Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга вторая

– Значит, мне предстоит, и шифровать информацию? – она склонила светловолосую голову.

– А я пять футов пять дюймов… – грустно подумал Джон. Он очнулся:

– А? Да, кузина. Но вы не волнуйтесь, я вас обучу… – юноша вздохнул: «Она очень быстро схватывает. Жаль, я бы здесь хотел дольше пробыть».

Кузина, сразу, сказала:

– Я это делаю не из-за денег. Я была в Венло, встречала поезда с детьми… – Эстер помолчала, – видела нацистские флаги, на той стороне границы. Вы знаете, чем занимается мой старший брат… – Джон кивнул:

– Знаю, кузина. Он замечательный человек, рав Горовиц. Очень смелый. И ваш младший брат… – он вовремя замолчал. Эстер усмехнулась:

– Меир сюда приезжал, прошлым годом, когда тетя Ривка погибла. Я заметила его загар. Вы с ним, что, виделись? – она указала куда-то за окно маленькой квартирки.

Под окнами шумел рынок. Джон приходил сюда каждый день. У него были умелые руки. Он устроил, в кладовой, тайник для радиопередатчика. В маленькой кухоньке стояла газовая плита. Он купил кофе, спички, запас папирос и простую пепельницу. Здесь была всего одна комната, гостиная, она же и спальня.

Джон предупредил Эстер, что, в случае необходимости, в квартире переночуют люди, направляющиеся, как он туманно объяснил, дальше. Кузина принесла из особняка мыло, постельное белье, полотенца и старое, шерстяное, одеяло. Сидя с ней над шифровальной таблицей, Джон замялся:

– Надеюсь, вы понимаете, кузина, нельзя использовать эту квартиру в качестве… – тонкая бровь поднялась вверх: «Мистер Джон, поверьте, я не встречаюсь с мужчинами на работе». Он зарделся.

Этой осенью за Эстер начали ухаживать коллеги из госпиталя и с кафедры, в Лейдене. Все носили обручальные кольца. Эстер наотрез отказывалась от подобных предложений. Были вокруг и молодые доктора, однако женщина чувствовала себя старше ровесников:

– И старше него… – Эстер попросила показать ей медвежий клык. Она принесла Джону старинный кинжал, из шкатулки:

– Он по женской линии передается. Сестра деда моего… – она посмотрела за окно, – бывшего мужа, доктор Мирьям Кроу, подарила его моей бабушке, Бет Фримен. Клинок в Америку вернулся, и опять в Европу приехал… – Джон, было, хотел сказать, что оружие перейдет дочери Эстер, но осекся:

– Она не может выйти замуж, без религиозного развода. Может, за не еврея, но тогда ее дети станут незаконнорожденными. Надо же быть таким упрямцем.

С кузиной он ее бывшего мужа не обсуждал. Эстер, только, коротко сказала:

– У мальчиков сестра есть, Маргарита. Она младенец еще. Когда-нибудь, они, конечно, познакомятся… – близнецы пока говорили на птичьем языке. Эстер смеялась:

– Такие дети позже начинают болтать. Зато они друг друга без слов понимают… – мальчики были веселые, Джону нравилось с ними возиться.

Работая с кузиной, он убедился, что отец хорошо разбирается в людях. Эстер оказалась спокойной, рассудительной женщиной. Они говорили о медицине. Кузина заметила: «Диссертация у меня по хирургии. Кесарево сечение. Пока редкие женщины стоят у операционного стола, но я уверена, все изменится».

Услышав о ее брате, Джон согласился:

– Виделись, кузина Эстер.

Женщина разбирала, с карандашом, шифровальную таблицу:

– Очень жаль, что республиканцы терпят поражение… – Эстер аккуратно писала цифры, – я читала книгу кузины Тони. Замечательно написано. Она будет продолжать? – поинтересовалась кузина. Джон вздохнул:

– Посмотрим. Она в Кембридж вернулась, занимается по переписке, пока Уильям дитя. Наверное, диссертацию защитит, преподавать начнет… – Джон надеялся, что сестра, с ребенком на руках, больше никуда не отправится.

– Войны нет… – успокаивал себя юноша, но вспоминал данные из Германии: «Пока нет».

Эстер закончила протирать окно. Глядя на канал, она думала, что теперь можно ходить в оперу, сшить шелковые платья, и купить швейцарские часы:

– И лосьон, от Элизабет Арден… – почувствовав запах уксуса из ведра, она, невольно, усмехнулась, – и духи. Мальчиков на море вывезти, снять дом, на лето. Хоть бы он… – Эстер дернула углом рта, – подольше в Маньчжурии пробыл. Когда он вернется, он потребует мальчиков сюда отправить… – Эстер оглядела гостиную, – или в Мон-Сен-Мартен. И не поспоришь, у него на руках судебное решение. Он с полицией явится, если я откажусь… – Эстер увидела кузена.

Джон выходил из касс. Она обмолвилась, что давно не была в опере. Юноша, сразу, предложил купить билеты. За первым обедом, в «Европе», счет не принесли к столу. Эстер удивилась, Джон рассмеялся:

– Кузина, меня папа с юных лет учил. Когда мужчина приглашает кого-то в ресторан, например… – он, смутился, – делового партнера, – нашелся Джон, – счет вообще не должен появляться в, так сказать, поле зрения. Я обо всем позаботился… – бывший муж Эстер проверял счет, шевеля губами, в присутствии официанта. Давид бормотал:

– Ты очень, много ешь, Эстер. Надо проявлять умеренность, выбирать дешевые блюда… – она молчала, комкая длинными пальцами скатерть, стараясь не смотреть на непроницаемое лицо официанта. Эстер было стыдно.

Она объяснила Джону, что приводит в порядок квартиру подруги. Эстер, сначала, озорно подумала, что можно спрятать здесь гребень, или шпильки. Женщина махнула рукой:

– Незачем. Эта госпожа Кардозо, ни в чем не виновата. Она и ревновать не станет. Тихонько поплачет, и продолжит хлопотать вокруг него. Ей восемнадцать тогда было, что она понимала? Да и сейчас немногое… – услышав звонок, Эстер соскочила с подоконника. Не оправив юбки, она прошлепала в переднюю.

Дверь открылась. Джон, невольно, опустил глаза. Он видел подобное только на картинах, в Национальной Галерее. Длинные ноги сверкали стройными коленями. Блузка была расстегнута почти до начала груди. Джон вдохнул резкий, щекочущий ноздри запах уксуса. Эстер посмотрела на букет роз:

– Он в лавку забежал, на канале. Он всегда мне цветы приносил…

– Нельзя, нельзя… – велел себе Джон, – она работник, она Звезда… – она скрутила светлые волосы в узел. Ногти на обнаженных ногах отливали красной эмалью.

Эстер помнила издевательский голос бывшего мужа. Они столкнулись на улице, после заседания суда. Давид смерил ее презрительным взглядом:

– Развода в синагоге ты не получишь, не надейся. Впрочем, на тебя, потасканную толстуху, никто не польстится. Умрешь соломенной вдовой… – розы упали на пол, хлопнула дверь. Джон хотел сказать, что взял билеты в ложу, но сразу, все забыл. У нее были горячие, нежные губы, волосы растрепались. Он прижал Эстер к стене передней:

– Она меня выше. Все равно, мне все равно. Господи, я сейчас умру, от счастья…

– В его квартире… – Джон поднял ее на руки, – на его кровати. Больше года ничего не было… – застонав, она откинула голову назад: