Валерий Кормилицын - Разомкнутый круг

Но Барклай не мог, не умел да и не хотел снизойти до этого.

Наполеон спешил и настиг 1-ю армию у Витебска. Радости его не было предела – наконец- то будет генеральное сражение…

Но утром русская армия исчезла. Отошла так, что не оставила после себя никаких следов. «Мой Бог! Как я устал гоняться за ними… Надо дать их армиям соединиться! У меня хватит сил и умения разбить и объединенные русские силы, – рассуждал он, войдя в Витебск. – Я становлюсь кумиром русских провиантских чиновников. Лишь их радует отступление. Как мне доносят, они показывают в отчетности, что уничтожены тысячи пудов продовольствия, сваливают все на нас, продают и кладут барыши в карман. Правильно говорит русская пословица – кому война, кому мать родна! Торгаши эксплуатируют меня.

Однако многие русские купцы, на самом деле, сжигают магазины и склады с мукой, крупой и фуражом или все вывозят. Это первая война, когда мои солдаты начинают голодать», – заложив руки за спину, Бонапарт ходил в полумраке небольшой комнаты генерал-губернаторского дворца.

Наполеон жил в Витебске уже около двух недель.

«Главный интендант Дюма пишет в записке, что за время наступления от дезертирства и болезней армия сократилась на треть, что из двадцати двух тысяч лошадей пало восемь, что войска снабжаются скверно, продовольствия в достатке хватает лишь гвардии, что вокруг Витебска все съедено и на фуражировку приходится посылать на десять, а то и пятнадцать лье».

Наполеон придерживался мнения, что война должна кормить войну! Но Россия не Европа. Здесь складывалось все не так, как он привык. Здесь шли по опустошенным, оставленным жителями городам и селам.

Что за нация?

Начиная русскую кампанию, он был уверен, что продовольствие достанет на месте, как и везде в Европе.

«Варварская страна! – злился Наполеон, поджидая стада быков, застрявшие где-то в литовских песках. – Голодный солдат – это не солдат!».

Перестав ходить, он прислушался – по плацу процокал копытами конвой, и все затихло. Он любил ночную тишину, именно в это время в голову приходили наиболее верные решения. Вздохнув, он подошел к столу с картой, освещаемой с боков двумя канделябрами со свечами, и взгляд его задержался на городе Смоленске.

«Русские здесь! Если напасть с фронта, они снова отступят. Надо заставить их принять бой».

– Ужинать! – велел вошедшему ординарцу.

Ел он отдельно за маленьким столиком. Рядом – за большим столом – сидели генералы.

Хмуро оглядывал смеющихся и пьющих вино генералов. Неожиданно Наполеон резко поднялся и, вытерев салфеткой губы, произнес:

– В Смоленск!.. Пора идти в Смоленск, – про себя усмехнулся, глядя, как вскочили, чуть не перевернув стол, военачальники.

«Мюрат облил вином свой павлиний камзол! Так ему и надо…»

– Мой план кампании – сражение, моя политика – успех! – перешел почти на крик император. – А здесь мы сидим и бездарно проигрываем войну…

На следующий день лавина французской армии покатилась к Смоленску. Наполеон, хоть и не любил ездить верхом, все же вскарабкался на белого жеребца Евфрата и пропускал мимо себя по обсаженной березами дороге войска.

В авангард он послал Мюрата. Авангард наткнулся на дивизию Неверовского у города Красного.

«Слава Создателю! – обрадовался Мюрат. – Я первый доложу императору о победе».

Однако русскому генералу на целые сутки удалось задержать наступление противника, что дало возможность русским армиям соединиться в Смоленске.

Поначалу для французов все складывалось удачно. 15 тысяч мюратовской кавалерии обошли Неверовского и атаковали его левый фланг. Харьковский драгунский полк бросился вперед, но, как потом злословил Оболенский, – без Укропа и Огурца был опрокинут и преследуем двенадцать верст.

В результате артиллерийская батарея осталась без прикрытия. Неприятель на нее напал и захватил пять орудий. Остальные семь – ушли по Смоленской дороге. Таким образом Неверовский с самого начала остался без кавалерии и артиллерии.

Сомкнув пехоту в каре, он отходил, отбиваясь ружейным огнем и удачно заслоняясь от конницы Мюрата естественными прикрытиями – рвами по краям дороги и деревьями.

Особенно отличились солдаты Полтавского полка. Они отбивали одну атаку за другой, усыпав местность вокруг себя французскими и польскими гусарами, уланами, драгунами и конноегерями – какие только полки не бросал на них Мюрат, в бешенстве крича: «Вперед!» и размахивая саблей, на которой было выгравировано «Честь и дамы».

«Мою честь отнимают эти упорные русские… А витебские еврейки не дамы!»

– Сметем этих скифов! – заорал Мюрат. – Впереди Смоленск и русские женщины…

Снова и снова посылал он в бой кавалерию и только ночью прекратил атаки, так и не опрокинув солдат Неверовского.

Однако французская армия все же подошла к стенам древнего Смоленска.

Конец июля для Петербурга сложился удачно.

Прогремели два салюта. Первый – по поводу возвращения в столицу императора Александра. Второй – по поводу победы генерала Витгенштейна над войсками маршала Удино.

В результате французы отошли к Полоцку.

Народ бурно обсуждал победу над врагом.

– Н-да-а! – говорил один мастеровой.

– Не всякая блоха плоха! – поддерживал его другой.

Кабаки заполнились как в доброе старое время.

Следом снова радостная весть – русские армии соединились в Смоленске.

Петербург повеселел… К тому же установилась теплая погода. По Неве плыли баржи и лодки с приказчиками, везущими глиняную или деревянную посуду для простолюдинов и фарфоровую или серебряную – для господ. Чипига, как и остальные будочники, красовался в летних белых штанах, а на Сенатской площади, как и всегда, высился памятник Петру Великому.

Его собрались было вывезти из Петербурга, чтоб не достался французу, но почт-директору Булгакову приснился вещий сон – будто, когда он проходил мимо памятника, бронзовый конь вдруг соскочил с постамента и понес всадника на Каменный остров, где жил император.

Увидев Александра, Петр сказал: «Не бойся за Петербург – я охраняю его. Доколе я здесь, Петербург вне опасности!».

Свой сон почт-директор поведал сенатору Голицыну, отвечавшему за отправку памятника, и тот решил не вывозить его.

Мари Ромашова теперь каждый день ходила смотреть, не увезли ли памятник, и на сердце становилось как-то легче, когда видела, что бронзовые конь и всадник на месте.

С утра и до позднего вечера она вместе с другими девицами и дамами, спасающимися в Петербурге от неприятеля, щипала корпию и обсуждала военную обстановку и действия военачальников.

Мари неплохо читала карту – научилась этому от отца – и поэтому слыла среди псковских и новгородских помещиц авторитетом.