Жозеф Кессель - Всадники

– Твой сын покажет еще какой-нибудь сюрприз?

Турсун уже приготовился было сказать: «Не думаю», но неожиданно для себя ответил:

– Самый лучший… Разумеется.

Тут Салех заметил ему:

– А где же, о Турсун, мудрость? Ты же лучше нас знаешь, что Уроз исчерпал все свои возможности.

– Подожди, и ты увидишь, – возразил ему Турсун.

Его ответ показался и ему самому не очень убедительным и правдоподобным. Он уже не понимал, не чувствовал, чего хочет его сын. Салех пожал плечами, погладил подушечку с королевским вымпелом и с коротким смешком повернулся к Осман-баю.

А тем временем среди гостей нарастало раздражение против Уроза. Одни сочли, что оскорблено их достоинство. Другим не терпелось отведать вкуснейших блюд, запахи которых доносились с подносов. Третьи, наконец, просто перепугались. Уроз скакал теперь так близко от сидений, в которых они устроились, что ветер от скачущего Джехола уже достигал их. Одно неловкое движение, и он мог задеть их, поранить. Они все громче и громче говорили об этом.

Осман-бай, за спиной Салеха, еще раз наклонился к Турсуну, уже не улыбаясь. Он быстро проговорил:

– Уроз вне себя. Виновато его несчастье. Ты должен…

– Подожди, подожди, сейчас увидишь! – вскричал Турсун.

Эти же слова он говорил Салеху за минуту до того, но на этот раз в них слышалось больше искренности, уверенности. И раскаяния. Как мог он, Турсун, допустить хотя бы тень мысли, что Уроз, опустошенный и иссякший, скачет просто так. Как это он не догадался, старый дурак, что Уроз сознательно сокращает радиус своих кругов, как делают ястребы и степные коршуны, прежде чем кинуться на добычу.

Осман-бай с сожалением покачал головой и сказал решительно:

– Слишком поздно, друг мой. Если ты его не остановишь, я буду вынужден…

Закончить хозяину имения не удалось. Все гости вздрогнули. Над всеми разговорами и осуждающими возгласами вдруг раздался гром барабана. Осман-бай сдвинул брови. По чьему приказу этот музыкант?.. Но музыкант тут был ни при чем. Его инструмент держал длинный худой незнакомец с ружьем на ремне и со смеющимися глазами, который был до этого телохранителем вождя пуштунов. И удары его в барабан не имели ничего общего с привычными ритмами степняков. В его руках большой барабан обрел новый голос, глубокий, страстный, который горячил кровь, звучал как песня радости и вызова судьбе. И вдруг раздался резкий, металлический крик, ритмичный, хмельной и опьяняющий, крик, обращенный к Урозу:

Тут Уроз, не останавливая галопа, оторвал лицо от гривы и принял вертикальное положение. Турсун заметил волчью усмешку на лице сына. Он знал, что игра скоро закончится. И ему хотелось, хотелось до боли, только одного: помочь Урозу. Ему вспомнился тот незабываемый эпизод, когда его конь удивительным прыжком взлетел с ним и с обезглавленным козлом, на крышу степного домика, окруженного разъяренными соперниками, и когда он услышал голос-просьбу Уроза: «Отец! Чем могу помочь тебе?» И вот сейчас в сердце своем теперь уже он кричал: «Сын мой, сынок, чем я могу тебе помочь?»

В этот момент Уроз проносился по полоске газона, расположенной за длинным рядом сидений, где сидели в центре Осман-бай, Салех и Турсун. И словно услышав призыв отца, Уроз крикнул изо всех сил:

– Отодвинься, о великий Турсун. Отодвинься вправо!

Не раздумывая, Турсун оперся руками в ковры, поднял свое тело со скрещенными ногами и одним толчком перебросил его вправо, на пустовавшее место.

Не успел он проделать это, как горячее дыхание Джехола обдало ему шею и нечто, похожее одновременно и на большую лиану, и на человека, возникло в том же самом месте между Салехом и им и протянулось к парчовой подушечке.

Турсуну показалось, что движение и время вокруг него застыли навеки, в то время как мысли в его голове проносились, множились, искрились. Так вот что задумал Уроз! Самый трудный и опасный акробатический трюк на коне. Когда, держась одной ногой в стремени, чопендоз откидывается в сторону, вытягивается, зависает в воздухе, как бы плывет в нем, а затем вырывает у противника тушу козла и вновь почти немыслимым усилием возвращается в седло.

«На этом как раз он и сломал себе ногу во время Королевского бузкаши, – подумал Турсун. – Да и к тому же тогда для удержания равновесия у него была вторая нога, целая и невредимая. Теперь же – это же невозможно – он сломает себе еще и вторую ногу… Идиот! Тщеславный дурак! Клоун!» Но сколько Турсун ни ругал сына, он не мог по-настоящему разозлиться на него. Он знал, что Уроз идет сейчас на ужасный риск вовсе не для других. И тут тоже он делал это, чтобы превзойти самого себя. И Турсун стал умолять: «Демон, о демон огня, овладевший моим сыном, пусть в этот день Пророк будет с тобой заодно».

Лиана шевельнулась, вздрогнула, хлестнула Турсуна по боку. Он подумал: «Кость переломлена». И увидел, что слева от него возникла пустота… чудесная пустота. А за спиной – шум галопа, прекрасного галопа… Он посмотрел на парчовую подушечку… На ней ничего не было… Турсун откинулся назад. Уроз удалялся галопом с королевским вымпелом над головой.

Над толпой повисла тишина. «Что это, – подумал Турсун, – восхищение, неверие собственным глазам, возмущение, шок от полученного оскорбления?» Казалось, эту тишину никто и никогда не сможет нарушить. В какую сторону, по каким аллеям Уроз собирается умчаться? В каком тайнике, в какой норе хочет он спрятать трофей? Салех начал было движение, чтобы привстать. Но остановился, не кончив движения.

Уроз, доехав до конца пруда, исчез за деревьями и развернулся. Разогнал Джехола. И ветер дикой скачки придал победное биение и жизнь кусочку ткани в его руке.

– О Боже, чего он еще хочет? – прошептал Турсун.

Через мгновение и он, и все гости узнали это.

Подскакав к оставленному пустым месту, Джехол встал на дыбы. Вдоль гривы поднялась фигура Уроза. В руке его затрепетал вымпел, вздрогнул, и заточенное основание древка вонзилось в центр парчовой подушечки.

И тут, впервые в своей жизни, Турсун потерял над собой контроль. Он поднял к небу огромные ладони и громким, незнакомым для себя голосом закричал:

– Халлал! Халлал!

Все чопендозы подхватили клич. А за ними и другие гости. А барабан в руках Хайдала грохотал, пел… И вождь пуштунов разрядил в небо ружье.

Уроз же соскользнул на землю, легонько отодвинул Турсуна влево и уселся на место, которое так долго его ждало.

В долинах Меймене начинался рассвет. Турсун лежал на спине, словно грубо отесанная колода, и спина его занимала всю ширину чарпая.