Валерий Кормилицын - Держава (том второй)

— Да что с тобой? — почуяв недоброе, принялся надевать штаны подпоручик. — Муж приехал? — пошутил он, но женщина в страхе указывала на дверь рукой.

Вытащив из кобуры не шоколадный, а боевой револьвер, Банников выбежал на крыльцо, прищурившись от солнца и вдохнув запах цветущей сирени и дыма.

«Снег что ли пошёл?» — удивлённо подумал он, разглядывая круживший в воздухе белый пух от распоротых и выброшенных на улицу перин и подушек.

— Во-о! Ещё один жидок, — услышал довольный голос, и собравшаяся у крыльца толпа двинулась в его сторону.

— Я те, пьяная рожа, сейчас покажу — жидок, — выстрелил в воздух. — Пулей разлетелись по домам, стервецы похмельные.

Толпа прянула в разные стороны.

Вернувшись в дом, надел белый китель и, пристегнув шашку, вышел на крыльцо во всём своём блеске.

— Вы ещё тут? — поиграл револьвером, заметя двух пробегающих людей.

Один из них обернулся и выстрелил в офицера.

Без раздумий, и не целясь, Банников выстрелил в ответ.

Худой сутулый мужчина захромал, ухватившись за ногу.

«В казарму следует идти… Не понятно, чего в городе творится», — отказался от преследования стрелка, исчезнувшего в чьём–то саду.

В казарме полковник, которому уже успел надрать плюмаж генерал–лейтенант Бекман, заорал на вошедшего офицера:

— Где вы шляетесь, господин подпоручик… Тут весь город на ушах стоит.., а вы на чём? — не дождавшись ответа, продолжил: — Берите людей и принимайте энергичные меры по пресечению беспорядков. Встреченных на улице нижних чинов направляйте в казарму, а бесчинствующих — в участок.

К ночи беспорядки прекратились, а с утра начались аресты.

— Господин губернатор, к утру 9‑го апреля задержано 816 человек, — заглядывая в рапорт, доложил фон Раабену Левендаль. — Аресты проводят солдаты и полиция. Обнаружены 42 трупа, из коих 38 евреев. У всех убитых повреждения нанесены тупыми предметами: камнями, дубинами, кольями, — ввёл в содрогание пожилого чиновника жандарм.

— Царствие им Небесное, — дрожащей рукой перекрестился губернатор. — Продолжайте расследование, а я отпишу в Петербург.

Царская семья провела Пасхальную неделю в Москве.

Император, императрица и великие княжны приняли участие в крёстном ходе из Кремля в Данилов монастырь. Совершили поездку в Новый Иерусалим, посетили Сиротский приют, что рядом с Алексеевским монастырём.

Приехав оттуда, Николай принял испросившего аудиенцию Плеве.

— Ваше величество, не хотелось в такие светлые дни вас расстраивать, но в Кишинёве случилось несчастье. Драка между православными и евреями переросла в избиение последних и порчу их имущества… Хотя, как мне доложили, спровоцировали конфликт евреи.

— Как же так, Вячеслав Константинович? — изумился император. — Хоть империя наша бесконечно огромна, но за порядком, согласуясь с вашей должностью, должны следить неукоснительно. Даже в самом маленьком посёлке люди должны чувствовать власть, — в волнении стал ходить по кабинету, без конца приглаживая ладонью бородку, что выдавало, как знал фон Плеве, высшее недовольство императора. — А Кишинёв не маленький посёлок… Зачем же мои предки вели столько войн, дабы присоединить его вместе с Бессарабией к России. Для того, чтоб там подданные убивали друг друга? — чуть успокоившись и перестав приглаживать бородку, уселся в кресло. — Фон Раабена в отставку, — не сдержавшись, стукнул кулаком по подлокотнику. — Провести полное дознание. Виновных наказать. Да-а. Новым губернатором назначить этого либерала, князя Урусова.

Видя, что Плеве поморщился, добавил:

— Я тоже не люблю его… Но, надеюсь, вы слышали, что существует такое понятие, как ПОЛИТИКА, — по слогам произнёс он, заметив, как покраснел министр. — И снять с должностей всех чиновников, допустивших нераспорядительность и бездействие.

— Будет исполнено, ваше величество, — поклонившись, вышел от государя министр внутренних дел.

«Как мальчишку отчитал, — вздохнул он, — особенно «политикой» ткнул», — направил в Кишинёв директора Департамента полиции Лопухина, иронично подумав: «При его либеральных симпатиях, будет вне подозрений «прогрессивной» общественности… И государь поймёт, что я тоже немного разбираюсь в ПОЛИТИКЕ».

Согласно докладам Лопухина, вице–губернатора и полицмейстера перевели служить в отдалённые районы, куда Макар телят не гонял.

На этот раз на квартире Абрама Самуиловича собрались солидные люди из «Бюро защиты евреев».

Папа—Шамизон детей на встречу не позвал. Пригласил лишь профессора Рубанова и фабриканта Шпеера.

— Знакомьтесь, господа, — представил друг другу присутствующих. — Винавег-г, Кг–голь, Бг–гаудо, Кулишег-г, Бг–гамсон, Слиозбег-г, Познег-г.., а это мои дг–гузья, пг–гофессог–г Г-губанов и финансист Шпеег-г, — в каждого потыкал рукой с перстнями на пальцах: «Ну почему, кроме моей, все еврейские фамилии имеют букву «р». Я её ненавижу даже сильнее, чем кровавый царизм», — сделав печально–суровое лицо, продолжил: — Мы все знаем об ужасном пог–гоме в Кишинёве, — горестно поморгал и пошмыгал носом.

Шпеер, на всякий случай аккуратно сняв монокль, потёр изгибом указательного пальца глаз.

Рубанов скорбно покачал головой, а господа из «Бюро защиты» закатили к потолку глаза, переполненные тысячелетней еврейской грустью.

— Деньги — второстепенны, — вернувшись с небес на землю, произнёс Познер. — Главное — мысль, идея и слово. А финансы служат для того, — пренебрежительно окинул взглядом Шпеера, — чтоб донести идею до масс. В результате, вооружённые идеей массы завоюют нам власть. А где власть — там и деньги!

— Вы правы, господин Познер, — поддержал его Кроль. — Маркс выдвинул экономический лозунг: «Товар–деньги–товар», а мы — политический: «Идея–власть–деньги».

«Но деньги присутствуют везде, — внимательно слушал новых знакомых Георгий Акимович, — вот они — умные головы, а не в нашем университете. От теории смело идут к практике».

— Власть дороже денег, — взял слово Винавер. — У кого есть власть, у того будут и деньги. Они производны от власти. Нам нужна власть. Царизм устарел, выродился и одряхлел. Царь не дорожит своей властью. Дорожит Россией, но не властью… И мы должны.., нет.., обязаны забрать её. И власть. И Россию… Для этого хороши все средства: ложь, подкуп и убийства…

Рубанов задумчиво поглядел на Винавера, прекрасно одетого, интеллигентного и умного еврея, впервые подумав: а чем, собственно, мы недовольны?, — но мысль эта, с последующими словами оратора, быстро покинула его голову.

— Думаю, многие демократические, — саркастически улыбнулся, — русские писатели поедут в Кишинёв, чтоб всё узнать из первых уст… Вот и пусть информация будет немножко преувеличена… Для того литература и призвана, чтоб находить какие–то второстепенные эпизоды и превозносить их, как Горький босяков.