Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 2

Мэри вытерла лицо краем простыни и, зевнув, улыбаясь, спросила: «Когда проснемся, нам же необязательно сразу вставать?».

— Нам необязательно вставать все эти два дня, — рассмеялся Роберт, устраивая ее на себе, подтыкая меховое одеяло. «Я и не собираюсь, в общем-то».

Жена заснула, разметав светлые волосы, чуть посапывая, а он все гладил ее по голове, пока и сам и не задремал, — так и обнимая ее тонкие, стройные плечи.

Полли повернула голову и рассмеялась: «Сейчас кровать сломается».

Фрэнсис, наклонившись, прижался к ее губам и ответил: «Починю перед отъездом, не беспокойся». Она выгнула спину, и, протянув смуглую руку, найдя подушку, уткнулась в нее лицом. «Еще!», — сквозь зубы, властно, велела она. «Еще хочу!».

— Ты же собиралась что-то сделать? — спросил муж. «Вот сейчас самое время».

Полли быстро высвободилась, и вытянувшись на спине, привлекла его к себе. Он посмотрел сверху на раскрытые, полные, цвета граната губы, и еще успел подумать: «Господи, спасибо тебе».

Они оба тяжело дышали, и, наконец, Фрэнсис, потянувшись за почти пустой бутылкой вина, велел: «Допиваем, и спать. Долго, до обеда, потом просыпаемся, и начинаем с того, чем сейчас закончили».

— С удовольствием, — ответила жена, и он, отпив вина, наклонился и, ощутив свой вкус на ее губах, сказал: «Сладко, да?».

— Это ты о чем сейчас? — подняла бровь Полли. «Вино да, хорошее, у короля Генриха другого не бывает».

Фрэнсис шлепнул ее по теплому бедру и счастливо рассмеялся.

Мэри выглянула из опочивальни, и прислушалась — был ранний вечер, в доме было тихо. «Я сейчас, — шепнула она мужу, оглянувшись.

— Только быстрее, — раздался веселый голос Роберта, — потому что тут тебе есть чем заняться.

Девушка фыркнула и, придерживая рукой накинутое на плечи одеяло, побежала вниз по лестнице, в кухню. Огонь в очаге еле горел. «Ну конечно, — пробормотала Мэри, подбрасывая углей, — тут со вчерашнего вечера никто не появлялся».

Она быстро положила на поднос заячий паштет, половину буханки хлеба, и, зажав под мышкой бутылку вина, вздрогнула, — дверь заскрипела.

Полли стояла на пороге, кутаясь в старый, заношенный шелк, отороченный соболями.

— Матушкин халат, — зевнула она, — там у нее в сундуках нашла, это еще итальянских времен.

За своим лень ходить было.

Мэри посмотрела на полы халата, которые не сходились на груди у сестры и рассмеялась.

«Я есть хочу, — сказала Полли. «И Фрэнсис тоже». Она прошла в кладовую, и вдруг, обернувшись к Мэри, тихо спросила: «Все хорошо?»

Сестра зарделась и Полли, посмотрев на ее шею, хмыкнула: «Ну да, ты к матушкиному приезду-то не забудь, платье с высоким воротником надень, а не с отложным».

— Меня Роберт ждет, — уже из-за двери раздался смешливый голос Мэри, и она исчезла — будто и не было ее.

— Ну вот, — сказал Роберт, целуя ее. «А теперь надо вернуться обратно в постель, потому что тебя слишком долго не было, тем более мы теперь поели».

— А если прямо тут? — глядя ему в глаза, отстранившись, спросила Мэри. «Можно ведь?»

Он кивнул, стиснув зубы, и ответил: «Нужно. А вообще, любимая, — он обвел взглядом комнату, — у нас еще есть две ночи и день, — мы тут все опробуем, обещаю тебе».

Мэри внезапно сказала: «Ну, все, теперь я. А ты сиди, — она спустилась на ковер и встала на колени, — сиди, и отдыхай».

