Серо Ханзадян - Царица Армянская

увидела и потому, понятно, испытала к нему лишь неприязнь. Несчастный умер

раньше, чем коснулся меня. И вот я стремлюсь к тому, кто мил моему сердцу.

Я люблю Таги-Усака. Без него я словно высохшая трава под копытами скота.

Такое на меня навалилось, а он и знать не знает, как я терзаюсь!.. Но мне

почему-то верится, что он будет моим мужем, только бы ему освободиться

и... И еще, если ты поможешь, великая царица!..

— Так, так! — Мари-Луйс старалась казаться спокойной.

— Уговори его взять меня в жены, всемилостивейшая царица! Прикажи

ему! Избавь от муки!..

— Я обещаю! — после долгого молчания проговорила царица. — Обещаю

избавить тебя от муки...

Нуар опять припала к стопам царицы. А рука Мари-Луйс тем временем

потянулась туда, где у пояса за складками хитона она прятала заветный

кинжальчик с рукоятью из слоновой кости, вывезенной когда-то из отчего

дома. На этом оружии еще ни разу не было ни капли горячей крови.

Но нет! Она в ужасе отвела руку и заговорила почти ровно и спокойно:

— Мне тяжело в одиночестве, дитя мое. Оставайся со мной и развей

своим присутствием мою печаль. Помогите, о боги!..

Нуар облегченно вздохнула. Сбывается ее желание. Царица добра и

ласкова. Она непременно поможет ей завладеть сердцем Таги-Усака. И даже

Арбок Перча вдруг стало жаль. Но что поделать, коли Эпит-Анаит избрала для

нее Таги-Усака. Все в воле богов, и Арбок Перч пусть на них не пеняет.

Вконец измученная Мари-Луйс вдруг поднялась и стремительно вышла. В

галерее, где столпились ее прислужницы, она долго разглядывала их и,

остановившись на одной из жриц, чем-то схожей с Нуар, приказала ей сходить

за верховным жрецом хеттов Кама Варашем.

— Никто не должен знать, что он посетит меня! — предупредила

царица. — Поменяйся с ним одеждой, пусть придет в твоем платье.

Вернувшись к Нуар, Мари-Луйс с деланной веселостью сказала:

— А теперь, Нуар, давай выпьем немного вина.

Девушка кивнула в знак согласия.

* * *

Было уже за полночь, когда пришел Кама Вараш. Мари-Луйс сразу узнала

его, хотя он и был переодет. На приветствие его не ответила, сесть не

предложила и заговорила не скоро.

— Я решила позволить вам принести в жертву вашему богу человека! —

тяжело, как глыбы камня бросая в бездну, промолвила она наконец.

Кама Вараша словно надвое разорвало.

— О благословенная, о великая царица!..

— Но жертвой будет не тобою привезенная хеттская девушка, которая

находится у меня, а совсем другая.

— О царица, наконец-то боги внушили тебе разумное! Слава им!..

— Не спеши торжествовать, великий жрец хеттов! — резко оборвала его

Мари-Луйс — Вовсе не из страха перед богами или перед таким, как ты, я

изменяю себе. Просто должна погибнуть та, чьей гибели желаю я. Она в

соседней комнате, эта жертва. Войди туда и потайным ходом выведи ее.

Сделай все так, чтобы никто ничего не узнал.

Кама Вараш понимающе кивал в ответ царице.

— Но вдруг она закричит, божественная?..

— Не беспокойся. Она уже... одурманена. Но знай, что это последняя

жертва... Последняя! Бери ее, раздирай, дьявольское отродье. Я все равно

низвергну весь сонм ваших богов и оставлю только одного. Ну, иди забирай

свою поживу.

Кама Вараш быстро шел в угловую комнату. Царица разбила об пол чашу,

из которой Нуар пила вино с разведенным в нем дурманным зельем. Разбила и

стала, как разъяренная тигрица, носиться от стены к стене, бить по

зеркалам, в которых видела свое отражение. На миг остановившись, вдруг

принялась рвать на себе одежду, затем бросилась в комнату, куда только что

отправила Кама Вараша. Верховный жрец уже успел завернуть одурманенную до

бесчувствия Нуар в кусок красной материи.

— Это не та, не та, которую я отдаю тебе! — закричала царица. — Она

лишь похожа на ту, что должна стать жертвой, на ту жрицу, которую я

послала за тобой. Ее принеси в жертву.

Кама Вараш оторопел.

— Однако, царица!..

— Говорю, не та! — оборвала его Мари-Луйс. — Забери всю ее одежду,

обряди ту жрицу, что находится у тебя, пусть станет похожа на эту

девицу!..

— Что ж, будь по-твоему! — неохотно согласился верховный жрец.

И он вышел, унося в охапке всю одежду девушки и даже венок и гирлянду

из цветов, которыми она украсила себя, идучи к царице.

Мари-Луйс долго стояла над изголовьем обнаженной Нуар. Как же она

хороша...

Мари-Луйс крикнула свою жрицу-врачевательницу.

— Приведи в чувство это невинное дитя. Выпила немного вина, видно,

непривычно ей...

* * *

А в храме бога Шанта, тоже одурманенная, лже-Нуар без умолку

хохотала, и хеттские жрецы тем временем готовили обряд жертвоприношения.

Жрица покорно исполняла все, что от нее требовали. Она действительно была

очень похожа на дочь медника Миная.

Вот ее подвели к жертвеннику для священного омовения. В воду подлили

красного вина — это чтобы потом, когда прольется кровь жертвы, не очень

было видно...

Кама Вараш, обратившись к жрецу-вершителю, спросил:

— Деяние сие с волею твоею сообразно?

— Сообразно! — ответил жрец-вершитель и сам еще подлил вина в воду.

Верховный жрец положил в рот лже-Нуар живого жучка, который должен

вознести душу жертвы в небеса, открыть ей путь в пристанище богов.

Храмовые жрецы тянули ритуальные песнопения и били в барабаны. У

жертвенника горели свечи. Вокруг восседающего на пьедестале идола с

золоченой ветвью в руках ходили два жреца и воскуряли ладан. Из ниш на все

происходящее взирали неживые головы быков и буйволов, лошадей и собак.

Лже-Нуар все смеялась и радовалась, пребывая под действием зелья.

— Люди, я супруга бога Шанта! — твердила она. — Удостоенная счастья,

с небес гляжу на вас, горемык.

А дымная мгла вокруг нее все сгущалась, лики жрецов и идолов

двоились, троились и скоро совсем исчезли с глаз.

Ее уложили на жертвенник, заложили руки за голову и связали их.

Кама Вараш принял протянутый ему меч, обмакнул в чашу с маслом и,

трижды обойдя алтарь, вонзил его в грудь жертвы.

Дымная мгла поглотила все вокруг.

* * *

Рассвело.

С окрестных гор и лесов в Нерик вливаются ароматы росистых трав и

дерев. Все стены, крыша, врата храма Шанта украшены цветами, ивовыми

ветвями. Вокруг столпились хетты и армяне, плотно обступив все подходы к

храму. Хеттские жрецы окрасили свои бритые головы кровью жертвы.

У Арванда Бихуни голова умащена, а лицо все окрашено кровью.

Девяносто девять армянских жрецов стоят справа от врат храма. Девять

из них держат, перекинув через плечо, белых жертвенных овечек. Слева с

такой же ношей выстроились жрецы-хетты.