Валерий Кормилицын - Держава (том второй)

— А вот мы с Зерендорфом думаем, что выйдет, — встал со своего снопа Рубанов, краем глаза заметив, что Зозулевский одобрительно кивает головой. — Кашталинский не боевой генерал, как и Келлер. Десять лет, до 1900 года, когда вышел в отставку, управлял государевым имением Мургаб, заслужив этим в 1899 году чин генерала, — горячился Аким. — И вдруг два года назад определился на службу с назначением командиром бригады, а в этом году стал командующим 3‑й восточно–сибирской стрелковой дивизии, в коей состоит наш полк.

— Так, Рубанов, остынь, — строго произнёс Яблочкин. — Хотя у тебя отец и генерал, это не даёт права обсуждать высших начальников… Чином ещё не дорос.

— Господин полковник, — видя, что Аким растерялся, встал на его защиту Зозулевский, от волнения ещё сильнее окая и даже заикаясь. — Поручик Рубанов не генеральский сынок… А сын генерала! Все офицеры полка так считают. И не его вина, что отец дослужился до чина генерал–лейтенанта, — несколько снизил накал страстей.

Яблочкин, уразумев, что сказал бестактность, и офицеры не на его стороне, встал и извинился:

— Простите, поручик. Но ведь Николай Александрович — ваш однокашник. Тоже закончил 1-ое военное Павловское училище. Так ваша альма–матер тогда называлась, — заставил задуматься Зозулевского, не матерится ли господин полковник. — Хотя бы за это вы обязаны относиться к нему с уважением. И служа в 6‑м Туркестанском линейном батальоне, принял участие в двух походах против туркмен, заслужив орден Святой Анны 3‑й степени с мечами и бантом. Вот когда заработаете такой же, позволю обсуждать генералов, — под улыбки офицеров уселся на своё предводительское место. — О Фёдоре Эдуардовиче Келлере — ни слова, — уже сидя, распорядился он. — Потому как граф закончил Пажеский корпус, — сам того не желая, развеселил подчинённых. — Молодые, энергичные пятидесятичетырёхлетние генералы… Они ещё покажут японцам кузькину мать… Это вам не семидесятилетний папашка Линевич, — прикусил язык, но было поздно.

Офицеры разразились здоровым солдатским хохотом.

«Армия перестаёт уважать своих генералов, — вздохнул полковник, — а возможно, я вскоре им стану…».

Ночью, перед боем, Натали не спала, размышляя о жизни под успокаивающую трескотню цикад. А под утро услышала приятное пение незнакомой птицы: «Вот бы увидеть её», — выглянула из палатки.

Никакой птицы, конечно, не заметила.

«Хоть он мне и безразличен, этот предатель, но я буду молиться за него, — перекрестилась на маленькую иконку, пришпиленную повозочным в углу палатки. — А подруга всю ночь прощалась со своим артиллерийским подпоручиком», — хихикнула она, глянув на не разобранную постель.

Лагерь просыпался.

В вёдрах, на дымивших кострах, кипятился чай. В батальонных кухнях, неподалёку в низине, варилась каша. Полк жил своей размеренной, повседневной жизнью. Солдаты умывались и строились на молитву. Затем пили чай, после которого офицеры стали проводить осмотр винтовок, и попутно, длину ногтей.

— Дришенко, — замерев сердцем, услышала голос Рубанова. — По деревьям лазить собрался? Подстриги когти. Ефрейтор Козлов, прими к сведению, — обернувшись, увидел улыбающуюся Натали и, оставив взвод на попечение Сидорова, подошёл к ней. — Доброе утро, сударыня. Как почивали, — приятно коснулся губами женской руки.

«О-ох, как я его ненавижу», — даже не подумала отдёрнуть от мужских губ руку:

— Почивала прекрасно. До утра не просыпалась, — соврала, не покраснев. — Вечером в бой? — задрожав голосом, спросила она.

— Китайские кули уже проболтались, — хмыкнул Аким. — Да, сударыня, нынче ночью поколотим японца, — улыбнулся он. — Извини, Натали, служба, — козырнув, пошёл к своей полуроте. — После боя увидимся, — обернулся он, и со смехом погрозил красавцу–дятлу, полетевшему в сторону японских позиций. — Видела шпиона? — помахал ей рукой.

«Если бы не ушёл, то спросила: «Не у этого ли летучего шпиона купил белые штаны и халат с драконами?», — отчего–то вытерла глаза, направляясь к палатке.

Вечером, сам Яблочкин построил 1‑й батальон.

— Равняйсь, нестроевщина, — шутил он. — Как всегда, кто в сосновый лес, кто по дубовые дрова…

— Да-а, будут нынче кому–то дубовые дрова, — исподтишка перекрестил живот Дришенко.

Не каркай! — укорил его Егоров. — Чего раскаркался, словно китайский дятел…

В строю никто не улыбнулся. К тому же громко прозвучал сигнал трубача, и ещё более громко, эхом затерявшись где–то в горах, раздалась команда Яблочкина: «Смир–р–р-но!».

Батальон выстроился на склоне, и с любопытством наблюдал, как на тропинке, ведущей от подошвы сопки, показалась голова, потом плечи с золотыми генеральскими погонами на белом кителе, затем, во всей красе, появился весь генерал–майор Кашталинский.

Приняв рапорт и поздоровавшись с молодцевато ответившим батальоном, эхо от которого, во много раз превысило предыдущее, генерал пошёл вдоль строя, поздравляя каждую роту с предстоящим сражением, и блаженствовал от криков: «Ура!».

— Похоже, японезов перепугали, — шепнул Дришенко Егоров. — Сейчас головы ломают, сукины дети, чего это на русских позициях так орут… Может, в атаку собрались…

— Да не-е. Подумают, что лишнюю порцию водовки раздали… Вот и веселится народ, — тоже шёпотом ответил Артём.

Под водительством Яблочкина, парадным шагом, батальон направился на боевую рекогносцировку, а генерал Кашталинский в штаб дивизии, руководить боевыми действиями.

Спустившись с перевала, батальон пересёк бобовое поле и захрустел гаоляном.

— Вот где чёрт ногу сломит, мать его в свиное рыло, растудыт, — бурчал Егор. — И сдались мне на старости лет эти подвиги…

— Ну чего матюгаешься, дядька Егор, — сдерживая смех, захлюпал носом Дришенко. — Царь–батюшка сапоги тебе выдал, одёжу справную, да ещё прогуляться перед сном вывели… Свежим воздухом, для ради аппетита подышать…

— Да лучше бы я с твоим батькой, старичком Дришенко, водку на завалинке пил, обсуждая, как мост править станем, — повеселел от приятных воспоминаний солдат и чуть не упал, угодив сапогом в неглубокую ямку. — Подлый китайский крот… Чуть ногу из–за него не подвернул.

— Чего–то ты, дядя Егорша, как бычок на клевере резвишься, — тихо засмеялся Егоров, а за ним и Дришенко.

— Петька, в шею щас наваляю, узнаешь, как над старшими надсмехаться.

— Тихо! Кому там весело? — рыкнул Зозулевский, радуясь в душе, что солдаты перед боем не унывают: «А там уж, кому какая судьба…», — стал глядеть на вспыхивающие и гаснущие огоньки на вершинах ближайших сопок. — Рубанов, а ведь это японцы сигналят о наших передвижениях, — не успел произнести, как с правого фланга раздались редкие ещё выстрелы. — Ну вот, началось, — перекрестился он: «Хорошо, что тучи луну закрыли и не видно ни зги…» — К бою! — негромко отдал команду.