Валерий Кормилицын - Разомкнутый круг

В прекрасном настроении княгиня с Рубановым подъехали к дому Ромашовых.

– Вы пока оставайтесь в карете! – распорядилась она и постучала тяжелым бронзовым кольцом в дверь. – Княгиня Голицына к генералу Ромашову! – важно вымолвила высунувшейся в дверь бакенбардной роже, недоверчиво оглядевшейся по сторонам и побежавшей докладывать.

На приглашение войти с улыбкой кивнула Максиму.

Лакейское лицо сразу поскучнело, и обе извилины заработали над вопросом – будут драть или нет? Верх взяла та, которая доказывала, что будут.

Владимир Платонович восторженно улыбнулся вошедшей в гостиную княгине и быстро пошел ей навстречу с намерением приложиться к ручке, но увидев появившегося следом Рубанова, на секунду остановился и так глянул на лакея, что у того сразу засвербело пониже спины.

– Дык… дык, – разведя руки, надумал оправдаться тот.

«Мудык!» – хотел сказать генерал, но удержался при женщине.

– Вы и представить себе не можете, как я рад вас видеть! – произнес он, целуя душистую женскую ручку.

«Но не тебя! – зыркнул на Максима. – Это же надо, на балу дочь из-под носа увел… насилу нашел свою Машеньку. Так и из-под родительской руки умыкнешь…» – все же склонил голову в ответ на приветствие Рубанова.

– А мы с поручиком по пути к вам заехали… Проезжали мимо и думаем: – А не посетить ли нам любезнейшего Владимира Платоновича?.. Какая замечательная картина, – тараторила княгиня, расхаживая по комнате и атакуя генерала волнами духов, женского обаяния и красноречия, – и статуэтка премиленькая, – подняла и тут же опустила на камин ужасную греческую поделку, приобретенную генералом в Рязанской губернии. «Удушение Лаокоона с сынками бесстыжим морским гадом» – намалевано было в ее основании.

Еще раз глянув на высунувшего язык грека, она фыркнула и спросила, где дочь.

– У себя! – ответил генерал. «Так вот они зачем приехали», – подумал он и распорядился подать чаю.

– Что читаете, господин поручик? – прищурился генерал, силясь разглядеть название, и будто ненароком, случайно, от глубокой задумчивости, взял княгиню за локоток.

Та не спеша, но уверенно освободила локоть и тоже присела к столу.

– Предварительное постановление о строевой кавалерийской службе, господин генерал, – резво поднялся на ноги и доложил Рубанов.

– Садитесь, господин поручик, вы в гостях, а не на плацу, – чуть более доброжелательно произнес Ромашов.

Княгиня Катерина с трудом удержала улыбку.

«Название уже запомнил», – порадовался за себя Максим и, поплотнее усевшись в кресле, продолжил:

– Состоит из двух разделов, – раскрыл он книгу, – «Основание учения» и «Об эскадронном учении».

– Хорошо! Хорошо! – остановил его Владимир Платонович, подумав: «Неглупый мальчишка – жаль, что не имеет титула!»

В этот момент, словно случайно, княгиня задела туфелькой генеральскую ногу. Лицо Ромашова поначалу замерло, а затем расплылось в блаженной улыбке, и он, думая: «Зачем это я?» – сам предложил:

– А не пойти ли молодому человеку к Машеньке? Чего ему с нами сидеть! Княгиня Катерина глянула на Рубанова, и в глазах ее заплясали бесенята.

– Конечно, Владимир Платонович, – нежно и многообещающе, как ему показалось, произнесла она.

Генерал таял, словно холодец.

– Нам с вами есть о чем поговорить, – накрыла своей рукой волосатые генеральские пальцы.

И все… Это был уже не мужчина и тем более не генерал, это был воск в опытных женских руках, из которого можно лепить что угодно. «Что же на меня больше влияет – титул или она?» – млел Ромашов, мечтая стать ее пажем, слугой или даже рабом, – всем, чем она пожелает.

«Вот как молниеносно можно покорить мужчину!» – с каким-то даже восторгом ужаснулся Рубанов, обернувшись от двери и посмотрев на поглупевшее генеральское лицо. – Моя мать не сумела постичь эту науку, поэтому всегда покоряли ее». – Вышел он из гостиной.

Первое, что услышал Максим, ступив в комнату Мари, – яростный лай, местами переходящий в вой, и скорее угадал, чем почувствовал, укус в ботфорт.

«Спасибо, что я не в туфлях!» – с облегчением подумал он.

– Зи-зи! Нельзя, Зизишка! – Мари ухватила бодро сопротивляющуюся собачонку и передала ее гувернантке, распорядившись присмотреть за песиком, пока у нее гость.

Не теряя времени, Максим схватил левой рукой якобы доску, а правой – прибил ее несуществующими гвоздями. Затем, немного подумав, привалил дверь огромным невидимым камнем и, вытащив из-под стола несуществующий здоровенный засов, окончательно заложил им вход… Довольно оглядев проделанную работу, вытер невидимый пот и молча уселся в кресло, устало вытянув ноги: «Нынче я, определенно, совершенный дурак!»

Мари вначале с испугом глядела на него широко раскрытыми глазами, а когда поняла, свалилась на диван в приступе беззвучного смеха, при этом платье плотно облепило ее тело, и поручик с удовольствием разглядывал его.

– Как вы меня напугали! – отсмеявшись, произнесла она.

– Так же, как меня ваша распоясавшаяся Зюзюшка.

– Зизишка! И чего она вас так невзлюбила?

– Элементарная ревность! Чувствует, что меня вы полюбите сильнее…

– Вздор! Все это ваши фантазии, – покраснев, отошла она к резной этажерке с книгами.

– Мне все время попадаются удивительно начитанные женщины! – поднявшись с кресла, разглядывал он авторов на корешках книг. – Княжнин, Державин, Дмитриев… А это что?..

– А это письма из чужих краев Карамзина, а рядом – модные сейчас басни Крылова и стихи Жуковского, а ниже на полке – моралисты-французы: Жан-Жак Руссо, д’Аламбер, Бернарден де Сен-Пьер, де Местр.

– Никогда таких имен не слышал… И вы все это прочитали? – с уважением спросил Максим.

– Конечно нет… но обязательно прочту.

– Слава Богу! – облегченно сел в кресло. – Я ведь тоже пришел с книгой, только оставил ее в гостиной.

– Позвольте угадаю, с какой?

– Извольте! Ничего против не имею.

– Константин Николаевич Батюшков.

Гвардеец удивленно уставился на даму и похлопал глазами.

– …Жуковский, Гомер, Петрарка, Тассо, Парни, Шиллер, – перечисляла она, но Максим, словно китайский болванчик из Зимнего дворца, мотал головой.

– А может, Байрон? – с надеждой воскликнула Мари.

– Кавалерийский устав!.. Точное название только что позабыл.

Девушка опять упала на диван, захлебнувшись смехом, и Максим снова с удовольствием полюбовался ее фигурой.

«Что бы еще такое сказануть, – лихорадочно размышлял он, – дабы подольше не вставала!»

– И много этих начитанных женщин? – вдруг перестала смеяться и села на диване, поправив платье.

– Каких женщин? Ах, же-е-нщин! Вы и княгиня Голицына. Она, кстати, сейчас здесь и развлекает вашего батюшку.