Михаил Садовяну - Братья Ждер

— И ты едешь?

— Еду, — ответил Симион. — Папаня должен сей же час отправиться ко двору и незамедлительно добиться доступа к государю. Я немного задержусь и загляну к брату Кристе, чтобы и его подготовить. Затем заеду в монастырь за советом и благословением к отцу Никодиму. Мы с ним еще раз попросим друг у друга прощения, а то неизвестно, увидимся ли мы еще до Судного дня. А уж потом догоню отца в Сучаве и вместе поскачем вниз, к Дунаю.

Конюшиха слушала его, холодея от ужаса, и все же радуясь каждый раз, когда в беседе двух конюших звучали ласковые слова, которыми они давно уже не обменивались.

— Говорил же я тебе, матушка, торопись, — промолвил старый Ждер. — Сама слышала небось, сколько у нас дел.

Конюшиха поцеловала второго конюшего в лоб и благословила его.

— Я сейчас же еду, Симион, — проговорил старик Маноле. Он стоял, выпрямившись во весь рост, при оружии — сабле и кинжале. — А ты переходи Молдову и скачи к казначею. Жду вас в стольном граде.

Второй конюший вышел.

Боярыня Илисафта подошла к своему господину и поцеловала у него руку. Он же, обняв ее за плечи, поцеловал в оба глаза, как сделал это Маленький Ждер, когда коварно притворился спящим.

Конюшиха осталась одна. Она шагнула к иконе божьей матери, где теплилась лампада, и зашептала слова молитвы о ниспослании помощи и удачи отъезжавшим и далекий и опасный путь.

Симион Ждер пустился со своим служителем к Молдове-реке. Обойдя паром, переправился вброд. У крыльца казначейского дома стоял оседланный конь. Стало быть, боярин у себя. Он и в самом деле был дома и, как всегда, не мог определить час выезда, И еще он никак не мог найти нужные ему вещи. Боярыня Кандакия легко находила их на столе казначея и поочередно подавала ему.

— Вот золотая цепь и пряжки из голубой эмали, — говорила она.

— Знаешь, Кандакия, — объяснял ей казначей, — пригожему и статному мужу всегда к лицу золотая цепь; но голубая эмаль особенно идет к красному поясу. А мне сегодня хотелось бы надеть голубой.

— Конечно, можно было бы и голубой, — отвечала Кандакия, — только где он, этот пояс? Вот уж полтора года, как твой брат Дэмиан обещал его прислать, и до сих пор о нем ни слуху ни духу.

— Что же мне делать без голубого пояса?

— Сиди и жди, пока не пришлет его Дэмиан.

— Как так сиди, когда у меня столько дел, что голова кругом идет.

— Ох, и долго же ты возишься, прежде чем сдвинуться с места, — добродушно заметила боярыня Кандакия. — Конечно, молодой жене нравится, когда муж не спешит расстаться с нею. По мне, такому видному мужчине все к лицу. Я бы советовала тебе надеть вчерашний наряд, пусть дивятся и страшатся все, кто тебя увидит. Не забудь про шпоры. Сейчас настанет срок, и цыган снова насыплет коню овса.

— Посмотри на меня, Кандакия.

— Смотрю. Ну, посмотрела. Идет тебе.

— Да я не к тому, а чтобы увидеть твои глаза. Из-за этих глаз и ленюсь я по утрам.

— Знаю, казначей Кристя. Через две недели исполнится два года со дня нашей свадьбы. А потом начнешь поторапливаться.

— Не думаю, душа моя, Кандакия. Слышал я однажды от моего брата Никодима сказку о молодости без старости и о красоте, не знающей увядания. Это не пустые слова, а божий дар.

Кандакия лукаво рассмеялась.

— Ах, ах! Знаем мы твои сладкие речи! Но довольно уж тебе возиться. Застегни скорее кафтан, надень цепь. А то вон в окно видно — скачет к нам в гости деверь Симион.

— Симион? — крайне удивился казначей. — Не знал я за ним такого обычая. Ведь он живет затворником среди господаревых коней.

— Да, это он. Только не понимаю, к чему такая спешка. И он еще при оружии! Уж не стряслось ли чего в Тимише?

— Типун тебе на язык, Кандакия! — испуганно вскрикнул казначей. — Может, маманя занемогла. Где мой конь? Я немедля поскачу туда.

— Сиди спокойно. Тут дело иного свойства, — торопливо остановила его молодая жена и широко распахнула двери покоя.

Симион уже был на пороге и слышал последние слова супругов.

Навстречу ему вышла одна Кандакия, знаками торопя мужа, чтобы он поскорей одевался. Казначей ходил по горнице, подбирая разбросанные части своего наряда и изредка останавливаясь возле узкого проема между стеной и печью, обогревавшей обе комнаты.

— В Тимише действительно кое-что стряслось, невестушка, — сказал, входя, Симион.

— Ой, что же такое случилось? — тоненьким голоском воскликнула боярыня Кандакия, красиво закатывая глаза, как привыкла это делать перед зеркалом. — Ты, я вижу, при оружии: значит, кого-то догоняешь. Или разбойники напали?

Симион покачал головой: нет.

— Ионуц?

Второй конюший кивнул.

— Казначей! — вскричала в страхе Кандакия, — твой младший брат поскакал вслед за ногайцами в ляшскую землю за той самой девицей…

Симион улыбнулся.

— Вижу, женщины догадливее нас.

Казначей силился просунуть свою большую голову в проем между печкой и стеной.

— Сейчас иду, — крикнул он возбужденно, — послушаем, что случилось.

— Быть того не может. Не верю! — твердила в волнении Кандакия.

— Нет, это так, — заверил ее довольно спокойно конюший Симион, — только бежал он не к ляхам, а в туретчину.

— Неслыханно! Неужто малец отправился в Царьград воевать с Мехмет-султаном?

— Немного ближе, — успокоил ее конюший. — Были слухи, что ионэшенские боярыни попали в рабство за Дунай, в килийской стороне.

Малец помчался за своим видением. Люди добрые, честные бояре, не допустите же вы, чтоб он пропал там!

Конюший улыбнулся.

— Будь покойна, невестушка: не дадим ему пропасть. А то матушка падет на землю и уже не встанет. Я оставил ее полчаса тому назад. Она совсем потерялась и, наверное, уже слегла. А отец сел на коня и повелел нам быть при нем. Он уже поскакал в Сучаву, просить у господаря дозволения перейти за рубеж.

При этих словах из соседней комнаты выскочил казначей Кристя. Одежда его была в еще большом беспорядке, чем при боярыне Кандакии. Золотая цепь тащилась за ним по полу. Заметив, что она висит у него на пальце, он отшвырнул ее в сторону ногой.

— Еду к мамане! — объявил он в великом волнении.

Симион осадил его:

— Некогда… Конюший велел тебе последовать за ним, не медля ни минуты. Только наш сын, сладкоречивый Кристя, — сказал отец, — может склонить государя позволить нам перейти в турецкую землю.

Казначей приосанился.

— Перейдем незамедлительно! — воскликнул он. — А потребуется, пойдем войной…

Шелестя юбками, Кандакия металась от одного брата к другому.

— Кто должен идти войной? Зачем?

— Да хотя бы и я, ибо так мне угодно. Иного лекарства для конюшихи нет: надо привести мальца.

— Тогда поторапливайся, — сказал Симион. — Если конь у тебя добрый, возможно, нагонишь отца.