Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 2

Тео едва не потеряла сознание — от него пахло солью, свежим ветром и еще чем-то — пряным и теплым, как в детстве. «Теперь покажи мне, откуда вы шли в Японию, — велел Ворон.

— Да этого места и на карте нет, — запротестовала она, и, вглядевшись, сказала: «Вот отсюда, примерно».

— Ну, — сказал Степан, — даже если твой муж и очень хорошо плавал, навряд ли он выжил, тем более в бурю. Как ты за Вискайно замужем оказалась, потом?

Тео вдруг вспомнила кровь на белом песке, и стала говорить, глотая слезы. «Тем больше причин его убить, — процедил дядя, и, помолчав, спросил: «А эта девочка, Марта, она твоя дочь?».

— Приемная, — вытирая слезы платком, успокаиваясь, сказала Тео. «Но какая разница?»

— Никакой, понятное дело, — пробормотал Ворон. «Я вот что сделал — в резиденции капитана Вискайно теперь есть мои глаза и уши, — он со значением положил руку на мешок с золотом, — как только сеньор Себастьян вернется, мне сообщат.

— А, и еще одно, — Степан вдруг рассмеялся, — там знают, что «Святая Тереза» погибла, так, что по тебе уже и заупокойные мессы отпели. Но ты не волнуйся, матушку твою тоже отпевали, во время оно, а она после этого и венчалась, и детей рожала.

— Мне Дэниела с Мартой жалко, — сцепила пальцы Тео, — они же плачут, бедные, наверное.

— Зато тебя увидят, — и обрадуются, — усмехнулся дядя, и велел: «Иди в лазарет, раз уж ты тут — так мистеру Мэйхью поможешь, там тоже прибраться надо».

Она чуть присела и вышла, покачивая изящной спиной. Ворон еще раз взглянул на карту и пробормотал: «Ничего-то мы не знаем, ничего. К северу от Японии, вот эти острова, где Тео была — что это за острова? Один Господь ведает. Надо Нику сказать, как появится — во льды ему пока идти не надо, молод он еще, а туда — почему бы и не сплавать? И правильно я ей не сказал, что Вискайно приехал в Картахену без детей, — иначе ее было бы, не удержать, вплавь бы туда отправилась — искать их».

Степан налил себе рома, — полный стакан, и, подойдя к распахнутым ставням, вгляделся в море. «Пока «Желание» дойдет до Плимута, пока там соберут с десяток кораблей, пока они сюда явятся — это уж и зима будет. Может, надо было ее с «Желанием» отправить — да не поехала бы она, что эта, что мать ее — за детей зубами горло перегрызут. И правильно, конечно.

Но что, же этот подонок с малышами сделал? В монастырь, что ли, по дороге сдал? Ладно, — он выпил и вдохнул соленый ветер с запада, — у меня еще будет возможность поговорить с сеньором Себастьяном лично, так сказать. Наедине. Да, судя по всему, этим летом Мирьям меня и Ника не дождется. Ну ладно, хоть весточку послал. А зимой мы снесем с лица земли этот вшивый городишко, и можно будет идти домой».

— А почему вы крабов не едите? — спросила Тео за ужином, который был накрыт в капитанской каюте. «Они свежие, вкусные очень, я ведь еще теперь и на камбузе помогаю.

Вы простите, что без вашего разрешения, — она зарделась.

— Не хочу, — коротко ответил Степан. «Ну что с тобой делать, — работай, если взялась, — он рассмеялся и заметил, накладывая себе рыбу: «Я всякого нового кока непременно учу так готовить, как в Индии — я еще со времен Гоа острую еду полюбил».

— Мне мистер Гринвилль говорил, — тихо сказала Тео и опустила глаза.

