Михаил Казовский - Топот бронзового коня

Феодор послал для переговоров своего друга - Иосифия. Но мятежники, чувствуя своё преимущество, никаких бесед вести не желали, закололи парламентария и его тело бросили собакам. Подойдя к Карфагену, осадили город.

Тут как раз из Нумидии прибыли войска Валериана с Мартином, а на рейде встал корабль Велисария. Весть о его приезде быстро распространилась среди осаждавших, Стоца испугался и отступил. Лис погнался за ним и настиг около Мембресы (триста пятьдесят стадиев от столицы). Обе стороны бросились друг на друга; и хотя у мятежников было пятикратное преимущество, ветер дул им в лицо, изменяя траектории стрел. Стоца приказал развернуться, но поздно: неприятель ударил бунтовщикам с фланга. Хорошо обученные конники Валериана быстро рассеяли копьеносцев и лучников, захватили вражеский лагерь, перебили всех, женщин взяли себе рабынями и вернулись обратно в Карфаген.

Не успели отпраздновать новую победу, как приплыл человек от Фотия: Мунд и Маврикий в Далмации погибли, Теодат арестовал вновь прибывшего для переговоров Петра Патрикия и грозит наступлением на Сицилию; в армии брожение, а гепиды требуют возвращения домой. Велисарий оставил Карфаген на Мартина, Феодора и Ильдигера, а с Валерианом поспешил на корабль, чтобы плыть к собственным дружинам.

В доме Лиса в Константинополе тоже происходили грустные вещи. Только-только военные корабли отчалили от пристаней Золотого Рога, как любовники - Антонина и Феодосий, - окончательно потеряв рассудок, начали жить друг с другом в открытую, не стесняясь ни слуг, ни рабов. Он входил к ней в спальню в любое время дня и ночи, а она любила мыть его в лохани, забираясь в воду сама, а затем провоцируя на близость. То и дело хозяйские покои оглашались сладостными стонами - это мать семейства бурно отдавалась своему приёмному сыну. Оба потом бродили по дому квёлые, с красными от бессонницы глазами и какие-то ошалелые.

Македония возмущалась, часто жаловалась Кифе:

- Вот бесстыжая тварь, подзаборная шлюха! На глазах у маленькой дочери! И к тому ж сама ещё на сносях!

Кифа отвечал:

- Янка ещё мала, понимает плохо.

- Ой, не говори: в пятилетнем возрасте знают больше, чем мы предполагаем. Вот вчера у меня спросила: «Что это у братика Феодосия между ног болтается?» Я ей говорю: «Где ж ты это видела?» А она невинно: «Я зашла в маменькины покои и смотрю - он стоит в лохани, вытирается простыней, а под животом у него толстая колбаска».

У слуги вырвался смешок:

- Ну, и как ты ей это объяснила?

- Да никак, что-то наврала, будто бы не знаю. Нет, позор какой, Кифа, согласись? Развращают девочку и марают честь нашего хозяина.

Он развёл руками:

- Что мы можем сделать? Наше место в людской, возникать не имеем права и должны не вмешиваться в личную жизнь господ.

- И тебе Велисария не жалко?

- Безусловно, жалко. Он великий человек: полководец от Бога и ко всем своим относится с нежностью. В том числе и к нам. Но скажу по правде: в сотню раз жальче мне себя.

- Ты про что толкуешь?

- А про то: если мы с тобой донесём хозяину о проделках Нино, не снести нам головы после этого.

- Ой, да перестань! Он её прогонит, и она отомстить уже не успеет.

- Никогда не прогонит. Слишком сильно любит. Может, даже заговорён. Ведь она ворожить умеет.

- Не прогонит, даже если мы представим ему свидетелей - всю домашнюю нашу челядь? Разве ты откажешься подтвердить?

- Откажусь, конечно. Сразу заявляю. Мне моя шкура дорога.

Македония взглянула на него с сожалением:

- Трус несчастный. Все вы, мужики, одинаковы. На словах - гепарды, а на деле - зайцы.

- И хозяин заяц? - иронически сощурился Кифа.

У служанки потемнели глаза:

- Нет, хозяин храбрый. На войне, при дворе, везде. Кроме спальни своей супруги. Может быть, действительно заколдован…

- Стало быть, я прав. И сама не вздумай затевать это дело. Пусть живут, как знают, нам высовываться не след.

Женщина вздохнула:

- Ох, не знаю, не знаю, прямо. Сердце не на месте. Хочется помочь Велисарию, но, понятно, страшно.

- Брось, остынь, думай о другом.

- И стараюсь, да не больно выходит. Ты же знаешь, что его судьба мне не безразлична.

Вскоре у Антонины приключилось несчастье: видно, перестаралась в плотских утехах с Феодосием, или же вода в их совместной ванне оказалась чересчур тёплой, или то и другое вместе, только у неё открылось кровотечение, и она потеряла будущее дитя. Пролежала пластом весь день - потрясённая и подавленная, никого не желая видеть, даже своего фаворита. А потом объявила, что поедет к мужу на Сицилию - вместе с Феодосием и маленькой Иоанниной. Все пытались её разубедить, говорили, что теперь осень, а не за горами зима, и в такие погоды плыть с ребёнком небезопасно, но она ничего не желала слушать, отвечала твёрдо: к девочке приставим нянек и мамок, те её защитят от простуд. В том числе велела и Македонии, чтобы собиралась в дорогу. Та почтительно поклонилась. А потом сообщила Кифе, остающемуся в столице:

- Там уж поквитаемся с потаскухой! Выведу её на чистую воду. Расскажу хозяину обо всём, в том числе, почему получился выкидыш.

Как ни уговаривал слуга челядинку, как ни умолял образумиться, женщина твердила упрямо: будь что будет, только под одной крышей мне с гетерой не жить, лучше пусть убьют, чем терпеть позор.

Отвалили от пристани в гавани Кондоскалия в ноябре 535 года и приплыли в Сиракузы ближе к Рождеству. Велисарий встретил их с удивлением, а когда узнал, что ещё не родившийся ребёнок погиб, сильно огорчился. Утверждал, что фортуна отвернулась от него, нет нигде удачи - ни в военном деле, ни дома. Но к весне успокоился, утешаясь играми с маленькой дочерью. Девочка его обожала, обнимала, тискала, целовала в щеку, а однажды прошептала на ушко:

- Мой любимый папочка! Я тебя люблю много больше мамочки!

Он ворчливо заметил:

- Этак не годится. Мамочку нельзя не любить.

- Я её люблю, но тебя сильнее.

- Отчего же так?

- Потому что любишь меня больше всех на свете.

- Это верно.

- А она больше любит братца Феодосия.

- Да с чего ты решила, глупая?

- Без конца с ним воркует и милуется, а когда ты уехал, то купала его в лохани. А меня вот не искупала ни разу.

Поразившись, Лис проговорил:

- Что, собственноручно купала?

Дочка рассмеялась:

- Да, собственноручно. Как же можно ещё купать? Захожу и вижу: Феодосий голый в ванне стоит, ну а мамочка заботливо вытирает его простынкой.

Полководец сглотнул:

- Мама тоже голая?

- Нет, была в тунике.

- Очень любопытно.

Понимая, что сама Нино правду не расскажет, Велисарий позвал к себе Македонию. Та заметно дрожала, прятала глаза и всё время на груди теребила край накидки. Бывший её любовник спросил:

- Ты по-прежнему относишься ко мне хорошо?