Виктор Поротников - Спартанский лев

Евнух Реомифр, главенствующий в гареме, по знаку царя выпроводил из трапезной танцовщиц и музыкантш, которые стали мешать Ксерксу и Кармине перейти от поцелуев к более смелым ласкам. Уходя, евнух унёс с собой два светильника из четырёх, находившихся в трапезной. Реомифр знал, что во время уединений с наложницами царь предпочитает полумрак.

После обладания любимой женщиной Ксеркса разморило и он заснул прямо у низкого столика с яствами среди разбросанных одежд и подушек.

Царю приснилось, что он лежит голый и беспомощный посреди луга на примятой траве, а откуда-то сверху с небес на него опускается, взмахивая руками, словно крыльями, не то злой дух-даэва, не то, наоборот, кто-то из добрых богов-язата. Чем ниже опускался этот неведомый человекоподобный демон, тем страшнее становилось Ксерксу. Когда летающий человек опустился на землю рядом с ним, то царя всего затрясло от ужаса. Это был Дарий, его отец! Ксеркс хотел вскочить и убежать, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, хотел закричать, позвать на помощь, но вдруг пропал голос. Дарий между тем подошёл вплотную и склонился над распростёртым на земле Ксерксом, лик его был грозен.

«Сын мой! — гневно произнёс Дарий, вперив свой полубезумный взгляд прямо в его глаза. — Так ты и впрямь отказался от похода на Афины, не обратив внимания на мои слова, как будто услышал их не от власть имущего? Знай, если ты не выступишь нынче же в поход, то будет вот что: сколь быстро ты достиг величия и могущества, столь же скоро ты будешь унижен!»

При последних словах Дарий протянул к Ксерксу руку с растопыренными пальцами, словно собираясь схватить сына за горло.

Царь закричал и... проснулся. Он лежал на ковре в трапезной возле низкого круглого стола с неубранными яствами, заботливо укрытый мягким одеялом. Кармины рядом не было. Не было в трапезной и никого из слуг.

Ксеркс схватил со стола небольшой сосуд с пальмовым вином и жадно припал к его узкому горлышку. Руки у него тряслись, поэтому вино залило грудь и бороду. Он хотел поставить сосуд обратно на стол, но не удержал. Сосуд упал на пол, но не разбился, а укатился под стол, залив вином тёмно-красный ковёр.

Трясясь, как в лихорадке, даже не прикрыв свою наготу, Ксеркс выбежал из трапезной и в одном из соседних помещений столкнулся с евнухом Реомифром. Тот тащил за волосы рыдающую рабыню, явно собираясь наказать её плетью за какую-то провинность.

Реомифр изумлённо вытаращился на царя, который набросился на него с бранью и упрёками. Совершенно растерявшись, он выпустил косы рабыни из рук и попятился перед наступавшим на него царём. Рабыня перестала лить слёзы, поражённая видом обнажённого царя с мокрой спутанной бородой.

— Чем ты тут занимаешься, Реомифр? Почему меня оставили одного в трапезной? Где Кармина? Где слуги? — орал Ксеркс прямо в лицо побледневшему евнуху. — Где ты Шлялся, мерзавец?.. Я чуть не расстался с жизнью по твоей вине, негодяй!.. Что ты цепляешься к этим жалким рабыням, если основная твоя обязанность заботиться о моём благополучии, баранья башка!

Мне надоела твоя тупость. Я велю тебя самого отхлестать плетьми или сошлю в горы на каменоломни.

Реомифр пытался оправдываться, беспрестанно кланяясь и прикладывая ладони к лицу в знак своего раскаяния и полной покорности, но Ксеркс продолжал грубо браниться и один раз даже ткнул евнуха кулаком в грудь.

Так и не дав Реомифру объясниться, Ксеркс повернулся и зашагал обратно в трапезную. Он лишь сейчас обнаружил, что на нём нет одежды.

Обернувшись через несколько шагов, царь сердито бросил:

— Разыщи Нифата, олух. Да поскорее! Он мне нужен.

Когда царь скрылся в узком переходе, Реомифр бросил злобный взгляд на рабыню, невольную свидетельницу его унижения, и влепил ей пощёчину. Потом процедил сквозь зубы, чтобы та немедленно убиралась с глаз долой.

— Не до тебя сейчас.

Отходя ко сну, Ксеркс приказал Кармине лечь вместе с ним. Нифату было велено неотлучно находиться в опочивальне, не спать и поддерживать пламя в светильниках. Если Нифат и догадывался о причине беспокойства, то Кармина не могла взять в толк, почему Ксеркс вдруг стал так холоден с нею. Царь, хоть и находился в одной постели с Карминой, тем не менее не пытался обнимать и целовать её, даже не разговаривал, что на него было совсем не похоже. Обидевшись, Кармина отвернулась к стене и вскоре уснула.

Ксеркс же почти всю ночь провёл с открытыми глазами, время от времени окликая Нифата, если тот начинал клевать носом. Евнух сидел в кресле в нескольких шагах от царского ложа. Лишь под утро царь заснул.

Сразу же после утренней молитвы и жертвоприношения зерном и молоком светлым богам-явата Ксеркс послал слугу за Артабаном.

Когда Артабан явился во дворец, царь поведал ему обо всём.

— Если бог послал мне это видение и непременно желает, чтобы персы пошли войной на Элладу, то призрак появится конечно и пред тобой с таким же повелением, — сказал Ксеркс. — Поэтому, Артабан, этой ночью тебе придётся лечь на моё ложе. Даже не думай возражать.

— Повелитель, обычно люди видят во сне то, о чём думают днём, — заметил Артабан. — Мы же о последние дни были заняты обсуждением похода на Афины. Вряд ли эти сновидения исходят от богов. Однако твоя воля для меня закон, и я непременно выполню повеление.

Поздно вечером Артабан пришёл во дворец, и евнухи проводили его в царскую опочивальню. Он уже лежал на постели, когда появился евнух Реомифр, а с ним царская наложница Ламасум, тщательно причёсанная и умащённая благовонными мазями.

— Зачем ты привёл эту женщину, Реомифр?

— Такова воля царя. — Евнух подтолкнул наложницу вперёд. — Он желает, чтобы эта женщина стала свидетельницей. А вот свидетельницей чего, не объяснил.

— Я знаю чего, — промолвила Ламасум, в голосе её сквозило нескрываемое недовольство.

— Тем лучше для тебя. — Реомифр невозмутимо вышел из спальни.

— Сын шакала! — презрительно бросила ему вслед Ламасум.

С евнухом у неё была давняя вражда. Сняв с себя длинное белое платье и кожаные сандалии, Ламасум осталась лишь с жемчужными бусами на шее и с серебряным браслетом на левой руке повыше локтя. Она без всякого смущения забралась под одеяло к Артабану, одарив его кокетливой улыбкой.

— Со мной тебе не будет скучно, старичок, — промурлыкала вавилонянка и игриво дёрнула шестидесятилетнего Артабана за длинную, тщательно завитую бороду, выкрашенную хной в ярко-рыжий цвет.

Артабан счёл это добрым знаком и придвинулся к молодой женщине поближе.

— Кто это тебя так? — участливо спросил он, дотронувшись до синяка на её правой руке.

— Да этот сын шакала! — Ламасум небрежно кивнула на дверную занавеску, за которой скрылся евнух Реомифр.