— Сейчас не выдержу, — пробормотал Роберт, — уж слишком хорошо, так не бывает.

— Так, — ответила жена, на мгновение, прервавшись, глядя на него снизу лазоревыми глазами, — теперь будет всегда.

Марфа спешилась и сказала, изумленно глядя на дом: «Спят, что ли еще? Полдень на дворе, сейчас возки за вещами приедут. И завтрак, интересно, готов ли?»

Виллем завел лошадей на конюшню и, улыбнувшись, обняв жену сзади, шепнул: «Да уж, какой там завтрак, дорогая моя. По-моему, тебе сейчас придется к очагу вставать».

Полли проснулась от стука в дверь, и, подняв голову с плеча Фрэнсиса, — тот даже не пошевелился, — зевнув, сказала: «Не шуми так, мы спим еще».

— Оно и видно, — раздался ядовитый голос матери.

Девушка ахнула, и, накинув халат, открыла дверь. Марфа бросила один взгляд на высокую грудь, что была прямо у нее перед глазами, и попросила: «Ну, вы тут одевайтесь потихоньку, а то дорога до Дувра неблизкая, дядя твой еще вчера туда уехал. Завтрак на столе, я пойду сестру твою разбужу».

— Матушка, — покраснела Полли.

Марфа, потянувшись, поцеловала ее в лоб, и ласково проговорила: «Давайте, доченька, вам еще до Парижа доехать, а там уж никогда больше расставаться не будете».

Она нажала на ручку — опочивальня была заперта, и услышала шепот Мэри: «Что, вставать уже надо?».

— Ну, вы уж постарайтесь, — рассмеялась Марфа. «Там колбаски на завтрак и фазана я привезла холодного. И кофе сварю».

— Мы сейчас, — пообещала Мэри. «Правда, сейчас».

Марфа улыбнулась, и, подхватив юбки, пошла вниз.

Они с Виллемом, стоя в воротах усадьбы, проводили глазами возки и всадников, что, доехав до поворота дороги, направились в разные стороны.

— Вот, — вздохнула Марфа, — и эти улетели. Остались у нас с тобой двое сыновей, адмирал, — она прижалась головой к руке мужа и, Виллем, обнимая ее, тихо сказал: «Давай я тут приберусь, в доме, а ты на кладбище сходишь».

— Спасибо, — шепнула женщина, и, найдя его пальцы, ласково погладила. На западе, над Темзой, уже клонилось к закату солнце, и Марфа вдруг подумала: «Господи, только бы они были счастливы».

В огромной мастерской было жарко натоплено. За высокими, от пола до потолка окнами билась, ревела зимняя лагуна — серая, бурлящая. Джакомо да Пальма отступил от холста и пробормотал: «Чуть-чуть выше подбородок, синьора. Свет пока хороший, я не хочу его терять»

— И дети утихли, — алые, красиво вырезанные губы женщины чуть улыбнулись. Маленькая, ухоженная рука лежала на темно-синем, — в цвет глаз, — шелке платья. Высокий воротник брюссельского кружева открывал начало шеи — сливочного, нежного цвета.

У большого камина двое рыжеволосых мальчиков, лежа на животе, рассматривали какой-то рисунок.

Женщина вздернула подбородок, красивая голова, увенчанная шелковым, расшитым золотом беретом чуть заколебалась.

Мужчина, что стоял в дверях мастерской, наклонился, и строго велел корзинке, в которой что-то потявкивало: «А ну тихо!».

Женщина рассмеялась, и так и сидя на возвышении, не поворачиваясь к нему, сказала:

«Лорд Джон, я все вижу».

— Ну, если синьор да Пальма позволит, — усмехнулся мужчина, — невысокий, с темными, шелковистыми волосами, в изящном, скромном камзоле и безукоризненно белой рубашке.

— Позволит, позволит, — вздохнул художник, — синьора, я вижу, устала, мы сегодня хорошо поработали.