Александр Струев - Царство. 1955–1957

— Присаживайся на диван, и я к тебе иду.

Лазарь Моисеевич поднял с пола портфель, который перед излияниями любви опустил, и снова заговорил:

— Позволь в день рожденья преподнести тебе подарок, — и он полез в портфель. — Передаю тебе последнюю прижизненную фотографию Владимира Ильича Ленина, сделанную в Горках, за четыре дня до его кончины. — И он протянул фото.

Молотов благоговейно принял латунную рамочку под стеклом. С фотографии, сидя на медицинской коляске, смотрел похудевший, осунувшийся, с трудом узнаваемый Ильич. В руках он держал букетик полевых ромашек. С обеих сторон коляски стояли санитары в белых халатах — ведь Ленин уже не ходил.

— За такой бесценный подарок благодарю! — отозвался Вячеслав Михайлович.

— Ты, Вячеслав, остался единственным, кто плечом к плечу с Лениным работал.

— Верно. И ты, и я — продолжатели ленинского дела!

— И сталинского! — добавил Каганович.

— И сталинского, — подтвердил Молотов. — События в Тбилиси это доказали.

— Много людей поубивали, — помрачнел Каганович. — С нами не посоветовались, сами решили стрелять.

— Побоялись нас спросить.

— И Ворошилова не позвали, а он Председатель Верховного Совета! — недвусмысленно проговорил Лазарь Моисеевич.

— Вода лазейку найдет, ничто стихию не удержит. Наше дело правое, как бой грянет — победа за нами, теперь это совершенно ясно! — заключил Вячеслав Михайлович.

— Народ требует убрать пустозвонов, а они по людям стреляют! Сто человек погибло.

— Вроде семьдесят.

— В больнице еще умерло.

— Не знал! — с сожалением причмокнул Молотов.

— Как могло такое произойти, я поражаюсь! Ведь Хрущ только-только за мир говорил, за доверие человека к человеку, и тут же — расстрел!

— Боятся, что их на вилы люди поднимут.

— Уж, точно, бояться.

— Мне Никита говорит: «Вас требовали председателем правительства!» — и смотрит своими крысиными глазками.

— А ты?

— «Я уже был председателем правительства, — отвечаю. — Целых десять лет. Видно, хорошо работал, вот и зовут обратно».

— А Хрущ?

— «Да, вы хорошо работали!» — подтвердил.

— Вот тип! — скривился Каганович.

— В следующий раз с нами советуйтесь, — говорю. — Может, нашли бы бескровный путь, — пересказывал разговор с Хрущевым Вячеслав Михайлович. — Обещал советоваться. Я успел с Чжу Дэ переговорить, привет товарищу Мао Цзэдуну передал. Чжу Дэ тоже считает, что мне надо было в Тбилиси лететь, тогда бы смертоубийства не случилось.

— Надо было тебе поехать!

— Кто бы пустил, Лазарь? Не смеши! Хрущ больше всего этого перепугался. И бесхитростный Булганин как осиновый лист дрожал. Я этим соколятам, как кость в горле!

— Как мы Хрущева упустили!

— Хватит! Давай мой праздник справлять! — хлопнул друга по плечу Молотов.

— Давай, дорогой! Я тебе так скажу, не случайно совпало, что товарища Сталина похоронили в день твоего рожденья, тут знак! Видно, Вячеслав, твое время наступает.

— Умирать, что ль? — прищурился Молотов.

— Не дури, править время пришло!

— Раз так, бутылку достану! — засуетился министр Государственного контроля. — А то гость пришел, а мы даже горла не промочили!

Но Каганович его опередил, извлек из портфеля шустовский коньяк, разлитый еще при царском режиме.

— Шестьдесят шесть лет коньячку, как тебе! — потрясая бутылкой, проговорил Лазарь Моисеевич.

— Не жалко?

— Чего жалеть!

Он ловко откупорил бутылку и разлил.

— За тебя, друг!

