Валерий Кормилицын - Разомкнутый круг

– Другие страны нам и в подметки не годятся! Всему свое время!.. А сейчас мужик доволен. Государство процветает… Зачем же страну тревожить? – пристально взглянул на императора.

– Шучу! Шучу, мой любезный Алексей Андреевич, – устав ходить, император уселся в кресло.

Аракчеев, видя, что государь устал от городских новостей, решил перевести разговор на другую любимую царем тему.

– Ваше величество! Я всю ночь не спал и думал… может, следует ввести на мундире вместо пяти пуговиц семь?

– Семь? – с удовольствием переспросил император. – Алексей Андреевич, дорогой! Не в службу, а в дружбу… вели кликнуть к нам солдата!

Опять поскользнувшись на паркете и насмешив этим своего государя, граф кинулся выполнять повеление.

Когда всемогущий придворный выбежал из кабинета, Рубанов расслабленно дремал в кресле неподалеку от высокой резной двери, вытянув ноги в белых лосинах и воткнув шпоры в паркет. Он мечтал о Мари, забыв про служебные дела.

– Офицер! – на низких нотах зарычал Аракчеев.

Раскрыв глаза, Максим попытался встать, но сразу у него не получилось – слишком глубоко вогнал шпоры в дерево. Наконец, вытянувшись во фрунт, доложил:

– Начальник караула командир третьего взвода второго эскадрона лейб-гвардии Конного полка поручик Рубанов. – И смело уставился на всесильного фаворита.

Аракчееву понравилась точность доклада: «А ведь мог бы просто сказать – начальник караула поручик Рубанов, – подумал он. – Надо предложить государю внести изменения в устав».

– Надеюсь, вы не скучаете, господин поручик? – все равно не сумел он удержаться от ехидства.

«Верно, оттого, что слишком смело глядит!» – оправдал себя граф.

– Никак нет, Ваше высокопревосходительство, – с чистой совестью соврал Рубанов, отметив, как выпучил глазки и раздул ноздри стоявший на посту Шалфеев.

– Тогда быстро найдите и приведите к государю пехотного солдата. Выполняйте, поручик! – внимательно глядел он вслед, пока Рубанов бегом не скрылся в другой зале. Затем резко повернулся к Шалфееву и грозно оглядел его, ища, к чему бы придраться.

На гвардейце все было по форме.

– Ладно! – расстроенно буркнул граф и прошел в кабинет.

Пробежав одну залу, Максим никого не обнаружил и, придерживая палаш и гремя шпорами, заспешил дальше на чей-то голос в соседнем помещении.

Влетев туда, к своему разочарованию, наткнулся лишь на пьяного печника, обнявшего теплые бока круглой выпуклой печки и жалующегося ей на какого-то гоф-фурьера Хфедора. «Клавдя-а!» – услышал Максим вопль души, пробегая мимо. «Мне бы его заботы! – даже не улыбнулся Рубанов. – Видно, думает, что жена…» – И тут ему дико повезло – прямо на него двигалась ничего не подозревающая жертва. Рядом с унтером вразвалку шел не нужный Максиму маленький пузатый ламповщик, и приятели что-то оживленно обсуждали, жизнерадостно размахивая вместительными узелками. Заметив офицера, семеновский унтер вытянулся во фрунт, уронив узелок, который тут же подобрал ламповщик и спрятал за спину.

Унтер на своей шкуре испытал, коли офицер солдату улыбается – жди беды… Это так же верно, как ежели дорогу перебежит заяц, черная кошка или столкнешься с попом.

«А-а-а! Точно! – содрогнувшись, вспомнил он. – Когда с кумом от меня вышли, навстречу отец Епифан попался… да еще похмельный, да матерно лающийся и, в придачу, с подбитым глазом… Тут с порядочным, тверезым попом повстречаешься – не повезет… А с этаким?!»

– Господин унтер-офицер! – строго произнес Рубанов, ликуя в душе: трезвый и не первогодок. – Прошу следовать за мной…

На стук открыл Аракчеев – камердинеры мешали им.

– Ваше величество, солдатика привели, – обрадовался граф.

– Скорее давай его сюда, – раскрыв шкаф с аккуратно разложенными по полкам образцами щеток для усов и сапог, огромным количеством воинских ремней, пряжек и другой солдатской амуниции, Александр достал два мелка и в раздумье остановился перед солдатом.

Семеновский унтер изо всей силы ел глазами высшее начальство, моля Бога лишь об одном – в целости и сохранности вернуться в родной полк. «Ну, отец Епифан! – думал он. – На том свете чертям придется с тобой потрудиться… ни один котел им загадишь…» – жалел он чертей.

– Вот здесь, здесь и здесь, – ставил мелом метки на солдатском мундире император.

– Простите, ваше величество, а не лучше ли будет чуть опустить эту пуговку?

– Гм-м! Надо подумать.

– И еще, ваше величество, какие сделать «клапанца» – прямые или зубчатые?

«Какой все-таки умница этот Алексей Андреевич… Что бы я без него делал?» – с упоением пятнал мелом мундир император.

– Потрудитесь, сударь, стоять спокойно! – делал замечание замершему солдату Аракчеев, в свою очередь, ставя метки у него на груди. «Освободить холопов со Сперанским мечтают… – думал он между делом. – Самодержцу российскому не след быть таким либералом, ибо подобные рассуждения несут вред и беспокойство государству; в пожилом возрасте императора будет мучить совесть за свои юношеские взгляды! А с поповичем я разберусь… Вредный для России человек!»

– Не тот нынче народишко пошел…– произнес Аракчеев, отступив на шаг от унтера и рассматривая его мундир.

– Отчего же – не тот? – полюбопытствовал император, отложив мелок и вытирая платком испачканные ладони и пальцы. – Извольте, ваше сиятельство, развить мысль до логического завершения.

– Чего же ее развивать? Не те людишки пошли, что раньше, – дерганые и не серьезные! При батюшке вашем, благословенном императоре Павле, – приподнял с груди медальон и поцеловал его, – я видел унтера, который мог носить на кивере стакан с водой и, маршируя, не разлить!.. Вот уж выучка так выучка была, теперь и без стакана словно инвалиды ходят – игры в носках прежней нет… ногу не тянут и в строю кашляют! Лишь измайловцы – молодцы! – уточнил Аракчеев, так как измайловский слыл любимым царским полком.

Александр покраснел от удовольствия.

– У измайловцев строевой шаг бесподобен, – подтвердил он, – не то что у семеновцев. – С иронией воззрился на бледного от усталости и переживаний унтера.

– А мы сейчас, ваше величество, испытаем, – с ходу уловил его мысль Аракчеев, аккуратно положив остатки мела на краешек стола. – Где там мой хронометр?..

И целый час бедный служивый «тянул носочек» и маршировал по кабинету. Наконец, заработав трое суток гауптвахты от Аракчеева, был отпущен восвояси.

Немного передохнув, граф со своим венценосным другом вдруг вспомнили о новой дощечке для чистки пуговиц…

– Непременно следует испытать! – решил император, и Аракчеев побежал за подопытным.

– Ага, солдатик! – злорадно схватил он за локоть Шалфеева, собиравшегося с минуты на минуту меняться с поста. – А у тебя, родимый, почему мундир в мелу? – исподлобья оглядел отряхивавшегося унтера. – Двое суток ареста! – окончательно осчастливил семеновца.