Лев Клиот - Судьба и воля

– Почему бы нет? И вообще, Борис, где ты их нашел? Я не встречал ничего подобного на всем побережье.

– Русские, из России, балетное училище в Перми, слышал про такой город? – Феликс отрицательно покачал головой. – Мой приятель, хозяин варьете в русском ресторане в Ницце, пригласил их на сезон и одолжил мне на вечер. Так что, познакомить?

– В твоем вопросе я чувствую подвох, – Феликс хитро прищурился, глядя на хозяина вечеринки.

– Я просто волнуюсь за тебя: что ты будешь делать, если она скажет «да»?

Залманович усмехнулся:

– Ладно, ладно, насладимся созерцанием.

Гости расходились далеко за полночь. Последними прощались Гигерман – он ждал такси в аэропорт Ниццы – и Люк Лерой. Лерой чуть не упал, спускаясь по лестнице с верхнего уровня, и выговорил Борису в который раз по поводу неправильного устройства этого винта. Деревянные ступеньки в виде сужающейся к центру трапеции, по его мнению, представляли серьезную травмоопасность. Борис каждый раз обещал внимательно отнестись к замечаниям доктора и заменить ступеньки на прямоугольные, и однажды даже пригласил мастера по этому вопросу, но до конца дело не довел.

«Травмоопасность»! Его смешила употребляемая Лероем профессиональная лексика в бытовых вопросах.

Джастин Белл, сценарист, которого Джейсон привез с собой в Жуан-ле-Пен, приступил к делу сходу, минуя чайные церемонии. Было видно, что перспектива создания фильма по мотивам истории жизни его собеседника захватила этого парня целиком. Борис разглядывал его, внимательно слушая поток быстрой, без пауз, речи. Невысокий, до сорока, уже лысоват, физически крепкий парень и очень энергичный, просто искрит. Наверное, другие в этом голливудском мире не выдерживают.

Джастин мельком пробежался по самому сценарию: он знал, что Борис его прочел, и, хоть подробного взаимного обсуждения не было, Джейсон заверил его в том, что впечатление у отца скорее положительное. Разговор шёл в основном о планах посещений ключевых мест сюжетной линии: в Риге, в Мюнхене, в Париже, маршруты во Франции и Италии. Париж стал отправной точкой и штабом, в котором обсуждались итоги поездок по окружности, центром которой территориально служил отель «Плаза Атене». Сюжетная заготовка обрастала подробностями, фактурой, новыми персонажами после каждого полета, поездки, прогулки по узелкам этой длинной веревочки, которая, слава Богу, еще вилась, подогревая жизнь героя азартом созидания.

Борис, особенно на первом этапе, был увлечен в большей степени, чем предполагал. Он согласился на создание этой картины скорее для того, чтобы наладить отношения с детьми, и с Джейсоном – в первую очередь. Залесский испытывал сложные чувства в общении со своими сыновьями не только в связи с разводом и уходом в другую жизнь. После того, как он закончил с делами, у него возникло ощущение неких качелей, на которых он потерял свой вес, авторитет, свое значение в глазах детей, которые, напротив, все были в бизнесе, все на подъеме, постоянно куда-то торопились, следили за стрелками своих «Rolex» и при встречах отключали звук слишком часто звонивших телефонов.

Его телефон теперь звонил редко, так редко, что порой он вообще оставлял его дома, если приходилось куда-то выехать на своем «Twingo». Качели подняли его вверх, невесомого, малозначащего, под насмешливыми взглядами его парней – так он себя ощущал, хоть на деле ничьим другим ощущениям это не соответствовало. Да он и сам понимал, что лукавит в своем самоуничижении. Это было чувство, никогда прежде не испытанное, смешанное из многих ингредиентов: семейных переживаний, продажи «Ривиеры», жалости к себе – стареющему «королю». Все острее становилось осознание сужения возможностей, снижение качества жизни, слишком многое нужно было переоценить, слишком ко многому стало нужно приспосабливаться. Ему, прошедшему все круги ада, снова приспосабливаться. Накапливалось темное в душе, искало выхода. Количество таблеток, которое ему приходилось принимать, едва умещалось в ладони.

Кино и вся суета, которая в связи с ним возникла, оказались для него спасением. Залесский ожил. Ему доставляло удовольствие выписывать чеки на расходы, связанные с перемещениями по маршрутам, утвержденным сценаристом. Он вновь был в своей среде: аэропорты, отели, рестораны, принятие решений. Многих из старого круга общения уже не было в живых, а оставшиеся состарились, но все они были рады принять участие в воссоздании картины прошедших лет, и в «Распутине» уже новое поколение артистов повторяло с прежним воодушевлением: «Дядя Боря, как давно мы тебя ждали!».

Джастин брал с собой в поездки кого-нибудь из операторской группы, к ним присоединялся Джейсон, иногда Джоанна, ну и, разумеется, Борис. В таком составе они и путешествовали. Джастин – дотошный парень – мог полдня провести в точке на местности, которая для одного из эпизодов казалась ему особенно важной, и вымотать душу у человека, который мог вспомнить историю, представляющую для сценария хоть какую-то ценность. Помимо компьютера у него с собой всегда была пачка белых карточек, пронумерованных в верхнем левом углу, и к каждому фрагменту выстраивающегося сценария он заполнял ровным аккуратным почерком очередную карточку. Джейсон удивлялся такой его привычке в компьютерный век, но Джастин объяснял это его особенностью запоминать события. Эти пронумерованные карточки складывались в его сознании в стройную последовательную картину, и он безошибочно находил нанесенные его «паркером» на белое поле, часто второпях, строчки: схваченные за хвост, молниеносно проносящиеся мысли, идеи, ссылки на другие материалы, интервью, записанные на камеру, фотографии местности, исторические справки.

Через полтора года на письменный стол Бориса Залесского легла внушительная стопка трехсотстраничного отпечатанного на лазерном принтере текста киносценария с предварительным названием «ВОСХОЖДЕНИЕ».

Борис читал всю ночь, под утро уснул и проспал до обеда. Дыня с прошутто, круассан и две чашки кофе привели его в чувство. Он выехал за ворота на третьей реинкарнации преданного «Twingo». Вместе с Жоззет они посещали Женевский автосалон каждый раз, когда появлялась новая модель этого «лучшего в мире автомобиля». Жоззет отвечала за выбор цвета, соответствовавшего тенденциям сезонной моды. Эта машина была выкрашена в темно-серый металлик.

Залесский ехал на север. Он гнал свою маленькую машину безо всякой цели, лишь бы подальше от необходимости, услышав вопрос, отвечать на него. Стараясь избегать нагруженных транспортом дорог, постепенно забирался в сельскую местность, с редкими придорожными кафе, живописными полями и виноградниками. Через два или три часа у одного из таких кафе он остановился, почувствовав, что проголодался. Съел яичницу с беконом и выпил баночку «Хайнекена». На обратном пути запутался в выстроенных за последнее время сложных развязках: