Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 2

— Да ну, — звонко присвистнули из-за кустов, — Полли бы мне выговаривать стала — мол, леди себя так не ведут.

Тонкий, изящный юноша в темных бриджах, белоснежной рубашке и камзоле черной кожи, выглянул на лужайку, и мужчина восхищенно проговорил: «Господи, какая ты красивая!».

Мэри Кроу оглянулась и, сворачивая на затылке светлые косы, ответила: «Поцелуй меня, только быстро, а то там уже просыпаются, неровен, час, сюда явится его светлость-младший со своими кембриджскими дружками, и егеря будет выгонять на них птицу, а эти оболтусы, сидя на стульчиках, — промахиваться».

Сэр Роберт Пули поцеловал свою невесту, — глубоко, так, что, Мэри, отступив на шаг, покрутив головой, заметила: «Сейчас, а то я что-то на ногах нетвердо стою».

Он только улыбнулся и предложил, передавая ей поводья гнедого жеребца: «Стремя подержать?».

— Это пусть граф Ноттингем моей сестре стремя держит, — съязвила Мэри и взлетела в седло, — они ездят шагом, беседуя о театре и поэзии».

— Во-первых, — сказал Роберт, когда они уже очутились в лесу, сопровождаемые охотничьими собаками, — отправимся к лисьим норам. Собаки хорошие, сама знаешь, парочку зверей мы точно возьмем.

Мэри похлопала по двум пистолетам в седельной кобуре и добавила: «И кинжал мой тоже со мной».

— Тот, что ты у придворного этого вашего Годунова украла? — добродушно спросил ее жених.

— Ну, это какая-то мелкая сошка была, — призналась Мэри. «А во-вторых?»

— Во-вторых, — мужчина помедлил, — помнишь того оленя, которого третьего дня загнали? Я уверен, что он тут не один был.

— Утрем нос этим щеголям, — рассмеялась Мэри и, внезапно погрустнев, сказала: «Если бы тебе не надо было уезжать…»

— Да я знаю, — Роберт взял маленькую, но сильную кисть, и поцеловал: «Ну что же делать, в Мадриде меня уже ждут, а какой смысл венчаться, если мы не будем вместе? Твоя матушка и наш общий знакомый оба правы, — поработай тут пока, наберись опыта, а потом поженимся, и тогда уже станет легче».

Мэри расхохоталась. «Как это ты сказал моей матушке? Здравствуйте, меня зовут сэр Роберт Пули, я только что вышел из тюрьмы и прошу руки вашей дочери?»

— Надо сказать, что твоя матушка и отчим даже глазом не моргнули, — добродушно рассмеялся Роберт, — сразу видно, их мало чем смутить, можно». Он вдруг остановил лошадь и сказал, смотря в лазоревые, веселые глаза девушки: «Господи, и как я выдержу эти три года — не представляю себе».

Мэри приложила к щеке его руку: «Но там ведь не опасно, в Испании? Обещай, как говорит наш общий знакомый, не лезть на рожон».

— Никогда этим не занимался, и уж, тем более, сейчас не собираюсь, — уверил ее жених. «Я, дорогая моя, еще хочу до старости с тобой дожить».

— Отец тоже хотел, — про себя, горько, подумала девушка. Она, закрыв глаза, вдохнула запах леса — свежий, волнующий. Пахло мхом, грибами, немного дымом, и она вдруг попросила:

«Потом отвезешь меня туда, к себе, на север, хорошо? Хотя бы ненадолго. Там же красиво у вас?».

— Очень, — тихо ответил Роберт, вспомнив бесконечные, рыже-зеленые холмы, серые валуны, и темную, холодную воду Твида, за которым лежала Шотландия. Он нашел руку Мэри и поцеловал ее — долго, не поднимая головы.

— Все будет хорошо, — мягко сказала девушка. «Ты вернешься, мы повенчаемся, и будем всегда вместе, до самой смерти. Смотри, собаки забеспокоились».

Роберт заставил себя оторваться от ее тонких пальцев и весело сказал: «Ну, вот и норы. За дело, дорогая моя, я хочу вернуться хотя бы с двумя лисами».

Каштановые косы упали на спину и Мирьям Кроу, восхищенно раскрыв рот, пробормотала:

«Какой большой мост!».

— В Амстердаме таких мостов нет, счастье мое, — рассмеялся Степан, и, расплатившись с перевозчиком, помог дочери выйти из лодки.

— А где наши вещи? — карие, обрамленные черными ресницами глаза с удивлением осматривали все вокруг. «Папа, а эта церковь, — она показала на собор Святого Павла, — тоже больше, чем Аудекерк, смотри. Тут вообще все больше, — Мирьям посмотрела на толпу, что наполняла полуденный Сити, на изящное здание Биржи и решительно сказала: «Знаешь, я рада, что буду тут жить».

— Ну, и славно, — Степан вдруг улыбнулся, вдохнув лондонский воздух, и вспомнил, как еще давно, почти тридцать лет назад, они шли с Петей есть устриц. «Смотри-ка, и подвальчик этот здесь, — про себя заметил Ворон. «Вот тут мы с Джоном и посидим, мне пусть рыбу пожарят, найдется же у них».

— Ты о чем задумался, папа? — озабоченно спросила Мирьям.

— О том, как люблю этот город, — тихо ответил Ворон.

— А почему ты тогда идешь в море? — девочка подняла голову и взглянула на него.

— Потому что море я люблю еще больше, — рассмеялся Степан. «Осторожней, тут лужа. А вещи наши — мои сразу в Плимут поехали, на корабль, а твои — к дону Исааку и его жене».

— Я их не знаю, — робко сказала девочка. «Думаешь, мне там хорошо будет?».

— Конечно, — уверил ее Степан и, увидев шпиль Святой Елены, поторопил дочь: «Ну вот, мы почти у твоей тети. Сейчас со всеми и познакомишься».

Тяжелая, высокая дверь распахнулась и пожилая, с седыми висками женщина, ахнула: «Сэр Стивен! Добро пожаловать! И дочка ваша, какая красавица!».

— Вы миссис Марта? — присев, спросила Мирьям.

— Это мистрис Доусон, — ласково сказал отец. «Она с нами тридцать восемь лет, да, мистрис Доусон?»

Женщина кивнула, и, смеясь, добавила: «Я в отставку не собираюсь, сэр Стивен, я еще детей мистера Питера хочу понянчить».

Степан, было, хотел сказать: «Так ведь…, - но осекся. «Господи, ему ведь десять уже, — подумал он о племяннике. «Мистер Питер, да».

Мирьям оглядела просторный, устеленный драгоценными персидскими коврами холл и ахнула: «Папа, у них слон! Только почему-то с руками!» Степан взглянул на бронзового, с изумрудными глазами слона и услышал мелодичный смех сверху.

— Виллем из Индии привез, из последнего плавания. Называется бог Ганеша, Устраняющий Препятствия. В нашем деле лишняя помощь не помешает. Я велю затянуть холстом, пока вы здесь, — запахло жасмином, и Степан ласково сказал: «Ну, здравствуй, сестрица».

Мирьям подняла глаза — по дубовой, широкой лестнице к ним спускалась женщина, красивей которой, — «ну, кроме мамы», — подумала девочка, — она в жизни никого не видела.

Шелковое, темно-зеленое платье, отделанное бронзовой, — в цвет волос, — прошивкой, шуршало по ковру, пышные косы были прикрыты сеткой, — темного золота, с изумрудами, и такие же изумруды играли на стройной, — белее молока, — шее и нежных запястьях.

Она присела, и, глядя на Мирьям глазами цвета сочной травы, улыбнулась: «Меня зовут Марта де ла Марк, и я очень рада тебя видеть».

— Мирьям Кроу, — краснея, сказала девочка, чуть присев. «Я тоже, мадам».