Ефим Гальперин - Бешенство подонка

– Я их отправил в тюрьму. «Кресты».

В глубине подвала шум, крик.

– Что там такое?! – беспокоится Ленин.

– Да тут в моей команде один говорливый затесался, – поясняет Сталин.

– Неужели нельзя было подождать, пока я уйду! – возмущается Ленин, но вдруг отстраняет Сталина. Проходит в угол подвала.

Там на полу с перерезанным горлом бьется в агонии тот самый «Мордатый».

Ленин смотрит, пока тело не перестает биться. Смакует.

Потом резко поворачивается, закладывает большие пальцы рук в проймы жилетки и уходит, напевая мотивчик из оперетки.

КОММЕНТАРИЙ:

Этот жест – большие пальцы рук в проймы жилетки – будет растиражирован во множестве картин, скульптур и в фильмах, воспевающих вождя.

Сталин смотрит вслед. А помощник Сталина обыскивает убитого. Достает часы Рутенберга и перекладывает себе в карман. К кисету с золотыми монетами.

Петроград. Смольный. Штаб.

День.

Ленин протискивается сквозь круговорот галдящих, суетящихся рабочих, матросов и солдат. Проходит мимо раздающего указания Иоффе:

– Товарищ Крыленко, быстро в Броневой дивизион! Там буза! Пойми, родной, у кого броневики, у того и город! – Подвойскому: – Коля! Бери Чудновского и на Гатчину! Там разыщете Петерса и его латышских стрелков. [81]

Иоффе входит к себе в комнату.

Петроград. Смольный. Штаб.

Комната Иоффе. День.

У стола с едой хозяйничает Ленин. Он наливает из термоса чай и выбирает в вазе пирожное.

В дверь всовывается Подвойский. Кричит Иоффе:

– А можно, Адольф Абрамович, роту из Семеновского полка прихватить?! Ребята просятся.

– В жопу «семеновцев»! В Гатчине нам нужны серьезные бойцы, а не эта дезертирская шваль! Вперед, Коля! И дверь прикрой! – Иоффе поворачивается к Ленину: – Всё нормально, Владимир Ильич! Возникают вопросы…

– …и вы их блестяще решаете! Что с прессой?

– Все газеты закрыты. Все типографии опечатаны. Выставлены караулы.

– А мы еще этим писакам вставим в их задницы Декретик о печати. [82]Вы великий человек, Иоффе! И ваш профессор Адлер великий человек! Продолжайте, дорогой Адольф! – Ленин аккуратно откусывает от пирожного, стараясь не запачкаться кремом, и запивает чаем: – Как говаривал генерал Трепов в девятьсот пятом году… «Патронов не жалеть!», – добавляет с ехидцей, – И денег тоже. Нам дадут еще!

Ленин останавливается перед дверью, ведущей в штаб. Там ор, звонят телефоны, и висит плотное облако табачного дыма.

Ленин морщится, ёжится. Поворачивается и выходит через маленькую дверь в стене, ведущую на черный ход.

Петроград. Смольный. Кабинет Ленина.

День.

Входит Ленин, напевая. Его уже ждут. Джон Рид и его боевая подруга Луиза Брайант.

– Моя жена и прекрасный журналист Луиза Брайант, – представляет Джон Рид.

– Ленин! Не миф! – представляется Ленин с лукавой улыбкой. – Нуте-с. Я обещал вам вчера? И, как видите, сдерживаю слово. Вы первый журналист, берущий у меня интервью в первый день нового мира! Спрашивайте! На все вопросы отвечает Ленин!

Джон Рид и Луиза Брайянт открывают блокноты.

КОММЕНТАРИЙ:

Джон Рид.В августе 1919 года станет одним из основателей Коммунистической партии США. Будет избран членом Исполкома Коминтерна.

Умрет в Москве 19 октября 1920 года. Официальная версия – тиф.

Урна с прахом будет установлена в кремлевскую стену на Красной площади в Москве.

Петроград. Тюрьма «Кресты».

Каптерка. День.

Терещенко и Рутенберга стригут наголо.

Рутенберга стригут вторым, и когда он заходит в каптерку за робой, Терещенко уже облачен в рваную куртку размера на два меньше и в короткие штаны с дырками.

Рутенберг смотрит на Терещенко. Не может сдержать улыбки.

Потом он поворачивается к каптерщику:

– Ты про «Мартына» слышал? – спрашивает Рутенберг сурово.

– А то! Это ж ты «Мартын»! – отвечает каптерщик.

– Правильно. И за этого парня я стою. Понял?

Каптерщик извиняется. Быстро подносит Терещенко пусть и не новые, но чистые и целые куртку и штаны в размер.

Петроград. Тюрьма «Кресты».

Медицинский пункт. День.

Тюремный врач осматривает Терещенко:

– Слава Богу, не воспаление легких. Бронхит! Выпишу аспирин. Банки будем ставить, – смотрит рану на руке Рутенберга. – А у вас, господин Рутенберг, тоже, слава Богу, просто царапина. – Счастливчики вы, господа! А что?! Вы разве не знаете? Сегодня утром везли двух арестованных чиновников министерства финансов из Петропавловской крепости в больницу. А толпа разъяренных рабочих машину остановила, перевернула. И их убили. Ужас, что делается, господа!

– А ведь это нас ждали «разъяренные рабочие», – шепчет Рутенберг Терещенко. – Видите! Ваш Ленин держит слово!

Входит начальник тюрьмы. За ним маячат два матроса, на которых он всё время оглядывается:

– Здравствуйте, здравствуйте. С прибытием к нам. Перевязки сделаны, лекарства употреблены? Развести по камерам! Извините, но приказ «раздельное содержание».

Петроград. Тюрьма «Кресты».

Коридоры. Камера. День.

Терещенко и Рутенберга ведут по тюремному коридору.

Лязгают засовы. Двери одиночных камер закрываются.

Терещенко оглядывается. Присаживается на топчан. Тишина. И видения…

Да. Увы, в тюрьме много свободного времени. И без видений никак. Ярких, сочных. В лучших традициях романтизма. Когда всё светится, но немного размыто.

ВИДЕНИЯ ТЕРЕЩЕНКО:

Париж. Подъем по лестнице. Огромный букет роз. Дверь распахивает розовая от сна, смеющаяся Марго.

Пробег по набережной. Рука Марго в его руке.

Канны. Набережная Круазет. Проезд в автомобиле. Солнце в летящем по ветру шарфе Марго.

Вот Марго, оглядываясь, взбегает по трапу на яхту.

Петроград. Тюрьма «Кресты».

Камера. День.

Терещенко, небритый, заросший ходит по камере. Приоткрывается окошко в двери камеру. Надзиратель закидывает пакетик:

– От «Мартына» – шепчет он.

В пакетике маленький кисет с табаком, несколько кусочков бумаги для скрутки и спички. Терещенко учится сворачивать самокрутку.

Получается. Закуривает.

ВИДЕНИЯ ТЕРЕЩЕНКО:

Средиземное море. Волны плещут о борт яхты. Блики на воде. Шампанское искрится в бокалах. И опять улыбка Марго.

Монако. Казино. Рулетка. Зеленое сукно. Раскладываются игральные карты. Роковая женщина напротив. Игровой стол накрывают чехлом (знак, что проиграло казино). Извиняющийся толстяк – администратор казино – кланяется и кланяется. И говорит, говорит.

Петроград. Контора издательства «Сирин». Торжествующая сестра Пелагея рядом склонилась над первой, изданной в «Сирин». Это собрание сочинений Александра Блока. И рядом сам поэт. Он растроганно листает книгу и бросается с объятьями.