— Да, — вспомнил Степан, — это ведь там было, у нее. Уже и вечер был, звезды там такие крупные, каких я на Москве ни разу и не видел. Она тогда перевернулась, посмотрела на меня и рассмеялась — ну конечно, мы весь день с этого ее ковра не вставали. То есть, нет, вставали, но не для этого, — он почувствовал, что чуть краснеет. Ну, и она завернулась в какую-то тряпку и принесла с кухни поесть. Я думал, что не выживу — такое оно огненное было. Потом ничего, понравилось. А еще она кокосового молока принесла — холодного, отпила, и этак на меня посмотрела. Господи, какое оно было вкусное — из ее губ-то».

Тео замерла — Ворон сидел, смотря куда-то вдаль, и улыбался — едва заметно, ласково.

— Ну что сидишь, — сварливо сказал он, отодвигая тарелку. «Убирайся тут и отправляйся на камбуз, — мне судовой журнал писать надо».

Дон Луис спешился во дворе крепости и, бросив поводья слуге, снял с седла связку бумаг.

— Здравствуйте, — раздался смешливый голос.

— Донья Эухения, — поклонился он. Девушка стояла, вертя в руках зонтик, смотря на него карими, веселыми глазами.

— Как ваши странствия, дон Луис? — спросила она. «Видели крокодилов?».

— Я уже имел честь их видеть на Амазонке, — рассмеялся он. «Здешние, правда, будут крупнее. А вот змей, таких, как в Южной Америке — тут нет, донья Эухения. Привез вашему батюшке новые карты, думаю, он останется доволен. Не скучно тут вам?».

Донья Эухения сморщила нежный носик. «Ну, тут не Гавана, конечно, — я ведь там родилась, дон Луис, а как матушка умерла, — девушка перекрестилась, — и папу сюда комендантом назначили, мы и переехали, — но тоже интересно». Она чуть вздохнула — глухое, скромное платье едва заколебалось, вздрогнул высокий, кружевной воротник, и она присев, сказала:

«Не буду вас задерживать».

Николас Кроу посмотрел ей вслед и велел себе: «А ну прекрати!». Ей было шестнадцать, и она была вся — будто сделана из самого белого, самого сладкого сахара. Юноша вспомнил, как спускался на ее висок мягкий локон, что выбился из-под мантильи и глубоко, обреченно вздохнув, стал подниматься в кабинет коменданта.

Сеньор Эрнандо расстелил карты на большом столе красного дерева и пробормотал:

«Недурно, весьма недурно. Вы с индейцами там, на севере, говорили, дон Луис? Насчет той реки, которую пересек де Сото? Рио де Эспириту Санту? Можно отправиться вверх по ее течению?».

— Можно, — вздохнул дон Луис, — и понятно, что хотелось бы, однако для этого надо гораздо больше людей, дон Эрнандо.

— Да, — тот покачал головой, — а просить в Гаване — меня не поймут, и так сейчас каждый человек на счету, зимой тут будет еще больше англичан, как вы слышали.

— Ну что ж, отложим, — комендант свернул карты и вдруг спросил: «Не хотите ко мне на обед сегодня вечером? Я ведь вдовец, дон Луис, и давно, пятнадцать лет уже, матушка доньи Эухении еще в Гаване умерла, мы с ней все вдвоем и вдвоем, да и вам, наверное, хочется домашнего обеда поесть».

— Соболезную, — наклонил голову юноша. «Ваша дочь, наверное, и не помнит своей матери, дон Эрнандо?»

— Да, — тот помолчал. «Сеньора Беатрис наложила на себя руки, да хранит Господь ее грешную душу, и дарует ей покой, — комендант перекрестился, и вздохнул: «Ну, то дело давнее. Так как с обедом?».

— Мне надо привести в порядок свои заметки, — извиняющимся голосом ответил дон Луис. «Но спасибо за приглашение».

— Ну, в другой раз, в другой раз, — улыбнулся комендант.

Поужинав в таверне — вчерашним, жидким супом, — он ушел на берег моря и, опустившись на песок, набрал в ладонь теплые крупинки.