Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга третья

– Я поем пельменей, дорогой, – Тесса накрыла миску холщовой салфеткой, – с грибами, тыквой и луком-пореем… – апсо приподнял голову. Тесса хмыкнула:

– Может быть, и тебе достанется. Хотя ты не вегетарианец… – семья доктора отдавала собаке остатки от обеда.

В Лхасе не было водопровода, электричества, или газа. Тесса носила воду из колодца и готовила на очаге. Огонь весело горел, на крюке покачивался медный котел. Взявшись за нож, Тесса подвинула к себе овощи. Девушка замочила сушеные грибы в каменной плошке. Она резала тыкву и лук-порей, думая о муже кузины Элизы.

Тесса знала все семейные новости. Лаура, по пути в Японию, привезла кузине фотографии:

– Но тогда они еще не развелись… – Тесса мешала начинку для пельменей длинными, ловкими пальцами врача, – впрочем, это не мое дело. Профессор Кардозо изучает чуму… – Тесса специализировалась не в эпидемиологии, а в женских и детских болезнях, однако она всегда читала научные журналы. От чумы умерли ее родители. В Индии тоже случались вспышки. Тесса, нахмурившись, раскатывала тесто:

– Я что-то слышала, здесь, в Тибете. Когда только приехала, когда еще не получила звания геше… – большой, рукописный диплом, на тибетском языке, украшенный яркими орнаментами, лежал в расшитом местными узорами, путевом мешке.

Тесса не брала в Тибет чемоданы и саквояжи. Багаж она оставляла в камере хранения, в Калькутте. Она переодевалась в коричневую, будничную рясу, складывая медицинский набор и немногие книги, в крепкий мешок. В Калькутте она садилась на поезд в Гувахати, столицу Ассама. На местном рынке собирались грузовики отправляющихся в Тибет торговцев.

Тесса привыкла к мерному покачиванию кузова, к тюкам с тканями и рисом. Она спала, накрывшись рясой, или повторяла священные тексты. Ринчен лежал рядом, свернувшись в клубочек.

Двести пятьдесят миль дороги они покрывали за две недели, с ночевками. Никакого шоссе здесь не существовало. Грузовики пылили по слежавшейся земле, среди скал. На стоянках Тесса принимала больных. Она брала в Тибет западные лекарства, хотя люди здесь больше доверяли ламам. У нее в мешке лежали травы, и китайский, лаковый футляр, с тонкими, стальными иглами, принадлежавший ее покойному отцу. Отца и мать в Тибете помнили, Айю Тензин, уважали. Пациенты приносили ей рис и ячменную муку, свежие, горячие лепешки. На рассвете, грузовик уезжал дальше на север, крестьяне махали вслед машине.

Занявшись пельменями, Тесса не удержалась, облизав палец. Начинка была вкусной, острой. Монахам полагалось избегать подобных блюд, однако Тесса привыкла к бомбейской еде. Она не представляла себе обеда без пряностей. В Тибет Тесса всегда привозила перец чили, и гарам масалу. Вода в котле бурлила. Рядом, на камне, стояла трехъярусная, медная конструкция для варки на пару. Тесса опустила ее в котел:

– От кого я это слышала? Не от хозяина моего здешнего, он в Китай не ездит. Была какая-то пациентка… – пельмени она сделала в форме полумесяца. Тесса вдыхала горячий пар.

Она вспомнила женщину, вдову. Тесса принимала ее по приезду. Она тогда провела в Лхасе всего два дня, ей надо было отправляться в монастырь. Тесса водила тлеющей, полынной сигарой над худой спиной женщины. Доктор Вадия хорошо говорила по-китайски. За обедом, в Бомбее, Тесса и Лаура, шутливо посчитали, что они, взятые вместе, знали, чуть ли ни два десятка языков:

– В Индии иначе невозможно, – Тесса принесла овощное карри, разлив кокосовое молоко, – у нас все такие. И в школе меня хорошо учили, – девушка хихикнула. Тесса заканчивала колледж Лоуренса, на севере, в предгорьях Гималаев, старейшую частную школу в Индии. Она знала и французский, и немецкий языки.

Открыв рот, Лаура подышала: «Никогда не привыкну». Тесса подсунула ей стакан с молоком: «Это помогает». Тесса ела из отдельной миски. Лаура подняла бровь: «Ты говорила, в карри только овощи».

– Только овощи, – Тесса вытерла губы салфеткой. Она лукаво улыбалась:

– Просто, если белый человек может, есть карри, то это не настоящее карри… – Лаура расхохоталась:

– Я тебя смуглее, дорогая моя. Тем более, я отлично загораю… – белая, нежная кожа Тессы даже на высокогорном плато, не становилась смуглой.

– Правильно… – Тесса складывала готовые пельмени в миску, – женщина была из Харбина. Она пришла сюда по обету, после смерти мужа. Муж ее умер в японском госпитале. Ей даже тело не отдали. Он лежал в городской больнице, его должны были прооперировать. Что-то простое, грыжа. Да, грыжа. Его зачем-то перевели в военный госпиталь, и он скончался, после операции. Ее принимал японец, полковник Исии. В кабинете сидел европейский врач… – китаянке все европейцы казались на одно лицо. Она только запомнила, что японец почтительно кланялся коллеге:

– Темноволосый, с голубыми глазами… – бросив косточку, Ринчен заинтересованно поглядел на пельмени, – кузен Давид сейчас в Китае… – тетя Юджиния написала Тессе, что Элиза, пока, живет в Мон-Сен-Мартене, но летом едет обратно в Маньчжурию:

– Ее брат до сих пор в Конго. Кажется, он решил остаться в джунглях. Он тоже монах, как и ты. Тете Терезе немного лучше, внучка придала ей сил… – Тесса положила перед собакой пельмень. Ринчен одобрительно гавкнул.

– Не может быть… – она сняла с очага чайник с горячим, жасминовым чаем, – женщина просто ошиблась. Кузен Давид врач, он приносил клятву… – Тесса обхватила пальцами глиняную чашку. К вечеру похолодало, девушка набросила капюшон на выбритую голову:

– В конце концов, вдова говорила, что ее мужа убили японцы. Китай воюет с Японией. Понятно, что в Харбине недолюбливают оккупантов. Человек умер после операции. Такое случается, к сожалению. Но зачем его забрали в госпиталь к военным? И что там делал Давид, если это был он… – Ринчен звонко залаял, сорвавшись с места. Тесса удивленно взглянула в сторону ворот: «Все знают, что я принимаю утром, и днем. Или кому-то стало плохо?».

Отто рассматривал искусные, резные орнаменты на деревянных створках. Проследить за девушкой оказалось просто. Ее спутница не была монахиней. К женщине бросились дети, игравшие во дворе низкого, простого дома. Поклонившись, взяв мешок с рисом, девушка нырнула, в сопровождении собаки, в боковую калитку.

На углу стояла мелочная лавка. На пальцах объяснившись с хозяином, Отто узнал, что в доме живет местный доктор, китаец, с тибетской женой и детьми. Девушку звали Айя Тензин. Тибетец вывел Отто на улицу. Указав на белые стены дворца Потала, он провел рукой по коротко стриженой голове, завертев пальцами, будто крутя молитвенный барабан.

Отто понимал, что девушка монахиня:

– Но такое противоестественно, – он купил на базаре коралловое ожерелье, – предназначение женщины в браке, в рождении детей. У нее окажутся идеальные мерки, я уверен… – в кармане куртки Отто лежали инструменты: