Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 1

— Прибавить парусов, — рявкнул он молодому капитану де Альварадо-и-Контрерасу.

— Сеньор, с запада надвигается шторм, если мы добавим парусов, это верная смерть.

— Эта кривая английская собака идет как по маслу! Он сейчас нас нагонит.

— Он пустой, — невозмутимо проронил Контрерас. — Если мы опорожним трюмы, у нас есть шанс уйти.

— Да не золото ему нужно, — взревел Карвальо и быстро спустился в свою каюту.

Изабелла, забившись в угол, с ненавистью смотрела на мужа. Рыжие волосы рассыпались по плечам, и Карвальо, как ни был он зол, почувствовал возбуждение. Он отвесил ей звонкую пощечину. Портовые сплетни оказались правдой. В перехваченном письме Куэрво, за голову которого губернатор и так обещал награду, называл Изабеллу своей женой.

Карвальо рванул на ней платье, обнажилась маленькая девичья грудь.

— Чертова кастильская гордячка. Я все эти годы был для тебя нехорош, я знаю. Ты за моей спиной спала с этой английской сволочью, выставив меня на посмешище во всех кабаках отсюда и до Индии! Сейчас я приведу его сюда, связанного, и он будет смотреть, как я делаю из тебя покорную жену.

Изабелла презрительно расхохоталась.

— Ворон убьет тебя, Бернардим, Он пришел за мной.

Карвальо толкнул ее к постели.

— А потом, — он сорвал со стены хлыст, — я буду пытать его у тебя на глазах, так, чтобы он молил о пощаде.

Изабелла вырвалась из ненавистных рук.

— Тебе никогда не взять Ворона!

— А тебя я сгною в монастыре! — Карвальо занес над головой хлыст.

Раздался щелчок взведенного курка.

— Оставь ее, — приказал Ворон.

Степан приказал посадить испанцев в шлюпки.

— До земли недалеко, успеете до урагана.

— Я с тобой еще посчитаюсь, — плюнул под ноги молодой капитан Контрерас. Благородство англичанина он расценил как оскорбление.

Оставалась одна пустая шлюпка. Связанного Карвальо вывели на палубу.

— Смотри, губернатор, сейчас тебя развяжут и мы будем с тобой драться — до смерти. Твои люди свидетели — я мог бы воткнуть в тебя шпагу прямо сейчас, но я не убиваю из-за угла.

— Ты, Куэрво, вор и мерзавец! Ты украл у меня жену и еще осмеливаешься говорить о чести!

— Кто из нас выживет, тот пусть и садится в эту шлюпку. Если ты меня убьешь, значит, Господь так рассудил, плыви на все четыре стороны. Снимите с него веревки!

Изабелла с ужасом смотрела, как матросы развязывают руки Карвальо, и как мужчины тянут по жребию шпаги.

Ворон сразу понял, что перед ним достойный противник. Он учился владеть шпагой «на ходу», у кого придется, а для дворянина Карвальо шпага была продолжением руки. Ловким выпадом Карвальо ранил Степана в левую руку, туда же, где зацепил его вчера испанец.

Кровь закапала на доски палубы. Воронцов разъярился. Ну уж нет, выругался он про себя, прижав Карвальо к борту, не будет она больше плакать из-за меня.

С запада подул тяжелый, сырой ветер, паруса заполоскало, по серой воде пошла рябь, еще через секунду с неба полило как из ведра.

Острие клинка вошло в губернаторское горло. Тот захрипел, шпага выскользнула из рук.

Степан отшвырнул ее ногой и пошел к Белле — опустив клинок, с которого стекала, смешиваясь с ливневыми струями, быстрая алая кровь.

На рассвете шторм стих, и Степан, садясь в шлюпку, приказал помощнику вернуться за ними, как только «Жемчужина» сдаст в Плимуте испанское золото.

— На этот остров отродясь никто не заходил и не зайдет. — Степан выразительно посмотрел на помощника. — Даже у моряков есть медовый месяц.

— Обычно он бывает после свадьбы, — проворчал тот.

— Так то обычно. — Степан стал упаковывать порох и пули. — А у меня — до, потому что после венчания я уйду в море, и буду видеть Беллу раз в год, и каждый год — с новым младенцем.

Помощник рассмеялся.

— Я смотрю, у тебя большие планы.

— Огромные. Я слишком долго ждал, и больше медлить не намерен.

Белла сидела в шлюпке с закрытыми глазами, подставив лицо восходу.

— Ворон.

— Да, любовь моя.

— Я и не знала, что бывает такое счастье.

Они лежали на песке у костра. Вокруг было только море и небо, в воде отражались звезды.

«Жемчужина» вернулась из Плимута и встала на рейде, паруса трепетали вдали, словно крылья огромных птиц.

— Завтра домой. — Белла устроилась поудобней на плече у Ворона.

Он коснулся губами ее волос.

— Погода хорошая, недели через три уже будем в Англии.

— А потом?

— Потом… — Степан стал медленно целовать ее. — Потом обвенчаемся, и я уйду в море.

— Я буду ждать тебя. — Изабелла обняла его, и Воронцов подумал, что все было не зря.

Ради этого стоило ждать три года, стоило топить корабли, стоило рисковать — каждый день, каждый час.

— Знаешь, если б мне сказали «завоюй весь мир и сложи к ее ногам», я бы сделал это.

— А если б мне сказали, что я буду видеть тебя раз в год, я бы все равно пошла за тобой.

Хоть на край света. Помнишь, в Танжере ты сказал «наши дети»?

— Потому я и хотел побыть с тобой как можно дольше.

— Так вот, когда ты вернешься через год, я встречу тебя с нашим сыном. Или дочкой.

Степан ошеломленно коснулся ее живота — «Здравствуй, вороненок!» — и вдруг стиснул ее в объятиях.

В его руках она плавилась будто воск. Ее протяжный крик спугнул птиц, они шумно сорвались с берега в светлеющее небо.

— Ворон, помнишь, ты рассказывал, как бежал из Московии?

— Не бойся, счастье мое, я туда не собираюсь. Предлагали, но я отказался, зачем голову на плаху класть?

— Моя бабушка была конверса [7] Крещеная еврейка (искаж., исп.) . Знаешь, кто это?

Степан усмехнулся.

— Как по мне, так дураки ваши христианнейшие короли, еще похуже чем московский царь. У меня помощник амстердамский еврей. Главное, чтоб человек был хороший, а еврей он или индус, дело десятое, в море все равны.

— Бабушка умерла, когда я была еще маленькой. Но я помню ее глаза, когда она говорила:

«Не будет нам счастья, ибо мы обречены на скитания и умрем вдали от родины».

— Мне иногда снится Москва, — вдруг признался Степан. — Редко, но снится. И родители с сестрой.

— Нет у меня ничего и никого, Ворон, кроме тебя. Где ты, там и я, где твой дом, там и мой дом.

— У нас будет огромный дом, обещаю тебе.

— Зачем огромный?

— Затем, чтобы Вороненку не было одному скучно. Будут еще птенцы.

— Куда бы ты ни ушел, Ворон, мы всегда будем твоей гаванью.

Контрерас нагнал «Жемчужину» поздним вечером. После смерти Карвальо за голову Ворона была назначена огромная награда, но испанец гнался не за золотом, его гнала жажда мщения за унизительное — на глазах английских моряков — помилование.

Степан дремал, когда в дверь каюты постучали.

— Кто там еще? — недовольно прошептал он. Белла спала, подложив, как ребенок, руку под голову.