Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 1

— Новый больше «Клариссы»?

— А то ж, — приосанился Петя. — «Кларисса» — то торговый барк был, а «Изабелла» военный корабль, сорокапушечный.

— Тут сидючи, такого и не представишь, даже на картинках не увидишь. — Марфа во вздохом подперла кулачком щеку. — А ты книжки привез? А то ведь здесь ничего нового нет, Овидия с Горацием до дыр зачитала, наизусть уже выучила.

— Привез, конечно! Только у меня книги все на аглицком, ты его не знаешь.

— Я выучу! — горячо вскинулась Марфа. — Я знаешь, как быстро языки учу! Когда батюшку раненого из Полоцка привезли, в обозе с ним был пленный польский лекарь, он батюшку пользовал по дороге. Дак я польскому от него за месяц выучилась. Ты со мной занимайся только, ладно?

— Ладно, — пообещал Петя, глядя на ее пунцовые губы и румяные, чуть тронутые летним загаром щеки.

— А чем ты торгуешь? — Марфа, пощекотала за ушами толстого, ленивого Барсика.

— Пряностями, в основном. Еще тканями, табаком вот тоже начал.

— А покажи, откуда пряности возят, а?

Они сидели на сундуке, совсем рядом, рассматривая карту, и Воронцов вдыхал ее запах — будто вся она была соткана из солнечного света, тепла, зеленых трав.

Вельяминов тяжело опустился в кресло, и, как встарь, усадил жену на колени. Не берет время боярыню, только чуть заметные морщинки легли у глаз, а у Федора вон уже вся голова сединой серебрится, но так же пронзительно смотрят синие глаза.

— Посватался Петька-то. Сразу, как зашел, так и посватался.

— И что думаешь?

— А что тут думать? Отдавать надо. За кого ей тут идти? За того, кто ее плетью исполосует и на женской половине запрет? Думал я, может, в Польшу ее замуж выдать, да после Полоцка теперь и туда дорога закрыта.

— Может, обождать еще? Пятнадцать лет только девке.

— Ты пока ей не говори, Петька тоже молчать будет, он парень для своих годов шибко разумный.

— Она ж как есть дитя еще, — закручинилась Феодосия. — Куда ей бабскую долю взваливать?

— Не наговаривай, такого, как Петр, по всей Москве ищи — не сыщешь. А что Марфе он навроде брата, оно и лучше, приобвыкла она к нему. Да, вот еще что! — Тут у Федора сделалось такое лицо, будто он вспомнил что-то важное. — Марфа его сейчас на луг поведет, будет похваляться, как стреляет она метко…

Феодосия на секунду притворилась, что не понимает, о чем речь, но тут же рассмеялась, а Федор как ни в чем не бывало продолжил: «Часа два, и то и поболе их не будет».

— Это ты сегодня с утра так кровь на коне разогнал?

— Мне для этого коня не надобно, стоит на тебя только посмотреть, кровь сама быстрее бежит. — Он стал бережно распускать ее льняные, едва посеребренные годами косы.

Стрела, трепеща, вонзилась ровно в центр мишени. Марфа передала лук Пете и отступила на несколько шагов. Воронцов натянул тетиву и уложил стрелу совсем рядом.

— Глаз у меня меткий, так что не хвались, Марфуша.

— Это ты по случайности! — Она поторопилась и вторая стрела ударилась в край мишени.

Девушка притопнула с досадой.

Третья стрела, Петина, легла ровно рядом со второй.

— Я стрельбе в Англии учился, А там знаешь, какие лучники — самые лучшие в мире!

— Еще скажи, что на мечах умеешь драться! — задиристо бросила Марфа, садясь на траву.

Петя сел рядом.

— Шпагой владею, меня Степа учит, когда на берег сходит, только редко это бывает, так что, по правде, не очень я в ней силен. Вот Степа — тот мастер, он испанского губернатора на дуэли прикончил.

— Как прикончил? — ахнула Марфа, прикрыв рот ладошкой.

— Шпагой, ясное дело. Они на палубе дрались. Да еще и в шторм.

— А за что он его?

— За жену. Белла со Степой влюбились друг в друга, а Карвальо этот хотел ее увезти и в монастырь упечь. Вот Степа губернаторский корабль на абордаж и взял.

Марфа моргнула.

— Так Степа на гишпанке женился?

— Померла его гишпанка, — помрачнел Петя. — Как Степин корабль обстреливать из пушек стали, она его собой от ядра испанского закрыла. Ранило ее, она от горячки и преставилась.

Марфа смахнула с ресниц слезинки.

— Я бы за тебя, Петька, не приведи Господь, случись что, тоже бы жизни не пожалела! — убежденно сказала она. — Ты ведь мой лучший друг!

— Друг, да. — Петя вздохнул.

Марфа перебирала в пальцах ромашку, отрывая по одному лепестки.

— Петь, а ты королеву английскую видел?

— Даже говорил с ней, — кивнул он без тени бахвальства.

— Красивая она, наверное, не то что я…

— От дурная ты какая, зачем на себя наговариваешь, ты ж красавица каких поискать!

— Я ростом не вышла, — пожаловалась Марфа. — Родители вон какие, любо-дорого, а я как Матвей, от горшка два вершка.

— Сказал, красавица, и не спорь со старшими, — одновременно утешил и поддразнил ее Петя. — А что Матвей-то, бывает у вас?

— Если только с государем наведывается, а так нет, он все больше в Александровой слободе, что ему тут делать? Пошли, — вдруг вскочила она. — Покажу тебе кое-что. Бегом до усадьбы давай? Посмотрим, какой ты быстрый.

— Ну давай бегом.

Феодосия потянулась, выгнув спину и закинула руки за голову. Федор подсунул под колено еще одну подушку, — рана, полученная при осаде Полоцка, давала о себе знать, хоть и прошло уже два года — и, взяв Феодосию за плечи, потянул на себя.

— Дай дух перевести, — в шутку взмолилась она.

— Не дождешься, боярыня, — рассмеялся Вельяминов. — Иди-ка сюда, поближе, вот так.

Она склонилась над мужем и шатер светлых ее волос накрыл их обоих.

— Федь, ты Пете о Прасковье говорил? Не знают они со Степаном ничего.

— Думаешь, надо? Петька не мстить сюда приехал, пущай повенчается с Марфой тихо и забирает ее в свой Лондон. Мы с тобой тогда хоть жизнь спокойно доживем.

— Дак мать же…

— Твоя правда, придется сказать. Он не дурак, понимать должен, что не сможет поквитаться ни с царю, ни даже с сыном моим, будь он неладен. А про то, что с матерью их сотворили, они со Степой знать должны.

Он дернул головой, будто отгоняя страшные воспоминания.

— Ну что, голубушка, перевела дух?

— Сиди тут, — велела Марфа и скрылась в боковой светелке. Из-за двери донеслось шуршание и сопение, а потом наступила тишина. Петя поднял голову и обомлел.

Она стояла в дверном проеме, будто портрет работы мастера Хольбейна, висели такие в лондонских купеческих домах. Волосы распущены по плечам, воланы темно-зеленого шелкового платья отделаны итальянскими кружевами из золоченых нитей, корсет расшит изумрудами, и такое же изумрудное ожерелье лежало на груди, едва прикрытой волной фландрских кружев.

Луч солнца ударил прямо в алмаз на кресте, и Петя увидел тень в ложбинке маленькой, приподнятой корсетом груди. У него перехватило дыхание.

Она чуть приподняла подол платья и выставила ножку в изящной туфельке с круглым мыском. Бронзовый шелк оттенял тонкую девичью щиколотку.