— Нет, — удержал Кагановича Молотов, — Давай первую, чтобы враги наши подохли!

Каганович внимательно посмотрел на телефонные аппараты у письменного стола и громко добавил:

— Пусть враги Советской власти издохнут!

— Именно это я и имел в виду!

Леля скучала, Сергей уехал с отцом в Завидово на охоту, а ведь недавно отмечали 8 марта — женский праздник! Второй день от него нет ни слуху, ни духу. Леля поднялась с постели, умылась, отправилась на кухню и, открыв холодильник, решала, чем бы позавтракать. Дуня, работница, предложила отварить яйца или сделать омлет. Леля отрицательно покачала головой. Развернув мороженое, выложила пломбир в глубокую тарелку и щедро посыпала ягодами — голубикой и малиной, — такой вот получился завтрак. Она отнесла тарелку в столовую и поставила на стол, чтобы мороженое подтаяло. Ягоды были спелые, сочные. Всю зиму из оранжереи ботанического сада Лобановым привозили фрукты и овощи. Леля съела всего пару ложечек и пошла варить кофе. На душе было тоскливо, ночью ей приснился поганец Сашка, они занимались любовью! Сон был такой явный, словно это и вправду было, а Леля ведь ни разу не была с ним близка, вернее, ни с кем не была близка.

«Дурацкий сон, гадкий! — нахмурилась испанка. — Что бы он означал? Может, хочется снова быть с ним, с Сашкой? С изменником?! Нет, никогда! А Сергей не звонит! — погрустнела влюбленная. — Что он сейчас делает? Охотится? А может, он встретил девушку лучше меня? — от ужаса Леля похолодела. — Нет, не допущу! Надо нам стать совсем близкими, необходимо это сделать!» — она зажмурилась, представляя Сергея и себя, но в мысли бесцеремонно вторгался красавчик и сердцеед Александр Прохин! Несчастная уселась перед окном, совершенно забыв про кофе. Мороженое растаяло и растеклось по тарелке.

На улице было печально, бессолнечно, серо. Проклятый сон никак не шел из головы.

— Ненавижу этого Сашку, ненавижу! И Ладку ненавижу! И Сережа не звонит. И его ненавижу!

Доклад Хрущева на ХХ Съезде поверг в шок не только послушное партии население Советского Союза, он ошарашил и верные ленинскому курсу социалистические сателлиты, государства, руководимые коммунистами, шквалом холодной воды обрушился на мировое сообщество. Никто не мог предположить, чтобы вчерашние сталинцы подняли руку на непогрешимого оракула, громогласно заявили о произволе, об уголовном беззаконии, начали отмежевываться от прежнего режима, обращаясь к принципам демократии. В воздухе над одной шестой частью мира восторженным солнцем засияло сладкое слово «Свобода»!

Жестокая расправа над демонстрантами в Тбилиси не получила в мире надлежащего резонанса, ее преподнесли как вооруженный мятеж сталинистов, отстаивающих тоталитаризм. И хотя иностранным корреспондентам стали разрешать передвигаться по Стране Советов, заглядывая даже в богом забытые глубинки, трагические события в Грузии не прозвучали. Весь цивилизованный мир был зачарован самоотверженным докладом Хрущева. Текст выступления попал за границу. Во время закрытого заседания хрущевский доклад не стенографировали, позже появился вариант для печати, который подготовили Поспелов и Шепилов. Печатный вариант решено было разослать по обкомам, чтобы с ним ознакомились коммунисты, и в компартии государств «народной демократии», похоже, именно оттуда произошла утечка, текст оказался в Англии, в Америке, хотя, не исключено, что кто-то из делегатов, находящихся в зале, втайне симпатизируя Западу, поделился информацией, воспроизведя сказанное по памяти. Говорил Хрущев без бумажки около четырех часов, а в печатном варианте текст оказался вдвое короче, да и само содержание отличалось: особо острые углы были сглажены, хотя по смыслу, осталось примерно то же.