Валерий Кормилицын - Держава (том второй)

— А что это за картина на стене? — поинтересовалась Лиза, с любопытством разглядывая шедевр.

— Это мне юнкера подарили, — скромно потупившись, объяснил Глеб. — Как вы видите, горизонтальная линия делит лист на две части: верхняя часть означает небо, а нижняя — пустыню. И надпись: «Властелин планеты «Славная Школа» 1903 г.». Это обо мне…

— Скромность украшает мужчину, — язвительно фыркнула двоюродная сестра.

Аким мысленно с ней согласился.

— О-ой, смешно, — возмутился Глеб. — Думаете легко стать живым богом?..

Не заметил, как профессор и дочка переглянулись и покачали головами.

— После некоторых неудач я стал лучшим наездником среди «зверей» и благородные корнеты, уразумев это, преподнесли мне шпоры.

— До этого они тебе золотую репу преподнесли, — слегка куснул брата Аким.

— … Шпоры даются за успехи в верховой езде, и считается большой честью оказаться в первой десятке, получивших эти знаки отличия, — не слушая его, продолжил Глеб.

— Ну, как я знаю от старшего брата, — закусывая шустовский коньяк, забубнил Георгий Акимович, — юнкера–николаевцы — большие оригиналы… Особенно по отношению к младшему курсу. И в чём заключается тайный смысл церемонии?

— Ночью, в одном нижнем белье проскакать по городу на лошади, — предположила Лиза и покраснела под взглядами матери, тёти, братьев и мадам Камиллы.

— Лиза-а, прочтите книгу господ Юрьева и Владимирова «Светская жизнь и этикет. Хороший тон», — глянул на мадам Камиллу Аким, — А свод законов Клеопатры Светозарской — это уже вчерашний день…

Мадам Камилла подняла глаза к потолку, запоминая фамилии, и с уважением окинула взглядом молодого офицера.

— Не надо меня учить, господин подпоручик или как вас там, — засверкала глазами девушка.

— Нет, мадемуазель, надо, — заупрямился Аким, решив преподнести сестре урок: «Нет ничего важнее и хрупче, чем честь дамы, — пишут вышеназванные господа, — она походит на зеркало, которое тускнеет от одного дыхания».

Мадам Камилла оглядела себя в висевшее на стене, рядом с картиной «Властелин планеты» зеркало, и к её радости оно не потускнело.

«…Поэтому дама должна избегать всего того, что могло бы послужить поводом к невыгодным для неё толкам», — наизусть шпарил Аким.

«А господа Юрьев и Владимирский не столь уж и глупы», — подумала мадам Камилла.

— Неплохо! — почесал в затылке Глеб.

— … Некоторым юношам тоже небезынтересно узнать о приличиях, — благосклонно оглядел младшего брата Аким: «Чесать в голове, запускать пальцы в волосы, в нос, в ухо и тушить свечу перед носом присутствующих — верх неприличия».

— А я и не тушу, — оправдался Глеб.

— А что делали со шпорами? — стал выпытывать Аким, забыв о Лизе.

Максим Акимович даже отложил куриную ножку, чтоб не прослушать азы новой юнкерской церемонии.

— Ну уж не в кальсонах по Питеру скакать… Это вульгарно, — так глянул на сестру Глеб, что она яростно сжала под столом кулачки. — Всего–навсего, в первую ночь после вручения шпор, дабы на всю жизнь сохранить в памяти сие важнейшее событие, — заулыбался корнет, — следует лечь спать с тяжёлыми восьмидюймовыми шпорами на голых пятках.

Лиза, разжав кулачки, вновь покраснела.

— И как вы в них спали? — поинтересовалась она.

— Прекрасно. Но только до того момента, пока проснувшийся благородный корнет не заорёт диким голосом: «Не слышу звона шпор!».

За столом все замерли, вперив взгляды в счастливчика.

— И что вы делали? — промокнула губы салфеткой Любовь Владимировна.

— Что и положено в данном случае — трепыхал ногами, чтобы шпоры издали звон…

Ирина Аркадьевна схватилась за сердце, а её супруг громогласно захохотал:

— Ну, даю–ют корнеты… «Не слышу звона шпор», — веселился генерал. — У нас такого не было, не додумались, — разочарованно вытер слезящиеся глаза.

— Ужас! Как можно спать в шпорах, — передёрнула плечами Лиза. — И что за сны будут сниться?

— Кстати, о дамах и снах, — спохватившись, выпил налитое Аполлоном вино Аким. — Из правил хорошего тона, — пояснил он: «Перед сном следует полистать французский роман… «Но не газету с политической статьёй», — сурово воззрился на сестру. — Засыпая, ни о чём грустном не думать… «коли на пятках нет шпор», — хмыкнул Аким. — В особенности не думать о нищих, мышах, — стал загибать пальцы, — о пауках, — радостно заметил, как брезгливо сморщилась сестра, — сиротах, которые кричат: «мама, мама-а»», — развеселил мужскую часть компании, — и привидениях…».

— Особенно о стороже Пахомыче и дворнике Власыче, — вставил Максим Акимович, развеселив женскую аудиторию.

«…А видеть непристойные сны — верх неприличия для молодой дамы», — подытожил подпоручик.

— А если снятся? — дрожащим голосом произнесла мадам Камилла.

Все без исключения дамы замерли, ожидая ответа.

— В подобном случае следует, пишут составители книги, отнюдь не увлекаясь любопытством посмотреть, что будет дальше, немедленно проснуться…

— Поцеловать мужа, — успел вставить Максим Акимович.

— … и повернуться на другой бок, — под смех общества закончил разговор о правилах хорошего тона Аким.

— Про шпоры слышали, дети, — отвлёк сыновей от разговора о сновидениях, Георгий Акимович.

И на их утвердительные кивки задал вопрос:

— А теперь пойдёте в военные?

— Так точно! — чуть не хором воскликнули сыновья.

— Романтика! — добавил Арсений.

Покачав головой, профессор ухмыльнулся и произнёс:

— Спать со шпорами на пятках, несомненно, романтично и весьма полезно для изучения юнкером наук. Господин корнет, — с плохо скрытой иронией произнёс Георгий Акимович. — И как вы сдали экзамены?

— У меня 12 баллов по гиппологии.

— Чему? — поразилась Лиза.

— Гиппологии. Это наука о лошадях. А что ж, по–вашему, в кавалерийском училище я должен изучать процесс создания промышленного сыроварения в Смоленской губернии? — привёл в восторг отца и брата. — На выпускном экзамене по этому предмету, в числе прочего, я успешно подковал одно переднее и одно заднее копыто лошади…

— Это ж надо, какой молодец, — язвительно засмеялась сестра. — Летом, в Рубановке, сможете помогать кузнецу.

— К тому же я могу пятьсот раз присесть или отжаться от пола, — похвалился Глеб, не обратив внимания на язвительность сестры. — Все студенты вашего факультета, дядечка, ссумировав свои усилия, на пятьсот приседаний не потянут.

— Даже если профессоров приплюсовать, — поддержал сына Рубанов–старший.

— Я не этому студентов учу, — обиделся младший.

— Камнями в генералов кидать ты их учишь, — осудил систему университетского образования Максим Акимович.

— …Кроме того, прекрасно изучил азбуку Морзе, — весьма зря зачислил это в свою заслугу Глеб, ибо дядя просто вцепился в подброшенную информацию.