок, — помолимся, и за трапезу. А то Великий Пост скоро, мяса-то долго не поедим.

— Федосья поросенка жарила, — усмехаясь, сказала Марфа, когда слуги внесли вторую перемену.

Петя попробовал и поднял бровь: «Удался, дочка, молодец ты».

Та зарделась, крутя в руках угол льняной скатерти. «И хлеб у тебя, Федосья, стал лучше получаться», — добавила Марфа, отрезая себе еще кусок. «Как повенчаешься — обедать нас зови, всей семьей».

Девушка вдруг счастливо улыбнулась и сказала: «Так скорей бы!».

— Едет кто? — Марфа наклонила голову и прислушалась. Федя выглянул в окно трапезной, и вдруг обернулся: «Царский возок!».

— С чего бы это? — Петя посмотрел на стол. «Приберитесь, — велел он девочкам, — крошки-то стряхните, а ты, Федосья, еще кубок принеси. Мне хоша вина и нельзя сейчас, а царь, может, выпьет».

Иван Васильевич вошел широкими шагами в палату и внимательно оглядел поднявшихся ему навстречу Воронцовых.

— Обедаете, значит? — он сел в кресло и махнул рукой. «Заезжал я на Варварку, так там мне сказали, что ты, Петр Михайлович, болеешь, правда ли сие?».

— Было дело, государь, но сейчас лучше уже, — Петя налил царю вина.

Иван Васильевич попробовал и хмыкнул: «Хорошее вино пьешь, Петр Михайлович, не зря вы за него втридорога дерете. А ты как, Марфа Федоровна, — он повернулся к женщине, — носишь-то хорошо?».

— Благодарение Господу, — та чуть улыбнулась. «Уж и рожать скоро».

— Да вижу, — рассмеялся царь и бросил взгляд на детей. «Я смотрю, Федосья Петровна у вас совсем на выданье, а я ведь ее еще вот такой девчонкой помню — он опустил ладонь к полу.

Вот что, — царь откинулся в кресле и сложил руки, — разговор у меня до вас есть, в тайности.

— Федя, — коротко сказал Воронцов, — возьми сестер, отведи их в горницы, и там побудь, ладно?

— Хорошо, батюшка, — поклонился сын. «Ну, пошли, не слышали, что ли?» — подогнал он девочек.

Иван Васильевич внезапно хлопнул в ладоши. «Ну и пара стрельцов там, у двери встанет, — лениво сказал он. «Ну, на всякий случай. Тако же и на дворе, вы уж простите, караул у вас. И забор оцеплен со всех сторон».

Двое солдат прошли через трапезную и стали подниматься вверх, вслед за детьми.

— Что случилось, государь? — спокойно спросила Марфа.

Царь, не ответив, внимательно посмотрел на Петю. «Вот ведь умный ты мужик, Петр Михайлович, — вздохнул он, — а все равно, даже самые умные — и то ошибаются. Ты скажи мне, ты в Риге бывал, года так два с половиной назад? Ну, чуть больше, в мае того года, как король Филипп испанский на престол Португалии взошел?

— Бывал, — спокойно ответил Петя и потянулся за вином. Марфа метнула в его сторону предостерегающий взгляд, но муж только чуть покачал головой и налил себе.

— А по Курляндии ездил? — испытующе взглянул на него царь. «Городок там есть, Пилтен, от Риги неподалеку, знаком он тебе?».

— Знаком, — Петя выпил, чувствуя, как отчаянно, беспорядочно бьется сердце. «А ну хватит!» — жестко приказал ему Воронцов.

— Славно, — ласково сказал царь. «Ну, значит, гостье своей ты обрадуешься, она тоже из Пилтена».

Петя чуть побледнел. Царь крикнул: «Ведите ее!».

Маша Старицкая вошла, держа ребенка на руках, и тут же, увидев Петю, вспыхнула.

«Государь… — пробормотала она.

— Вот тебе, Машенька, и герр Питер Кроу, собственной персоной, — нежно сказал Иван Васильевич. «Не ждала увидеть-то его? И жена его, Марфа Федоровна, Вельяминова во девичестве, ну, ее ты тоже знаешь».

— Здравствуй, Машенька, — проговорила Марфа, поднимаясь. «Добро пожаловать, мы тебе всегда рады. Это сын твой или дочка?», — спросила женщина, указывая на мирно дремлющее дитя.

— Дочка, — не думая, ответила Маша, и, увидев большой живот Марфы, забормотала, отступая к двери: «Нет, нет…»

— А ну стой! — грубо крикнул Иван Васильевич и усмехнулся: «Тут не просто дочка, тут наследница престола царей московских, коли с сынами моими что случится, то ее дети править страной станут. А отец ее — регентом будет.

Вот только вдовствующая герцогиня Голштинская не от мужа покойного, — царь перекрестился, — сие дите принесла, а нагуляла от кого-то. Кто ж отец, Машенька, скажи нам?

Васильковые глаза Маши некрасиво сузились, и женщина, указывая на Петю, произнесла:

«Он».

Иван Васильевич внезапно поднялся, и, глядя на побледневшее лицо Пети, рассмеялся:

«Что, Петр Михайлович, в регенты метишь, внуков своих на царстве видеть хочешь? Хорошо же ты от жены погулял, с умом, со значением. Другие мужики для сего дела блядей пользуют, а ты правнучку Ивана Великого на спину уложил, и дитя ей заделал!» — царь с размаха хлестнул Петю по щеке и Марфа с ужасом увидела, как синеют губы мужа.

— Я ее пальцем не трогал! — зло сказал Петя, выпрямляясь. «Врет она!».

— При жене-то, да еще и на сносях, любой муж так скажет, я, Петр Михайлович уж поболе тебя погулял в жизни, знаю, — щека царя чуть дергалась, — мелко, неудержимо.

Марфа молчала, глядя на Машу Старицкую. Та, заалев, опустив голову, стояла, уперев глаза в пол.