Виктор Поротников - Спартанский лев

Тут встал один из музыкантов-карийцев и, обращаясь к Булису, промолвил с обидой в голосе:

— Меня позвали сюда развлекать гостей музыкой. Я не обязан выслушивать оскорбительные реплики о моём народе из уст этого седовласого мужа. Мне непонятно, если спартанцы так кичатся своей доблестью, почему же они не оказали помощь восставшим ионянам, хотя те просили Спарту об этом. Карийцы доблестью не кичатся и едят то, что им нравится, но во время Ионийского восстания их войско дважды разбило персов под Галикарнасом.

В зале послышались голоса: кто-то заступался за Булиса; кто-то просил Евриклида не омрачать праздник строгими нравоучениями.

Диакторид поднялся из-за стола.

— Разве оттого, что мы тут сегодня вкушаем, изменилось наше отношение к отечеству? Ему все мы присягали. Разве хоть один из нас не займёт своё место в боевом строю, если вдруг прозвучит боевая труба? К чему все эти упрёки, Евриклид?

Диакторида поддержал брат Булиса Гиппоной, которого тоже избрали эфором на этот год.

— Булис просто хотел поделиться с нами своими впечатлениями от поездки в Персию. Вот как следует воспринимать этот роскошный стол, эти одежды, причёски и украшения, — молвил Гиппоной, у которого тоже борода и волосы были тщательно завиты. — Отведав сегодня этих яств, завтра никто из нас не закажет их снова, тем более что вряд ли кому-то из присутствующих это по средствам. Даже Булис, который ныне неслыханно богат, не станет после свадьбы вкушать то, к чему не привык. Тем более никто из нас не станет рядиться в персидские одежды, надевать золотые украшения и завивать бороду в обыденной жизни. Ведь и на празднике в честь Диониса мы называем жену одного из царей супругой бога и она даже проводит ночь в храме. Однако после этого священнодействия царица возвращается к своему истинному мужу. И никого из спартанцев не возмущает, что царица была доступна богу.

— Вот именно, — вставил Диакторид. — Гиппоной верно говорит. Незачем всё усложнять и обвинять нас в нарушении закона.

— Так тут торжество по примеру Дионисийского праздника, — язвительно произнёс Евриклид. — Вот почему так много ряженых, иных просто не узнать! А от Булиса так пахнет благовониями, как не пахнет даже алтарь Аполлона Карнейского. Я думаю, не попытка ли это жениха хоть на время, хоть полушутя, но уподобиться богу Дионису, который тоже пришёл в Грецию с Востока.

Гиппоной растерянно хлопал глазами, не понимая, шутит Евриклид или говорит всерьёз.

— Твоё занудство, Евриклид, способно даже каменную статую вывести из терпения! — сердито воскликнул Булис, собиравшийся отпить вина, но после услышанного резко опустивший чашу обратно на стол. — Я понимаю, что разочаровал тебя, не отказавшись от персидского золота в пользу государства или какого-либо храма. Ты упрекнул меня в том, что я пожелал втереться в ряды знати, по предкам своим восходящей к Гераклу и богам-олимпийцам, как будто в этом есть что-то постыдное. Твои упрёки мне непонятны. Может, ты завидуешь моему богатству или счастью дочери Диакторида? Ведь всем известно, свою дочь ты довёл до самоубийства строгими поучениями.

Старейшина вздрогнул как от удара плетью. На его суровом лице промелькнули одновременно боль и гнев.

У Евриклида действительно была дочь-красавица, которую он обручил с юношей из рода Тиндаридов. После ранения в голову юноша ослеп. Тогда Евриклид пообещал свою дочь в жёны сыну своего давнего друга. Однако девушка унаследовала от отца непреклонный характер. Ей был по сердцу первый её жених, отказываться от него она не собиралась. Евриклиду же не был нужен зять-калека.

Желая образумить дочь, Евриклид позволял себе почти с презрением отзываться о несчастном слепом юноше, который, по его мнению, пропустил опасный удар в голову только потому, что был плохим воином. Зато другой претендент в женихи был воином хоть куда, в этом он нисколько не сомневался.

Каким-то образом слепой юноша узнал, как отзывается о нём Евриклид. А узнав, покончил с собой. Родственники привлекли Евриклида к суду, но суд оправдал его. Дочь, не желая выходить замуж за нелюбимого человека, бросилась на меч. Эта история в своё время наделала немало шума в Лакедемоне. С той поры у Евриклида появились недруги среди Тиндаридов, а смерть любимой дочери висела на нём тяжким грузом вот уже много лет.

Упрёк Булиса он принял близко к сердцу ещё и потому, что тот, говоря такие страшные слова, явно мстил Евриклиду за его язвительность. Стерпеть такую наглость старик не мог, поэтому немедленно ответил в резкой манере:

— Не тебе, сыну безродных родителей, упрекать меня в смерти моей дочери. Я вырастил свою дочь до возраста невесты, а ты бросил двух своих дочерей и сына в придачу, желая создать другую семью. Для тебя Галантида — дверь в тот чертог, куда прежде тебе, безродному тупице, не было хода. Дочь Диакторида для тебя, недоумка, вроде ступеньки, чтобы ты мог подняться до уровня граждан, которым ты и в подмётки не годишься. Мне жаль Диакторида: у него будет немужественный и алчный зять. Мне жаль и Галантиду: ей, благородной по рождению, придётся делить ложе с таким ничтожеством, как ты, Булис.

И в завершение своей гневной тирады Евриклид процитировал строки из «Илиады» Гомера, вспомнив слова Гектора [140] Гектор — самый выдающийся из сыновей троянского царя Приама, муж Андромахи. Предводитель троянцев. Пал от руки Ахилла, мстившему ему за убийство Патрокла. :

Под гул негодующих выкриков друзей Булиса и родственников невесты Евриклид направился к выходу с надменно поднятой годовой. Его двоюродный брат Феретиад последовал за ним.

Булис не остался в долгу. Вскочив со своего места, он процитировал другой отрывок из «Илиады», отвечая словами Агамемнона:

Евриклид и Феретиад покинули пиршественный покой, даже не обернувшись на эти слова. Тем не менее гости дружно принялись рукоплескать жениху, который не растерялся и отплатил той же монетой, выказав при этом свою образованность.

Громче всех хлопал в ладоши Диакторид. Это он подарил Булису пергаментный свиток с «Илиадой» ещё за месяц до свадьбы. Диакторид и не предполагал, что Булис так увлечётся поэмой, что выучит наизусть многие отрывки. Во всяком случае мнение тестя о зяте стало ещё более высоким. Богатство богатством, но у них в роду мужчины прежде всего, блистали умом и начитанностью.