Дмитрий Мережковский - Бремя власти: Перекрестки истории

Мордвинов.Граждане российские! Может ли быть вольность политическая там, где нет простой человеческой вольности и где миллионы рабов томятся под властью помещиков? Звери алчные, пиявицы ненасытные, что мы оставляем крестьянству? То, чего отнять не можем, – воздух. [39]Обратим же взоры наши на человечество и устыдимся, граждане! Низлагая тирана, да не будем сами тиранами – освободим рабов…

Татаринов.А Емельку Пугачева забыли?

Скарятин.Освободи их, отродие хамов, так они нам горло перервут.

Мордвинов.Граждане российские…

Один.Слушайте! Слушайте!

Другие.Довольно!

Мордвинов.Блюдитесь же, граждане! День мщения грядет – восстанут рабы и цепями своими разобьют нам головы и кровью нашею нивы свои обагрят. Плаха и петля, меч и огонь – вот что нас ждет. Будет, будет сие!.. Взор мой проницает завесу времен… Я зрю сквозь целое столетие… я зрю…

Голоса.Молчите! Молчите! Довольно!

Татаринов.Вы оскорбляете, сударь, честь дворянства российского! Мы не позволим…

Талызин.Господа, мы все не о том – нам нужно о деле, а мы черт знает о чем!

Голоса.В чем же дело, говорите!

Талызин.А дело в том, что если государь отреченья не подпишет, как нам быть?

Одни.Арестовать!

Другие.В Шлиссельбург!

Талызин.Легко сказать – Шлиссельбург. Войска ему преданы, освободят и что тогда?

Бенигсен.Messieurs, le vin est tiré, il faut le boire. [40]У государя самодержавного корону отнять и сохранить ему жизнь есть дело невозможное.

Все сразу умолкли; такая тишина, что слышится бой курантов за Невою, на Петропавловской крепости.

Тучков.О-хо-хо! Царя убить – страшное дело…

Депрерадович.Помазанник Божий…

Шеншин.Присяга – не шутка…

Ефимович.И в Писании сказано: Бога бойтеся, царя чтите.

Бибиков.Государи мои милостивые! Для всякого ума просвещенного невинность тираноубийцы есть математическая ясность: ежели, скажем, нападет на меня злодей и, вознесши над главою моею кинжал…

Яшвиль.Эх, господа, чего канитель-то тянуть? Намедни он меня по лицу ударил, а таковые обиды кровью смываются!

Голоса.Верно! Верно! Кровь за кровь. Смерть тирану!

Гарданов (вскочив на стул) .

Голоса.Смерть тирану! Смерть тирану! Ура, свобода!

Валериан Зубов (с деревянной ногою) . Нет, господа! Я, один на один, хоть с чертом биться готов, но сорок человек на одного – воля ваша, я не запятнаю шпаги моей таковою подлостью!

Бибиков.Лучше сорок на одного, чем один на сорок миллионов – тут, говорю, математика…

Одни.К черту математику! Не хотим! Не надо! Не надо!

Тучков.Жаль Павлушку…

Другие.А коли вам жаль, так ступайте, доносите!

Платон Зубов.Господа, разойдемся, а то арестуют – тем дело и кончится.

Талызин.Что вы, князь? Сами кашу заварили, а теперь на попятный?

Платон Зубов.Да ведь не я один, а вот и они…

Одни.Князь правду говорит – толку не быть – разойдемся.

Другие.Трусы! Шпионы! Предатели!

Один.Как вы, сударь, смеете?..

Кто-то в кого-то пускает бутылкою.

Голоса.Ваше превосходительство, тут дерутся!

Голоса.Тише, тише вы там, черти, анафемы!

Талызин.Господа, господа, как вам не стыдно? Отечество в опасности, а вы…

Крики, смятение. Платон Зубов пробирается к выходу.

Валериан Зубов.Куда ты, Платон?

Платон Зубов.Домой.

Валериан Зубов.Брат, а брат, да ты и вправду струсил, что ли?

Платон Зубов.А ты чего хорохоришься? На деревяшке-то своей не далеко ускачешь. И не сам ли сейчас говорил, что убивать не пойдешь?

Валериан Зубов.Не пойду убивать, но умирать пойду за отечество.

Платон Зубов.Ну, брат, знаем – Кузькина мать собиралась умирать… Да ну же, полно дурить, пусти!

Валериан Зубов.Не пущу!

Платон Зубов (толкает его) . Пусти, черт!

Валериан Зубов (обнажая шпагу) . Стой, подлец! Заколю!

Платон Зубов (кидаясь на него со шпагою) . Ах ты, каракатица безногая! Я тебя!..

Бьются. Их разнимают.

Талызин.Платон Александрович! Валериан Александрович! Брат на брата!..

Стук в наружную дверь.

Платон Зубов (в ужасе, падая навзничь на стул) . Аракчеев!..

Смятение.

Голоса.Аракчеев! Аракчеев! Бегите!

Талызин.Господа, что вы? Бог с вами, какой Аракчеев? Это Пален – мы Палена ждем!

Голоса.Пален, Пален! Эк перетрусили!

Талызин (у двери) . Кто там?

Голос (из-за двери) . Да я же, я, Николай Зубов. Отпирайте, черт побери, ошалели, что ли?

Талызин отпирает. Входит Николай Зубов.

Талызин.Ну, батюшка, напугали.

Николай Зубов.А что?

Талызин.Думали, Аракчеев…

Николай Зубов.Типун вам на язык – зачем его поминаете к ночи?

Талызин.А вы где же, сударь, пропадали?

Николай Зубов.Болел.

Талызин.Животик тоже, как у братца?

Николай Зубов.Не живот, а черт.

Талызин.Черт? В каком же виде?

Николай Зубов.В виде генерала Аракчеева.

Талызин.Тьфу, скверность!

Николай Зубов.Да, сперва по ночам душил, а потом и днем являться стал: куда ни обернусь, все эта рожа паскудная, – торчит, будто бы, под боком да шепчет на ухо: «Поди, донеси, а то арестую». И такая на меня тоска напала, такая, братцы, тоска – ну, просто смерть! Пойду-ка, думаю, к знахарке: с уголька не спрыснет ли? Поутру сегодня ранешенько иду мимо Летнего сада, по набережной; темень, слякоть, склизко; на мостике Лебяжьем споткнулся, упал, едва ногу не вывихнул; ну, думаю, шабаш, тут меня Аракчеев и сцапает. Гляжу, – а на снегу образок лежит малюсенький, вот этот самый, – видите? Николай Угодник Мценский.

Титов.Удивительно!

Николай Зубов.Подобрал, перебежал по мосткам на Петербургскую к Спасу, отслужил молебен, да как запели: «Отче, святителю Николаю! моли Бога о нас», – так меня словно что осенило: ах, батюшки, думаю, да ведь это он сам святитель-то, ангел мой, благословил меня иконкою! И все как рукой сняло – ничего я теперь не боюсь и вы, братцы, не бойтесь – Никола вывезет!

Талызин.Никола-то Николою, а мы тут, ваше сиятельство, чуть не перессорились…