Шапи Казиев - Ахульго

– Воевать? – удивилась Патимат.

– Все воюют.

– Нет, рожать, – объяснила Парихан то, что имела в виду.

– Не страшнее, чем замуж выходить, – смеялись женщины.

– Главное – повернуться в нужную сторону, чтобы ребенок счастливый был.

– Как это? – недоумевала Парихан.

– А ты у нее спроси, – показывали женщины на жену Сурхая.

– Вон у нее какая дочка красавица.

– Не слушай их, – успокаивала испуганную Парихан жена наиба.

– Как Аллах даст, так и будет.

– Чего дрожишь, глупая? – улыбалась Патимат.

– Можно подумать, ты – первая. И мы рожали, и нас кто-то родил. Пусть у тебя будет много детей на радость мужу.

– Дети – это наше счастье, – кивала Меседу.

– А проклятая война – наша беда, чтоб ей подавиться своими пушками, – сказала Патимат, которой тоже предстояло родить через несколько месяцев.

Пока женщины делились своими радостями и печалями, в пекарню заглядывали дети. И каждый говорил матери одно и то же:

– Папа зовет.

Женщины сразу грустнели, потому что понимали, что их зовут, чтобы попрощаться. Забрав свои хлеба, они уходили, провожаемые сочувственными взглядами.

– Да сохранит ее мужа Аллах, – говорили остальные.

– Да вернется он живым и здоровым.

Меседу, тем не менее, сохраняла бодрость духа и не давала остальным унывать.

– Ну, давай свое тесто, сестренка! – говорила она очередной женщине, подбрасывая в печь дрова.

– Видите это пламя? Вот такой же ад найдут здесь те, кто посмеет на нас напасть. Надо будет, и сами кинжалы возьмем! Видали мы тут генералов, только где они и где – мы?

В пекарню заглянул Джамалуддин, старший сын Шамиля.

– Папа зовет! – сказал он, отыскав глазами мать. А затем, встретившись взглядом с синеглазой Муслимат – дочерью Сурхая, застыл от радостного изумления. Девочка смутилась и уткнулась головкой в материнское плечо.

– Пошли, пошли, – тянула сына за руку Патимат.

– Мал еще на девушек заглядываться.

Остальные проводили Патимат тяжелыми вздохами. А что касалось Муслимат, то они не были согласны с женой Шамиля и совсем не осуждали Джамалуддина. Каждая ставила себя на место юной красавицы, вспоминала себя в ее возрасте и знала, что внимание Джамалуддина ей далеко не безразлично.

Провожать Шамиля высыпало все население Ахульго. Здесь было множество новых людей, которые никогда прежде не видели этого захватывающего зрелища – выезда имама со своей гвардией.

Его сопровождали постоянные спутники – Юнус и Султанбек, одетые едва ли не лучше самого имама. Юнус высоко держал знамя и пел молитвы, которые подхватывали две сотни отборных мюридов – муртазеков.

Шамиль, как всегда, был сосредоточен. Но краем глаза он видел своих сыновей, которые несколько раз забегали вперед, чтобы еще раз посмотреть на своего знаменитого отца, пока не убедились, что он их заметил. Шамиль слегка улыбнулся им и легким кивком дал понять, что видит их и любит.

Неожиданно дорогу Шамилю преградили аксакалы.

– Возьми и нас, имам! – попросили они.

– Не сидится нам дома!

– Мы еще кое-что можем!

– Я знаю, – ответил Шамиль.

– Но разве недостаточно, что воюют ваши сыновья?

– Может, у них больше силы, но у нас больше умения!

– Я думаю, вы научили их всему, что нужно, – улыбнулся Шамиль.

– Мы хотим воевать, Шамиль! – настаивали старики.

– Дряхлеем тут без настоящего дела.

– Дай нам освежить года!

– Да будет доволен вами всевышний, как доволен вами я, почтенные, – сказал Шамиль.

– Вы и так много делаете. А я меньше всего хочу, чтобы вам пришлось обнажить оружие.

– Тогда возьми хоть меня! – вышел вперед слепой певец.

– Если придется трудно, я расскажу нашим воинам о славных предках!

– Спасибо тебе, отец, – сказал Шамиль.

– Спасибо всем, но не заставляйте меня вам отказывать. Согласитесь, что тут тоже нужны мужественные люди. Я оставляю на вас Ахульго и всех его обитателей. Разве это не важное дело – защищать столицу Имамата, когда враг может появиться откуда угодно?

– Как придет, так и уйдет! – зашумели старики.

– Ты хоть главного над нами назначь, старшину!

– Пусть им будет Курбан! – объявил Шамиль, показывая на старого чабана.

– Чабан? – удивились старики.

– Мы ему что, бараны?

– Не хотите Курбана – выберите другого сами, – посоветовал Шамиль.

– Но Курбану уже приходилось защищать Ахульго.

– Ладно, – согласились старики.

– Пусть будет по-твоему.

– Пусть Курбан командует.

– Имам сказал, значит, так и надо.

– Счастливого пути, Шамиль!

И старики расступились, пропуская отряд имама.

Женщины посылали имаму добрые пожелания и молили всевышнего о даровании воинам победы, дети рвались из материнскими рук, желая присоединиться к кавалькаде известных джигитов. Девушки пересказывали новые легенды, которыми имя Шамиля обрастало день ото дня. Порой это были почти волшебные деяния, которые молва приписывала имаму горцев, и многое в них было преувеличено. Но такова была участь вождя, любимого народом. Лишись он этой любви, его неудачам молва тоже бы приписала чудовищные размеры.

Шамиль понимал, что его деяния каждый мог расценивать по-своему. И не всех они могли устроить. Легче было бы снять с себя имамское звание, чем сделать так, чтобы все были довольны. Но, принимая даже самые трудные решения, Шамиль руководствовался главными ценностями горцев – верой и свободой. Теперь же было вовсе не до сомнений. Над независимостью горцев сгущались грозовые тучи. И, чтобы спасти горы от покорения, требовалось напряжение всех сил, на которое были способны горцы. В душе Шамиль не сомневался, что горы никому и никогда не покорятся, но сейчас нужно было решать насущные военные задачи.

Донесения верных людей подтверждали его предположения, а сверх того приводились точные цифры. Из Внезапной, с севера, скоро должен был выступить главный отряд Граббе в восемь тысяч человек с пушками и милицией. Другая часть отряда, около шести тысяч солдат, тоже с пушками и милицией, ждала приказа, чтобы выступить из Темир-Хан-Шуры, с востока. Еще один отряд под предводительством Головина мог двинуться с юга, если его не задержит Ага-бек. И в самих горах, в Хунзахе, ждал в крепости гарнизон, который с конницей Хаджи-Мурада представлял немалую силу.

Но прежде всего нужно было остановить Граббе с его огромным отрядом, а еще лучше – разгромить. Все возможные меры были приняты. Граббе ожидало несколько линий обороны. Главные аулы на его пути были основательно укреплены, другие – оставлены, дороги были разрушены, а горные хребты и перевалы занимали наибы со своими мюридами и ополчением. Всего в распоряжении Шамиля было около пяти тысяч воинов.