Дмитрий Барчук - Александрия-2

Когда я остался в камере один, Тома стала навещать меня чаще. Вначале через день, а потом чуть ли не каждый, кроме, естественно, выходных. И внешне она как-то преобразилась. Начала пользоваться косметикой, подкрашивать губы и брови. А однажды я даже ее не узнал – это было в День Победы – она принесла мне праздничный обед с такой прической – прямо обалдеть. Я ни за что бы не поверил, что женщина может так измениться. Вместо прежнего «синего чулка» передо мной стояла дама средних лет, весьма интересная и даже эффектная. Даже мундир сержанта внутренних войск ей был к лицу. Но главное – взгляд. Как она на меня смотрела! Столь выразительно и призывно, что мое мужское естество после полуторагодовалого воздержания взяло верх над моим разумом.

Я плохо помню, как встал с табурета и приблизился к ней, как целовал ее шею, щеки и губы. Как я дурел от аромата ее дешевых духов!

Она насилу отстранила меня и прошептала:

– Потерпи, дорогой. Я приду ночью. Обязательно приду.

Я был вознагражден за все свои лишения. Я почувствовал себя живым, здоровым мужиком. Моя душа пела. И мрачная камера уже не казалась такой унылой. Она освещалась моим внутренним светом. Как захотелось жить и бороться, если бы вы только знали!

Что эти десять лет? Миг! Уже год и семь месяцев из них прошло. Еще шесть раз по столько – и я на свободе.

Мой новый адвокат сказал мне, что я могу отбывать срок и здесь, в Матросской Тишине, а не в лагере. Так какие проблемы! Я уже сделал свой выбор. Я остаюсь. Ведь здесь – моя прекрасная царица Тамара, Тома, Томочка, моя кормилица и моя радость.

Она приходила ко мне раза два в неделю, во время своего ночного дежурства, и оставалась часа на три, а перед рассветом исчезала в длинном темном коридоре.

Однажды она пришла очень грустная.

Я бросился к ней с объятьями и поцелуями, но она отвергла их, села на табурет напротив меня и сказала:

– Мне приказали тебя отравить. Вот он, яд, – она показала пузырек с какой-то бесцветной жидкостью. – Я должна подмешивать по несколько капель в твою еду. Через месяц у тебя разовьется ишемическая болезнь сердца, через два тебе переведут в лазарет, а через три ты умрешь от инфаркта миокарда.

Мой любовный порыв сразу пошел на убыль.

– И что же нам теперь делать? – удрученно спросил я. – Не выполнить приказ ты не можешь. Они найдут другой способ со мной разделаться. Но и умирать мне тоже не хочется. Правда, можно протянуть до суда, а потом настоять на переводе в лагерь. Но это означает разлуку с тобой. К этому я тоже не готов. Но должен же быть какой-то выход?

Я ломал голову, перебирая варианты, но ничего приемлемого для себя так и не находил. На помощь мне пришла Тамара.

– Твоя жена найдет лабораторию, где можно проверить этот яд? – спросила она.

– Думаю, что да.

– Тогда давай поступим так… – и она изложила свой план.

Она передает яд на анализ мой жене. Специалисты выяснят, что это, и есть ли от него противоядие. Практически от любого яда есть противоядие, а от медленнодействующего – тем более. Моя жена должна достать это средство и передать его Тамаре. После чего наш план перейдет во вторую фазу.

Моя тюремная любовь будет в точности исполнять полученные от начальства инструкции и подмешивать мне в пищу яд, но будет и приносить с собой противоядие.

Состояние моего здоровья должно ухудшиться, но не до необратимых последствий. И тогда меня переведут в лазарет. Мои противники будут уверены, что я скоро умру, и суд вынесет мне мягкий приговор, а может быть, и вовсе оправдает. Всей правоохранительной системе будет выгоднее, если такой известный заключенный, как я, скончается на свободе, а не в тюрьме.

В целом план надзирательницы мне пришелся по душе. Я даже удивился ее фантазии и изобретательности.

– Но ты уверена, что мы сможем точно рассчитать дозы яда и противоядия? – высказал я ей свои сомнения.

– А это уже проблема твоей жены, дорогой. Смотря каких она найдет специалистов. Хорошие стоят дорого. Но в этом случае, я полагаю, экономить не стоит, – заметила она с некоторой долей ревности.

Я обнял мою дорогую тюремщицу и повалил ее на кровать.

На свидании с женой я старался не смотреть ей в глаза. Было стыдно. Но Таня и так все поняла.

– Я сделала все, что ты просил, – поведала она мне. – У этого яда, который мне передала эта… твоя… надзирательница, на самом деле есть противоядие, но оно весьма токсично. Я уже отдала его ей. Но умоляю тебя: будь осторожен. В случае передозировки оно само может вызвать сильное отравление. Неспокойно у меня на душе. Чувствую, что тебе угрожает опасность, а откуда, понять не могу.

На ее глазах заблестели слезы. Я был готов провалиться сквозь землю, только чтобы не видеть, как она плачет.

– Успокойся. Пожалуйста, возьми себя в руки. Я знал, на что шел. И когда занялся этим бизнесом, и когда пошел на конфликт с властью. И сейчас я знаю, что нам еще предстоит многое пережить, но финал у этой истории будет счастливый. Есть у меня на этот счет предчувствие. Не обижайся на меня и прости, если сможешь. А сейчас уходи. Мне больно смотреть на твои слезы.

– Там тебе сын передал подарок – свою любимую белую крысу. Я договорилась с администрацией изолятора, тебе разрешат ее оставить у себя. Ее зовут Лариска. Помнишь, в мультфильме про Чебурашку у старухи Шапокляк была крыса Лариска? Она ее еще звала: «Лариска, в карман!» Крыса на самом деле любит спать в кармане Сашенькиной пижамы. Это чтобы тебе не скучно одному в камере было, – жена не удержалась и съязвила, а потом склонилась ближе к переговорному устройству в прозрачной перегородке и быстро зашептала: – Миша, эта крыса – всеядна. Она ест буквально все. Ты, прежде чем сам чего-нибудь покушать, дай вначале ей попробовать, и только минут через пять ешь сам. Береги себя, милый. Нам всем без тебя плохо.

Перед очередным заседанием суда меня решили подстричь. Чтобы я имел более респектабельный вид и не вызывал сочувствия у сердобольных граждан и гражданок.

Как обычно, вместе с надзирателем в камеру вошла Света. Только и она нынче выглядела пасмурно. Неужели все немногочисленные женщины в моем окружении сговорились и решили окончательно и бесповоротно испортить мне настроение?

Пока надзиратель – прыщавый, молодой парень, видимо, недавно отслуживший в армии, – сидел на свободной кровати и листал мои журналы, Света приводила в порядок мою голову.

Я пытался шутить и заигрывать с ней, как это делал обычно, но парикмахерша на этот раз была непробиваемой.

– Заключенный, сидите смирно. Иначе могу вас порезать, если будете вертеть головой по сторонам, – официальным тоном предупредила меня Светлана.

И как бы в подтверждение своих слов неожиданно слегка провела по затылку опасной бритвой. От внезапной боли я даже вскрикнул.