Степан Суздальцев - Угрюмое гостеприимство Петербурга

— И кто же этот счастливец? — спросил Дмитрий, слегка расстроенный.

— Константин Васильевич Болдинский, — ответила Софья, слегка смущенная.

— Костя? — переспросил Дмитрий. — Когда же он успел?

— Сразу как приехал, — произнесла Софья.

— А следующая за мазуркой полька?

Софья, хоть и знала бальную книжку наизусть, вновь заглянула в нее и констатировала:

— Я снова ангажирована.

— И кем же? Снова Костей? — удивился Дмитрий.

— Константин Васильевич был очень… — Софья запнулась, подбирая слова.

— Расторопен, — сказал Дмитрий.

— Дмитрий!

Молодой граф Воронцов обернулся и увидел человека, которого только что успел обвинить в расторопности. Константин Болдинский, повеса двадцати двух лет, близкий друг Дмитрия, стоял перед ним.

— Костя! — Дмитрий забыл о былой унылости и обнял друга.

— Как ты? Как поездка? Как Париж? — спрашивал Болдинский.

— Поездка славная, Париж кошмарен, рад возвращению домой, — ответил Воронцов.

— И я безумно рад, мой друг! Ты слышал новость? Николай женился!

— Уж не на Лизавете ли Андреевне?

— На ней! — воскликнул Болдинский.

Николай был старшим братом Константина. Год назад, когда Дмитрий уезжал из Петербурга, Николай был помолвлен с Елизаветой Андреевной Встовской, однако день их свадьбы еще назначен не был. Теперь Николай был женатым человеком.

— Вот и они! — сказал Константин, указывая на приближающуюся пару.

— Здравствуй, Николай Васильич! — поздоровался Воронцов.

— И тебе здравствуй, Дмитрий Григорьич!

Друзья пожали друг другу руки.

Дмитрий поздравил Николая со свадьбой, с прекрасной женой, высказал им пожелания счастья и выразил сожаление в том, что не присутствовал при венчании.

Николай поблагодарил друга, отпустил пару анекдотов на тему семейной жизни и выразил сожаление, что перестал быть холостяком. Впрочем, он поспешил заметить, что последнее его заявление было шуткой — дабы не оскорблять чувства супруги.

Музыканты заиграли мазурку, и Константин увел Софью на танец. Дмитрий смотрел им вслед и чувствовал себя побежденным.

— Кажется, Костя влюбился, — заметил он.

— Он просто без ума от Софьи Михайловны, — подтвердил Николай.

— Но ответно ли это чувство? — спросил Дмитрий.

— Послушай, Дмитрий Григорьевич, — внушительно сказал Болдинский, — ты мой друг, но Костя мой брат. Он любит Софью, а она, возможно, отвечает ему взаимностью. За тот год, что ты путешествовал, они сильно сблизились друг с другом. К чему тебе вторгаться в их любовь?

— Но нет уверенности, что любовь взаимна, — настаивал Воронцов. — А мои чувства к Софье? Моя любовь — о ней ты не подумал?

— Любовь? — В голосе Николая отчетливо послышалось удивление. — Какая любовь? Не хочешь ли сказать ты, что влюблен?

— Это удивительно? — поднял брови Дмитрий.

— Разумеется, удивительно, — кивнул Болдинский, — ведь за целый год ты ни разу не ответил Софье ни на одно ее письмо.

— А отчего ты думаешь, что Софья мне писала? — не унимался Дмитрий. — И если так, то где уверенность, что я не отвечал?

— Граф, перестаньте, — вмешалась в разговор Елизавета Андреевна, — у Софьи есть подруги.

— Что ж, прекрасно, — вскипел Дмитрий, — прошу меня простить, я вас оставлю.

Ричард вошел в зал вслед за Петром Андреевичем. Суздальского моментально пленила княжна Мария Михайловна, и молодой маркиз отправился на поиски Анастасии Александровны. Княжна Демидова нашлась быстро: своей красотой она затмевала прочих девиц, в обществе которых находилась. Ричард собрался с духом и уже сделал несколько шагов в ее направлении, когда Анастасия его заметила. Она учтиво ему улыбнулась, глаза ее смотрели на него спокойно и тепло — за один этот взгляд Ричард готов был отдать свою душу.

Ричард не успел совсем немного: к девушкам подошел молодой офицер и протянул Анастасии руку — это было приглашение на мазурку. Ричард остановился. Анастасия все еще смотрела на него. Офицер, по-прежнему ожидавший ответа от нее, развернулся и посмотрел на Редсворда.

Это был высокий стройный молодой человек лет двадцати пяти. Красивый, он имел надменное выражение лица, пышные гусарские усы и офицерский мундир.

Господа молча смотрели друг на друга: Ричард спокойно, а офицер — с вызовом.

— Вы не знакомы? — произнесла Анастасия. — Борис, это маркиз Ричард Редсворд, друг Дмитрия Григорьевича Воронцова.

— Поручик Курбатов Борис Иванович, — представился гусар, надменно приглаживая пышные усы.

— Имею честь, — ответил Ричард.

— Прошу нас извинить, — сказал поручик и бесцеремонно увел Анастасию.

Дмитрий был возмущен до глубины души.

Он знал Софью с детства. Владимир Дмитриевич часто говорил, что хочет породниться с Ланевскими. Софья всегда была к нему расположена. И он был в нее влюблен. Так почему стоило ему уехать, как она, любившая его, стала принимать ухаживания Кости? Это было весьма сильным ударом.

Но письма-то, письма!

Да, Софья действительно ему писала. Писала много — и все ерунду. Ну, право, что он мог ответить на рассказ о бале в Михайловском дворце? Выразить восхищение, что ее красота не осталась незамеченной. Это глупо. Или написать пылкое ревнивое послание, полное оскорбленных чувств и израненных надежд? Да с какой стати? Он ей не муж и даже не жених.

А что он мог ей написать? Очередной вздор о пылких своих чувствах? Очередной отчет о проведенном дне? Придуманную историю о скучном времяпрепровождении вдали от возлюбленной? Не мог же он написать ей правду о кутеже, пьянстве и парижских проститутках.

И все же Дмитрий чувствовал, что своим молчанием и редкими, сухими и крайне лаконичными ответами он убивал в ней интерес к своей особе.

Но как, какого черта он мог забыть ее? Она прекрасней всех, кого он видел. Быть может, среди женщин, с которыми Дмитрий близко знакомился во время путешествия, и попадались хорошенькие, но в них не было невинности Софьи, ее нравственной чистоты.

Размышления молодого повесы прервал знакомый голос.

— Весь в отца: такой же гордый и самодовольный. — Голос принадлежал княгине Марье Алексеевне.

— А мне он показался учтивым человеком, — возразил Демидов.

— Опомнитесь, мой милый, он же Редсворд! — воскликнула княгиня.

— Довольно, — сказал Владимир Дмитриевич, — маркиз Редсворд — мой гость, и я не желаю слышать о нем подобных отзывов.

— О, Владимир, только ради вас, — ответила Марья Алексеевна.

— Не будем забывать, мы на балу, на дне рождения вашей внучатой племянницы, — напомнил Воронцов.

— И правда, — согласился Ланевский, — давайте же поговорим о бале…

Дмитрий поспешил ретироваться, и успешно сделал это, оставшись незамеченным.

За эти полчаса он и думать забыл о своем друге.