Хилари Мантел - Внесите тела

– Эсфирь, – поизносит он. – Понятно.

– Анна послала за принцессой, – продолжает леди Рочфорд, – вырвала ее из рук кормилицы и подняла вверх, словно отвечая королю: «Муж мой, неужели ты сомневаешься, что она твоя?»

– Вы можете только предполагать, каков был его вопрос. Вряд ли вы разобрали слова.

Он слышит собственный голос и удивляется его холоду.

– Там, где я стояла, было не слышно. Но все равно ей несдобровать!

– И вы не бросились ее утешать? Разве она не ваша госпожа?

– Нет, я побежала искать вас.

Леди Рочфорд берет себя в руки и говорит очень серьезно:

– Мы, ее фрейлины, желаем себя обелить. Мы думаем, королева не честна, и боимся, что нас обвинят в попустительстве.

– Летом, не прошлым, два года назад, вы сказали мне, что королева одержима мыслью о ребенке и боится, что король не способен подарить ей дитя. Сказали, что он не удовлетворяет ее. Вы готовы повторить свои слова?

– Странно, что тогда вы за мной не записали.

– Разговор был длинным, и, при всем уважении, миледи, вы изъяснялись намеками. Мне нужно знать, что вы скажете, когда вас приведут к присяге.

– А кого будут судить?

– Именно это я надеюсь выяснить. С вашей помощью.

Он слушает себя словно со стороны. С вашей помощью. Вас никто не обвиняет. За исключением его величества.

– Про Норриса и Уэстона вы знаете, – говорит она. – Они сами признались в любви к ней. Так вот, они не единственные.

– Возможно, прочие лишь проявляли галантность?

– Шныряя вокруг по ночам? С лодки на лодку. В калитку при свете факелов, подкупая привратников. Это продолжается больше двух лет. Они появляются в самых неожиданных местах. Чтобы вывести их на чистую воду, нужно постараться. – Она замолкает, хочет убедиться, что он внимательно слушает. – Допустим, двор в Гринвиче. Некий джентльмен состоит при короле, его поручение исполнено, он может убираться восвояси, а ты возвращаешься к королеве и застаешь его в темном углу. Что он здесь забыл? Норрис, вы ли это? Сколько раз я думала, кто-то из них в Вестминстере, а он оказывался в Ричмонде. Или в Гринвиче, когда должен быть в Хэмптон-корте.

– Если они делили обязанности, это еще не повод их подозревать.

– Я не об этом, господин секретарь. Дело не во времени – в месте. Галерея рядом с покоями королевы, ее передняя, ее порог, садовые ступени, калитка, которую забыли запереть. – Джейн наклоняется и касается кончиками пальцев его руки, лежащей поверх бумаг. – Они приходили и уходили среди ночи, а если попадались кому-нибудь на глаза, говорили, что у них тайное послание от короля.

Он кивает. Одна из обязанностей джентльменов, состоящих при короле, – передавать устные послания сановникам, иностранным послам и, разумеется, королеве. Их не принято расспрашивать – они не обязаны ни перед кем отчитываться.

Леди Рочфорд откидывается назад и мягко замечает:

– Прежде чем они поженились, она занималась этим с Генрихом на французский манер. Вы понимаете, о чем я?

– Понятия не имею. Вы бывали во Франции?

– Нет, я думала, вы бывали.

– На войне. Между солдатами ars amatoria [15]не в ходу.

Она пристально разглядывает его, суровея лицом.

– Вы хотите опозорить меня, заставив произнести то, что мне придется произнести, но я не юная девственница, мне терять нечего. Она понуждала Генриха изливать свое семя не туда, куда следует. И теперь он не может простить ей.

– Упущенные возможности, понимаю.

Семя, излитое королем в иные отверстия тела или в глотку. Вместо того чтобы отыметь королеву на честный английский манер.

– Король считает это мерзостью. Но Генрих, чистая душа, храни его Господь, не ведает об иных мерзостях. Мой муженек Джордж не отходит от Анны. Впрочем, я уже вам рассказывала.

– Они родственники, в этом нет ничего противоестественного.

– По-вашему, ничего?

– Миледи, я понимаю, вы хотели бы считать братскую любовь, а равно и супружескую холодность преступлением, но мне нечем вас утешить – перед законом они чисты. – Он медлит. – Поверьте, я исполнен сочувствия к вашим бедам.

Ибо что остается женщине вроде Джейн Рочфорд, если все на свете против нее? Вдове со средствами легко жить своим умом, жене торговца – усердно управлять мужниным делом, откладывая золото про запас. Простая горожанка, которую побивает благоверный, может подговорить крепких дружков, чтобы те стучали в сковороды у нее под дверью среди ночи, пока небритый муженек не выскочит на улицу в одной рубахе, которую они не преминут задрать, чтобы осмеять его жалкий уд. Но молодой благородной женщине негде искать защиты. Власти у нее не больше, чем у бессловесной ослицы, одна надежда, что хозяин не слишком часто станет пускать в ход хворостину.

– Ваш отец, лорд Морли, ученый человек, весьма мной почитаемый. Вы не пробовали обратиться к нему?

– Зачем? – В голосе леди Рочфорд сквозит презрение. – Когда мы поженились, он сказал, что сделал для меня все, что мог. Все отцы таковы. Он отдал меня за Болейна, как сбыл бы с рук борзого щенка. Теплая конура и миска с объедками – что еще нужно? Вы же не спрашиваете скотину о ее желаниях.

– Вы никогда не думали, что ваш брак можно расторгнуть?

– Нет, господин Кромвель. Мой отец все предусмотрел, вам ли не знать, вы же числите себя его другом. Никаких обручений, никаких помолвок. Даже вам с Кранмером не удалось бы признать наш брак недействительным. В день свадьбы Джордж сказал мне прямо за столом: я делаю это только потому, что мне велел отец. Самые подходящие слова для двадцатилетней девушки, грезящей о любви. Я не смолчала и ответила ему в таком духе, что, если бы отец меня не заставил, я бы к вам близко не подошла, сэр. А когда потушили огни, нас уложили в постель. Он протянул руку и принялся теребить мою грудь, приговаривая, что видал и получше, а повидал он немало. А потом велел мне лечь и раздвинуть ноги. Исполним наш долг, сказал он, подарим моему отцу внука, и если родится сын, будем жить порознь. А я ответила: делай что хочешь, если сумеешь, даст Бог, семена попадут в рыхлую почву и приживутся, а потом забирай свою мотыгу и чтобы я больше ее не видела. – Она хихикает. – Но вы же знаете, я бесплодна. Или они хотят, чтобы я так думала. А может быть, у моего мужа дурное или негодное семя? Видит Бог, где только Джордж его не оставляет. О, он ведь евангелист, святой Матфей направляет его, святой Лука защищает. На свете нет более праведного человека, чем Джордж, единственное, чего Господь не предусмотрел, это снабдил человеков слишком малым количеством отверстий. Если Джордж встретит женщину, у которой манда под мышкой, то возблагодарит Создателя, подыщет для нее дом и станет наведываться к ней каждый день, пока ему не прискучит. Для Джорджа нет ничего святого. Он не постесняется покрыть суку терьера, если та вильнет хвостом и скажет: «гав-гав».