Михаил Садовяну - Братья Ждер

Купец Дэмиан прижался лбом к плечу старого Кэлимана. Затем, прихрамывая, вернулся на свое место за столом и придвинул к себе грамоту.

Симион и Никоарэ тоже уселись, готовые принять участие в военном совете.

— Погоди немного, Дэмиан, — проговорил со своей обычной угрюмостью старый конюший. — Хочу поведать прежде нашему сыну Симиону и другому сыну — отцу Никодиму, а также честному старшине Кэлиману, что государь принял нас тотчас же по прибытии нашем в крепость и милостиво выслушал. «Сожалею, конюший, — сказал мне государь, — что беда подстерегает молодого воина, на которого я возлагал крепкую надежду».

Преклонил я колени перед господарем и просил дозволения ехать искать своего ребенка.

«Встань, честной конюший Маноле, — проговорил князь, — и садись против нас как друг и старший брат. Некогда ты делил со мной опасности. Теперь полагается ответить мне тем же. Ты получишь грамоту, которую можешь предъявить любым нашим служителям. Если отрок перешел рубеж и тебе нужны воины, получишь воинов. А когда настигнешь его, приведи ко мне, я его тоже побраню. — После этот господарь улыбнулся и похлопал меня по плечу. — И знай, конюший Маноле, что мне по душе поступок мальчонки».

Старшина Кэлиман пробормотал у самого уха старого конюшего:

— По душе, как же!.. Сын-то не его…

Старый Маноле Черный нахмурился и посмотрел вокруг.

— А теперь, — молвил он, — пусть сын наш Дэмиан читает.

Присутствовавшие зашевелились, усаживаясь поудобнее.

Купец прочел и с некоторой запинкой перевел содержание грамоты:

«Мы, Штефан-воевода, милостью божьей, господарь всей земли молдавской, извещаем сей грамотой всех наших служилых людей, и больших и малых, что надлежит им оказать всяческую помощь конями, оружием, служителями верному нашему конюшему Маноле Черному, каковой следует в Нижнюю Молдову по нашим государевым делам. И не поступить вам иначе, для чего скрепляем сию грамоту нашей печатью.

Писано в Сучавской крепости с приложением висячей печати. Вручено конюшему Маноле нами, Томой-логофэтом, в первый день октября».

У купца Дэмиана был удивительно приятный, певучий голос, ласкавший слух.

Иеромонах глядел на него с улыбкой. Ему было известно, что в то время все львовские купцы учились искусству красноречия, дабы дешевле покупать и дороже продавать товар.

Итак, всем понравилась грамота Штефана-водэ.

— Думаю, что я более всех повинен перед моим родителем за случившуюся беду, — продолжал купец, глядя поочередно на собравшихся. — Не зная толком о страдании нашего меньшого брата, я послал в Тимиш с вестями слугу своего. Какая это была ошибка, я понял лишь по возвращении Иосипа. А ныне увидел я, как отец спешил припасть к стопам государя. И просил я у родителя прощения, и он меня простил. Однако полагаю, что за ошибку свою надо платить справедливо отмеренным золотом. У меня достаточно денег для покупки всего нужного, включая свежих коней, чтобы достичь поскорее Килии, а там, если потребуется, нанять, помимо государевых ратников, и других воинов. Я думаю, брат наш не совершит там ничего дурного и не погубит своей головы. Что ему остается делать? Ходить с места на место и искать похищенную девушку. А гаремы на запоре и евнухи немы — так что ему ничего не удастся узнать. Пока он будет бродить и расспрашивать, мы его и найдем. Если понадобится выкупить его — поторгуемся о выкупе и вызволим парня. А если нельзя будет его выкупить, тогда отобьем силой. Вся наша жизнь — торговля. А когда умрем, то господь тоже будет взвешивать наши деяния, как добрый купец.

— Прошу батюшку, — закончил, смеясь, Дэмиан, — принять меня бескорыстным товарищем в это дело. Могу повезти государеву грамоту, кланяясь иным сановникам и поглядывая свысока на других. А потребуется, так найду среди подданных Мехмета посредников для заключения сделки. Купец должен все знать, уметь завязывать и развязывать, покупать и продавать, и стараться я буду не золота ради, а чтобы сделать наилучший дар своей родительнице.

Собравшиеся с удивлением внимали этим словам.

Старшина Кэлиман склонился к уху конюшего Маноле и прошептал довольно громко:

— Мне всегда купцы были больше по душе, нежели царедворцы. Да вот хотя бы и сейчас, капитан Хэрман не соизволил поставить на стол и кувшина вина.

Казначей Кристя, которому давно не терпелось высказаться, решил, что его обошли похвалой; он поднялся и громко заявил, что ловкость и мягкость — качества полезные, но уж ими-то от неверных ничего не добьешься. Сам светлый князь Штефан доказал, что у богомерзкого Мехмета можно отнять добычу лишь при помощи оружия.

— Так что, если ничего не выйдет, пойдем на них с оружием н завяжем бой!

— А вот я и брат мой, благочестивый Никодим, не очень-то знаем, как нам следует поступать, — признался конюший Симион. — То ли повести торг, то ли обнажить меч. И пока мы не окажемся на месте, отец не сможет указать, как нам быть. Осмелюсь напомнить вашим милостям, что уже полночь близка, а мальчик опередил нас на тридцать часов. Пора садиться на коней.

— Чур тебя, нечистая сила! — гаркнул старшина Некифор. — Сдается мне, все правы. Прав и я, жалуясь, что не было у меня во рту маковой росники с десяти часов утра. Пусть честной конюший велит подать коней, а нам остается встать и двинуться в путь.

— Подать коней! — хмуро пробормотал конюший Маноле Черный. — А государеву грамоту, Дэмиан, спрячь у себя на груди.

Конюший Маноле Ждер и его спутники сперва пустились по дороге к Штефэнешть, затем поскакали на юг вдоль прутского берега. Отряд состоял из шестерых господ и пяти слуг. Купец Дэмиан и иеромонах Никодим не имели свиты, а все же на каждом привале приходили добрые христиане поглазеть на боярина в клобуке, но при сабле и поклониться ему. Дэмиан же легко находил себе услужливых помощников, ибо то и дело позванивал гривнами с королевским орлом, от которых жаждал поскорее освободиться.

Два дня стояла пасмурная погода. На третий день осеннее солнце засияло над пустынными рощами и спаленными нивами.

На трех государевых ямских станах они переменили коней. Служители расстегивали подпруги и опускали на землю седла со всей поклажей, а ямские работники отправлялись в овраги за свежими конями. Эти кони встречаются только в Прутской долине. Вид у них весьма необычный: шерсть густая, ноги короткие, голова крупная, и потому они кажутся низкорослыми. Легко переносят голод; зимою в метель могут спокойно стоять без укрытия: идут под седлом быстрой рысью и только изредка сворачивают к Пруту, ибо пьют они много и с удовольствием. Копыта у них широкие, приспособленные к топям, и ржут они чуть слышно, дабы не учуяли их волки, затаившиеся в прибрежных рощах и камышах. Казначей Кристя поглядывал на этих лошадок недоверчиво, с презрением и решительно отказывался брать тех, у кого в хвосте торчали репейники.